Пока в зале заслушивали бестолковые импровизированные доклады о выполнении плана за 1935 год по пассажирским и грузовым перевозкам, в остановившийся поезд заскочили пограничные наряды. В спальный вагон, где в двух купе разместились японские дипломаты, поднялся лично Василий Шило с двумя командирами, надевшими шинели рядовых пограничников. Одним из них был Заманилов. За их спинами маячили мнимые носильщики – вполне правдоподобно игравшие свою роль чекисты с широкоплечим москвичом Синичником в первом ряду. Все места были заняты. Европейские дипломаты спешили домой, встречать Новый год в спокойной, привычной обстановке, чтобы через несколько дней снова вернуться в красную Россию. В последние предпраздничные минуты пребывания на советской территории они торопились выйти из осточертевшего душного вагона и толкались в застланном красной дорожкой коридоре с остервенением, свойственным скорее пассажирам второго класса.
Показавшийся в тамбуре Шило весело улыбнулся господам иностранцам и громко объявил:
– Извините, дамы и господа! Пограничный контроль! Проверка документов. Прошу всех вернуться в свои купе! – А затем, к полному изумлению Заманилова, продублировал свое воззвание на английском и немецком языках:
– Ladies and gentlemen. The documents checking. We pass through the customs. Please, come back to your compartments.
Entschuldigen Sie meine Damen und Herren! Grenzkontrolle. Kehren Sie in Ihre Abteile zurück und halten Sie Ihre Papiere bereit, bitte.
Наклонившийся к уху московского чекиста пограничник тихо и быстро прошептал:
– Рот закройте, пожалуйста. Он еще и по-французски может, но «р» никак не дается, стесняется.
Заманилов взял себя в руки и вместе с командирами приступил к проверке документов. Выпуская одно купе за другим, он передавал бойцу, стоявшему сзади, команды для носильщиков: «Бляха номер пятнадцать и шестнадцать», «Бляха восемнадцать»…. С мрачными и вечно недовольными лицами, с какими, кажется, люди этой профессии и появляются на свет, носильщики заходили в купе и забирали поскрипывающие, вкусно пахнущие дорогой кожей роскошные чемоданы. Широкоплечий и переодетые пограничники остались в тамбуре, все еще ожидая своей очереди.
Чекисты дошли до пятого купе. Здесь сидел журналист Курихара, совершенно спокойный, хотя и немного бледный. Он уже надел шляпу и мял в руках тонкие лайковые перчатки, вошедшим пограничникам сдержанно улыбнулся и подал заранее подготовленные документы.
– А это что у вас? – кивнул Шило на огромные кофры из толстого зеленого брезента, аккуратно установленные один на другой на сиденье напротив японца.
Курихара снова улыбнулся и мягко ответил:
– Чемоданы не мои. Это багаж господина Ватануки с супругой. Они едут в соседнем купе, номер шесть. У них несколько тесно, и они попросили меня поставить чемоданы сюда.
Шило протянул руку к ручке верхнего кофра, но Курихара быстро и строго пояснил:
– Это дипломатический багаж. Трогать строго воспрещается! – И для убедительности поднял вверх тонкий маленький палец.
– Понятненько, – не смутился Шило, – дипломатический так дипломатический. А где сами господа дипломаты? – Он обернулся к Заманилову: – Ну-ка, позови сюда господ из шестого.
Капитан госбезопасности метнулся к двери шестого купе так, что чуть не сбил второго пограничника, и неожиданно для самого себя заговорил с давно, как он думал, забытыми интонациями младшего приказчика в лавке:
– Господа, прошу сюда! Извольте выйти, пожалуйста!
Шило с некоторым изумлением посмотрел на своего «помощника», но японцы, по счастью, актерской игры Заманилова оценить не смогли. Ватануки, ничего не ответивший, и по легенде, русского языка не знавший, жестом переспросил – выходить? Заманилов энергично закивал и даже показал рукой путь к соседнему купе – получилось очень похоже на жест полового в трактире, и капитан, засмущавшись, отошел, выпуская японца с женой. Шило сделал шаг назад, так, чтобы разговаривать одновременно и с Курихарой и с Ватануки. Журналист немедленно встал со своего места:
– Господин Ватануки не говорит по-русски. Я буду переводить.
– Переводите, – легко согласился Шило, взял протянутые ему паспорта и принялся внимательно их рассматривать. Затем вернул документы Ватануки и спросил, показывая ему за спину: – Ваш багаж в купе?
Курихара перевел, и Ватануки понимающе закивал:
– Да, у нас там два чемодана.
– А эти? – Шило показал на зеленые кофры за спиной у Курихары.
– Это дипломатический багаж посольства Японии в Москве. Он опечатан посольской печатью для дипломатической почты. Вскрывать его и даже прикасаться к нему строжайше запрещено международными правилами, которые уважает Советский Союз. Это есть вализа!
– Ну что ж, – задумчиво процедил Шило, – вализа так вализа. Мы не возражаем. – Он весело улыбнулся Ватануки, и тот, вместе с женой, одарил советского пограничника такой же широкой улыбкой.
