заметили.
– А спальни гостей?
– Там тоже ничего особенного.
Доктор, стоявший рядом с телом, начал терять терпение.
– Господа, – сказал он, – в данный момент я больше ничего не могу сделать. Поскольку ведется расследование, я не могу ни сделать вывод о том, что это было самоубийство, ни подписать разрешение на захоронение. Тело необходимо увезти на вскрытие.
– Естественно, – ответил Гийомен, глядя на белую простыню, накрывавшую жертву. – Комиссар, буду совершенно откровенен. Убийства здесь случаются редко, и я не привык проводить подобные расследования. Учитывая ваш послужной список, я бы очень хотел, чтобы вы помогали мне до прибытия ваших коллег из криминальной полиции. Возможно, это не совсем по правилам, но…
– Уверяю вас, лейтенант, я сделаю все возможное, чтобы помочь вам.
– Благодарю. Что вы предлагаете делать дальше?
Лицо комиссара озарила улыбка.
– Гости утверждают, что у каждого из них есть неопровержимое алиби. Необходимо без промедления серьезно допросить их… по одному, разумеется. Уверен, они будут гораздо разговорчивее, чем раньше.
Глава 10Обман
Доктор Вотрен еще не оправился от удара. Он сидел в кресле в библиотеке – той самой, по которой бродил Форестье, когда прозвучал выстрел, и которая должна была послужить импровизированной комнатой для допросов, – и явно волновался. К сожалению, комиссар знал, что судить о виновности человека по внешним признакам нельзя: некоторые преступники держатся совершенно хладнокровно, а порядочные люди теряются, словно заранее признавая вину.
– Почему меня допрашивают первым?
– Это я предложил лейтенанту, – дружелюбно ответил Форестье. – Я понимаю, что вы переживаете из-за смерти графа, и предпочел избавить вас от долгого ожидания.
– Да, да…
Гийомен откашлялся и заговорил:
– Как вы понимаете, нам нужно как можно точнее определить, что делал каждый из вас этим вечером. Расскажите мне, пожалуйста, все то, что вы уже рассказали комиссару.
Вотрен безучастно перечислил, что он делал, то есть совсем немногое. Гийомен тщательно записал показания в блокнот.
Доктор не выходил из гостиной с тех пор, как ее покинул граф, и до того момента, как раздался выстрел. Он сидел у камина, в котором шипело пламя и потрескивали поленья. Он не заметил ничего странного, но удивился, услышав концерт Баха: прежде ему показалось, что граф был раздосадован неожиданным звонком и вряд ли собирался слушать музыку.
Форестье и лейтенант быстро переглянулись: значит, не только их это удивило.
– Вы сказали, что мадам Лафарг оставалась с вами в гостиной; можете ли вы подтвердить это?
Вотрен лишь кивнул.
– Доктор, это очень важно. Мы пытаемся удостовериться в надежности алиби. Вспомните, когда вы были в гостиной, мадам Лафарг выходила из нее хоть на минуту?
– Сначала она была рядом, но когда допила очередной бокал, сказала: «Пойду припудрю носик».
– Прошу прощения?
– Полагаю, это такой изящный способ сообщить, что у нее есть насущная необходимость.
Форестье и Гийомен в смятении посмотрели друг на друга.
– Как долго она отсутствовала?
– О, точно не скажу… Минуты три, может, больше… Услышав взрыв, я поднялся. У кабинета мы с мадам Лафарг оказались одновременно.
Форестье, помолчав, окинул доктора Вотрена холодным тяжелым взглядом.
– Почему вы солгали, когда я задал вам этот вопрос?
– Я не лгал! Мадам Лафарг не успела бы совершить убийство за такой короткий промежуток времени. Когда она притворилась, что не выходила из гостиной, и взяла меня в свидетели, я не знаю… Меня словно загнали в угол.
Форестье не ошибся в своих предположениях: доктор Вотрен был настолько покладист и покорен по натуре, что не осмеливался возражать, даже когда дело угрожало обернуться не в его пользу. Разве что ему было бы выгодно обратиться за алиби к мадам Лафарг.
Комиссар спросил доктора об отношениях с графом. Вотрен ответил, что они знакомы лет пять или шесть и встретились на светском рауте в Париже, когда граф еще бывал в обществе. С тех пор виделись несколько раз, но друзьями не стали, и Вотрен никогда не был врачом графа.
– Вы знали кого-нибудь из гостей до того, как приехали вчера вечером?
– Нет. Я знал генерала и журналиста, но только по именам… Как, вероятно, и вы, комиссар.
Дальнейшие вопросы задал лейтенант. Он хотел уточнить время событий. Телефон зазвонил ровно в десять вечера, это было установлено. По словам Вотрена, пластинка заиграла через две минуты, а «взрыв» прозвучал в конце произведения, примерно через три с половиной минуты – это Гийомен знал, потому что проверил, сколько звучит одна сторона пластинки.
Прежде чем отпустить Вотрена, Форестье задал ему последний вопрос:
– Вы хорошо играете в вист, доктор?
– Какое отношение это имеет к убийству?
– Наверное, никакого… Просто ответьте на вопрос, пожалуйста.
– Нет. Играю, но хорошим игроком себя назвать не могу. Моро играет прекрасно, как и мадам Лафарг, которая утверждала, что совсем не умеет…
– А генерал?
