Чен отступил на полшага назад, чтобы, когда дверь откроется, остаться в тени перед человеком, освещенным уличным фонарем. Спокойно слегка толкнул дверь. Она снова без скрипа отворилась, и Чен увидел перед собой высокую сутулую фигуру в короткой куртке на меху и в меховой кепке – Стефанович. Чен дал ему время среагировать, но водитель повел себя неправильно. Увидев явно похожего на японца, но незнакомого ему человека, он вдруг сунул руку в карман и потащил оттуда оружие. Движение было долгое, но Марейкис не стал медлить.
Короткий тычковый удар кулака в нос отправил несчастного водителя в нокдаун. Коротко охнув, тот опустился на пятую точку, но руку из кармана не выпустил. И тут же Чен, который будто приклеился к нему, не давая вытащить пистолет из кармана, левой рукой жестко надавливая на горло, горячо и быстро зашептал ему в ухо:
– Стефанович Казимир Адамович. Водитель. 1891 года рождения. Женат, четверо детей. Проживаешь: Манежная, дом 8, квартира 12. Скажешь про меня хоть слово кому: японцам, чекистам, все равно – убью тебя и всех. Ты понял меня? Понял?!
Стефанович, левой рукой пытавшийся дотянуться то к горлу, то к разбитому носу, мычал что-то невнятное. Чен сильнее надавил на его правую руку, в кармане выгибая кисть водителя так, что ствол оружия уперся его владельцу в бок.
– Повтори! Ты понял меня?! Убью всех!
Шофер наконец перестал сопротивляться, растерянно, но вполне внятно прошептал:
– Понял.
Чен чуть отстранился от него и вдруг нанес водителю тяжелый удар ребром левой ладони в правую скулу. Стефанович кулем повалился набок, а Арсений, уже ничем не рискуя, достал у него из правого кармана куртки оружие. Это оказался надежный и удобный для скрытого ношения браунинг образца 1903 года. Таких еще немало, наверно, оставалось спрятано в тайниках честных советских граждан после империалистической и Гражданской. Чен переложил пистолет в свой карман, а водителя стащил с крыльца и отволок за угол дома. Вернувшись, внимательно посмотрел на следы. На крыльце осталось несколько капель крови, но в остальном было чисто. Схватив промерзший половик, Марейкис попытался прибраться. Доски заледенели, и ноги разъезжались. «Как корова на льду», – ругнул себя Чен, но все же сумел в конце концов несколькими движениями затереть кровь и вернул тряпку на место. Стоявшая за углом метла (он приметил ее, когда тащил тяжелое шоферское тело) тоже пригодилась. Несколько взмахов, и на тонком слое снега уже не разглядеть ничего. Любовь Вагнер будет выходить и вряд ли обратит внимание на оставшиеся признаки борьбы, а вот своих следов оставит предостаточно, и это хорошо. Просто здорово. Остается еще надеяться, что Стефанович за углом вот-вот очнется и сам себе остановит кровь. В любом случае, он теперь достаточно напуган, чтобы на все вопросы рассказать трогательную историю о том, как поскользнулся на ступеньках, упал и расшиб себе нос.
Что ж, через пару минут водитель придет в сознание, а пока отсюда надо исчезнуть. Вагнер сказала, что Заманилов явится сам. Это тоже странно. Проверить пост наблюдения и постараться засечь своего сотрудника во время скрытного проникновения на объект (пусть попробует, – усмехнулся Чен) − это понятно. А вот зачем ему самому-то надо заходить на дачу? Наследит ведь, да и вообще опасно это. Накаяма может очухаться и тогда…
Что будет тогда, Арсений даже побоялся себе представить. Он рассерженно нахмурился, но времени на размышления уже не оставалось. Необходимо было выбраться с дачи так же незаметно, как он в нее вошел, но вторая часть решения этой задачи всегда сложнее первой. А впрочем… Он даже остановился. Что тут сложного? Тот же самый алгоритм, который он всегда применял для проникновения в посольство на улице Герцена. Зачем идти через дверь, если есть забор? Следы на снегу? Чен огляделся. Ага, вот и полоски от покрышек автомобиля Стефановича. Ведут, как и следовало ожидать, за угол. Аккуратно и медленно ступая по подмерзшей колее, Арсений завернул за угол здания. Увидел машину, за ней посольский сад, а сбоку вплотную примыкала к забору та самая сторожка, о которой говорила агент «Ирис». Дверь в помещение была приоткрыта, а от трубы и изнутри доносился головокружительно-сладкий запах печки. Стефанович грелся там в ожидании вызова машины и не закрыл дверь, когда отправился на крыльцо проверить, что происходит в доме.
Чен не торопился выходить из колеи. Присмотрелся, нашарил взглядом следы несчастного водителя, переступил из колеи в них и, тщательно пытаясь не нарушить баланс, высоко поднимая колени и стараясь попадать точно в его отпечатки, добежал до сторожки. Не заходя в нее, прикрыл дверь, осмотрел сарайчик снаружи. За углом у забора стояла колода для колки дров. Снега на ней не было, а несколько свежих мелких щепочек сохранилось – наверно, Стефанович вечером рубил для печи дрова. Отлично. Не разбегаясь, с места он запрыгнул на нее, оттуда, легко подтянувшись на руках, влез на забор. В ту самую минуту, когда Заманилов и Захаров открыли калитку посольской дачи своим дубликатом ключей, Чен легко спрыгнул на территорию соседнего поместья, где по зимнему времени хозяев не наблюдалось. Сердце застучало еще громче. Задание выполнено. Осталось выбраться отсюда на улицу, найти машину и скорее в Москву – проявлять пленку. Распечатывать снимки и скорее переводить проклятую инструкцию! Бегом, бегом к машине!
Тем временем в дом уже зашли другие люди. Напарник Захарова, как и его начальник одетый в ватные штаны, валенки, драную ушанку, занял теперь пост у калитки изнутри, приглядывая за улицей. Сам Захаров спешил за Заманиловым и нес в руках докторский саквояж коричневой кожи. Главный же в этой маленькой группе хозяйским шагом, ничуть не таясь и думать не думая о каких-то там следах, поднялся по ступеням на крыльцо и рывком открыл дверь. Сделал два шага внутрь и остановился, поводя глазами по сторонам, осматриваясь почти так же, как незадолго до него осматривался здесь Арсений Чен. Двинулся вперед, оставляя лужицы таявшего снега по комнатам. Проверял все не особо тщательно. Видно было, что интересует Заманилова в посольской даче не японские разведчики и не секретные документы, а сама дача. В гостиной Заманилов замедлил шаг у стола с фруктами. Небрежно отщипнул пару виноградин, отправил в рот. Пошел дальше. Следовавший за ним Захаров брезгливо обошел столик стороной.
Проходя мимо рояля, Дмитрий Петрович услышал, как что-то хрустнуло под командирским сапогом. Поднял ногу, отступил на шаг. Оказалось, что, не заметив, он наступил на валявшийся на полу портрет императора и раздавил стекло. Заманилов поднял снимок и небрежно положил его на рояль. Пройдя по всем комнатам, он вздохнул и кивком показал на аскетичное убранство помещений Захарову:
– Скромно живут господа милитаристы. Не шикуют. Знать, все деньги на борьбу с нами пустили.
Захаров промолчал, и Заманилов с неудовольствием покосился на него, поднимаясь на второй этаж.
Любовь Вагнер уже ушла с лестницы и спряталась в маленькой комнатке по соседству с кабинетом Накаямы, забравшись с ногами на софу и прикрыв плечи шалью. Лицо ее по-прежнему было заплакано, глаза бессмысленно смотрели куда-то вдаль, но слезы уже высохли, и выглядела она гораздо спокойнее, чем несколько минут назад во время разговора с Ченом. Увидев Заманилова, женщина вздрогнула и сжалась. Зрачки сузились, и взгляд сразу наполнился энергией, силой, ненавистью. Заманилов, сдвинув брови, посмотрел на нее, но, ничего не сказав, пошел дальше по этажу осматривать помещения. Захаров двигался позади неотступной тенью. Кабинет Накаямы чекисты оставили напоследок, вернувшись к нему после обхода.
Военный атташе оставался точно в той же непристойной позе, в которой его застал Чен. Сон японского разведчика, однако, уже не был так глубок и безмятежен. Подполковник время от времени всхрапывал как взнузданный конь и, что еще больше добавляло ему сходства с этим животным, крутил головой и взбрыкивал вытянувшейся правой ногой, вдоль оголенного бедра которой бессильно повис шнурок с ключами, возвращенными Марейкисом.
– Полюбуйтесь, Захаров, – войдя в кабинет, Заманилов самодовольно улыбнулся и встал перед телом атташе, – вот он, самый что ни на есть глава всех японских шпионов в Советском Союзе. – Захаров без всякого любопытства заглянул через плечо начальника в комнату, а тот подошел к письменному столу, перелистал толстыми пальцами лежавшие там бумаги. Убедившись, что все они исписаны непонятными закорючками, отчего-то разозлился, бросил их обратно на стол, подошел к сейфу. Посмотрел на замок, печать. Нагнулся к Накаяме и взял в руки висевший на шнурке набор ключей.
– Не надо, – тихо сказал Захаров. – Потом не восстановим всё как было. Проблемы начнутся. Не дай бог что….
– Бога нет! – огрызнулся Заманилов, и Накаяма беспокойно всхрапнул и дернул ногой. Все же старший из чекистов не решился отстегнуть ключи от пояса атташе.
– Ладно, это не наша забота. Пусть сюда приходит Марейкис и сам этой японской абракадаброй занимается.
– Когда ж он придет?
– Его дело. Пусть когда хочет, тогда и приходит. Его дело попугайное. Поставили задачу: найти документ и перевести. Вот пусть переводит. Что тут сложного? Ты ж переводчик, ну и переводи… – Заманилов, отвечая на вопрос Захарова, снова прошелся по кабинету.
– Тэк-с… Где Вагнер? Сидит еще там?
– Так точно.
– Тут комната сторожа должна быть на улице. В смысле, сторожка. Там ее ждет водитель. Одень, отведи туда, чтобы не мешала во время оперативных мероприятий.
– Есть! Товарищ капитан госбезопасности…
– Чего еще?
– А что за мероприятия будут?
– Ты с луны свалился, Захаров? – весело рассмеялся Заманилов, и Накаяма снова вздрогнул и помотал головой. – Вербовать сейчас его будем! Вербовать!
– Кого? – испуганно переспросил Захаров и попятился. – Нет, товарищ капитан! Неее… Мне не положено! Я начальник поста стационарного наблюдения. Я вообще из другого отдела! Мне зачем эти ваши японские секреты? Я потом за это отвечать не хочу… Нет, тов…