– Он осторожный игрок, хороший тактик, но, на мой взгляд, недостаточно рискует. Мы просто не справились. Наверное, мне надо было играть в паре с журналистом.
Когда доктор вышел, лейтенант с недоумением уставился на комиссара.
– Что скажете?
– Скажу, что карты перетасованы и картина усложняется. Казалось бы, у доктора Вотрена и мадам Лафарг было неоспоримое алиби, а теперь выходит, что каждый из них мог стать убийцей.
Катрин Лафарг, невозмутимо сидящая в кресле, казалась двойником доктора, но по натуре совершенно противоположным. Ее лицо не выражало ни беспокойства, ни эмоций. Очевидно, что для нее этот допрос был скорее небольшим неудобством, чем возможной ловушкой.
– Мадам, – начал лейтенант, – прошу вас осознать всю серьезность ситуации: сегодня вечером был убит человек.
– Можно подумать, что мне это неизвестно!
– Я не сомневаюсь, что известно, однако вы не сказали всей правды. Доктор Вотрен сообщил, что вы выходили из гостиной, когда он сидел у камина. В отличие от меня, комиссар Форестье больше не служит в криминальной полиции, и поэтому мы пока не будем говорить о лжесвидетельстве. Однако я прошу вас как следует обдумывать то, что вы собираетесь сказать в моем присутствии, мадам.
Катрин Лафарг небрежно тряхнула головой.
– О, ни к чему делать из мухи слона… Ну да, я вышла на некоторое время, мне нужно было в кустики. Что мне оставалось? Терпеть весь вечер?
Лейтенанта такая откровенность явно потрясла.
– Почему вы не сказали об этом комиссару?
– При всех?.. И в конце концов, что это меняет? Я вышла совсем ненадолго, это не повод меня в чем-то подозревать.
– Об этом мы предпочтем судить самостоятельно, – резко ответил Гийомен. – Значит, вам пришлось подняться наверх?
– Вовсе нет. На первом этаже есть прелестная ванная комната с ватерклозетом. Совершенно новая… Анри сказал, что граф велел оборудовать ее недавно, так как ему стало труднее подниматься по лестнице.
Катрин Лафарг вышла из ванной как раз в тот момент, когда раздался «ужасный взрыв». Она бросилась бегом по коридору и столкнулась с доктором Вотреном.
Затем слово взял Форестье и спросил мадам о ее связях с графом де Монталабером. Она сказала, что встречала графа на светских вечерах, но особенно близок он был с ее мужем, Феликсом Лафаргом, богатым промышленником, сколотившим состояние на авиации. Граф был его другом и одновременно деловым соперником, поскольку вложил крупные суммы в конкурирующую авиационную компанию. Форестье изумился тому, что женщина ее положения отправилась одна в провинцию, чтобы остановиться у мужчины, с которым она не состояла в родстве.
Мадам Лафарг презрительно пожала плечами.
– В какой эпохе вы живете, комиссар? Мы больше не в девятнадцатом веке! У женщин есть права, и мой муж спокойно позволяет мне делать то, что я хочу.
Форестье пристально посмотрел на молодую женщину и снова заметил в ее глазах что-то необычное, туманное и неуловимое.
– Почему вы притворялись, что не умеете играть в вист?
– О, я разгадала ваш ход: если она солгала в одном, то может солгать и в другом, гораздо более важном…
– Я ничего такого не имел в виду.
– А я всего лишь сказала, что играю не слишком хорошо. На самом деле мы с месье Моро не особенно талантливые игроки, просто другие играют гораздо хуже.
– Понятно… Какое впечатление произвели на вас гости? Что вы можете сказать об их характерах?
Мадам Лафарг заколебалась, однако у Форестье сложилось впечатление, что она уже приняла решение. Моро показался ей харизматичным и забавным. Генерал был слишком суров, на ее вкус. А что же доктор Вотрен, кажется, он не очень ей понравился? Мадам Лафарг сочла его коварным от природы, и ей не нравились его мягкие манеры.
– Сильная женщина, – заметил Форестье, как только она вышла из комнаты.
– Сильная?
– Ее ничем не проймешь. Вы видели, с каким апломбом она себя ведет?
– Это правда… Такой характер можно назвать боевым. Вы действительно думаете, что это могла сделать женщина?
Форестье не сдержал смеха.
– Если б мадам Лафарг вас услышала, то непременно назвала бы женоненавистником. Самые опасные противники – это те, кого мы больше всего недооцениваем. Никогда не забывайте об этом, лейтенант!
Глава 11Весь мир – театр
Эжен Гийомен отпил глоток кофе. Мадам Валлен, повариха, приготовила много еды, чтобы гостям было легче пережить этот тяжелый вечер.
– Я тут кое о чем подумал, комиссар, – сказал он, опуская чашку. – Вы установили, что из браунинга не стреляли, верно?
– Да, и анализы это подтвердят, поверьте мне.
– Зачем убийце усложнять себе жизнь, используя два оружия: одно, из которого стреляешь, и другое, которое служит лишь приманкой?
– Причина проста. Убийца не мог войти в кабинет и вынуть пистолет из ящика письменного стола, чтобы убить Монталабера, – тот непременно стал бы защищаться и звать на помощь.