Командир наряда повернулся к тамбуру и громко позвал носильщиков:
– Четвертый, шестой, одиннадцатый, сюда! – А японцам пояснил: – Тяжелые чемоданы? У нас носильщики есть. Для пассажиров спального вагона бесплатно! – И, как сам Курихара перед этим, убедительно поднял вверх палец.
Японцы затарахтели между собой, явно обсуждая инициативу пограничников по выносу чемоданов из купе. Наконец, Курихара выслушал Ватануки, коротко поклонился ему, а чекистам перевел:
– Да, господин Ватануки благодарен за такую услугу. Чемоданы действительно тяжелые. Но он убедительно просить не трогать печати, не вскрывать замки и нести очень бережно. Там может быть… – Курихара замешкался, выхватил из кармана, как пистолет, маленький словарь и быстро нашел нужное слово, – вот… фарфор!
– Ну, фарфор так фарфор, – улыбнулся Шило и прикрикнул «носильщикам»: – Слыхали? Посуда там! Нести как учили! Бережно!
Сам он отошел в коридор дальше, жестом приглашая и японцев выйти, чтобы не мешать носильщикам. Те подались назад, захватив с собой дорожные чемоданы обычных размеров: Ватануки и Курихара побольше, Эцуко – поменьше, дамский. Шило поклонился даме и показал, что готов ей помочь. Она что-то спросила его по-японски, старший лейтенант, не понимая, о чем идет речь, быстро сообразил:
– Снетковский, бери Шаповалова и Дымченко, проверяйте дальше. Мы поможем господам японцам. – И слегка прикрикнул на Заманилова, что явно доставляло командиру погранотряда какую-то скрытую радость: – Чего ты стоишь? Возьми чемодан у товарища японца.
И Заманилов действительно потянулся к багажу Ватануки. Тот удивился, но чемодан отдал, догадавшись, что пограничники собираются сопровождать его к выходу из вагона. Оказалось, что, пока Шило любезничал с японцами, «носильщики» уже взялись за кофры, но первая попытка вынести их из купе не увенчалась успехом. Курихара мешался под ногами, было не развернуться. Один из ряженых, схватившийся могучими руками за верхний чемодан, разворачиваясь, больно ударил им Курихару. Цыкнул на японца страшным торчащим клыком:
– Вы бы, господин, отошли бы в корридор. Не мешали бы тут.
Курихара виновато посмотрел на Ватануки. Тот взглядом приказал ему выйти из купе. Носильщик передвинулся на его место, начал поднимать чемодан, но теперь зацепил углом за столик и выронил поклажу из рук. С глухим стуком кофр упал углом на пол. Носильщик выругался, а Курихара закричал:
– Я же просир быть осторожно! Это фарфор! Это нерьзя падать!
Шило прикрикнул на носильщика:
– Афанасьич, тебе ж сказано было, дубине, фарфор там! Осторожнее! Не понимаешь, что ли? Опять пьяный?!
Синичник, а это, конечно, был он, виновато улыбнулся, обнажив клык, но развел руками:
– Так он же неподъемный, товарищ начальник! Как они его в Москве-то грузили? Ну да ладно, сейчас как-нибудь вытащу. Давай помогай, – подозвал он второго грузчика, тоже переодетого пограничника.
– Извините, господин журналист, – развернулся к японцам Шило, – и господину дипломату передайте наши извинения! Грузчики – народ необразованный, а у нас тут не Москва. Они этого фарфора в глаза не видели. Поди, и не знают, что это такое! – Он виновато взмахнул руками и чуть отступил как раз в тот момент, когда носильщики, вытянув первый кофр в коридор, развернулись, чтобы двинуться в сторону тамбура. Шило сапогом наступил на пятку идущему сзади Синичнику, тот громко выругался и, снова выронив кофр, теперь упал на него всем телом. Японцы заорали в два голоса, Эцуко отвернулась. Из всех купе показались недовольные люди в модных шляпах и купленых в Москве меховых шапках. Шило резко сменил интонацию:
– Господа иностранцы, прошу не нарушать порядка! Еще раз приношу свои извинения! Виновные будут наказаны. Я лично прослежу, чтобы ваш багаж перенесли к линии границы аккуратно! Прошу успокоиться, господа иностранцы!
Своей фигурой и постоянно размахивающими руками, в одной из которых он по-прежнему держал японский чемодан, начальник отряда совсем загородил японцам упавшего на кофр Синичника, а тот, вставая, ловким движением выхватил из-под рукава шинели длинное тонкое шило и нанес несколько быстрых ударов в бок чемодана, ближе к тому месту, где сходились крышки, чтобы не оставить заметных сразу следов.
Сменившие широкоплечего и его напарника, переодетые пограничники взялись за второй чемодан. Они с трудом вытащили его из купе, не уронив. Но все же несколько раз ударив по пути об углы. Спускаясь из вагона, они увидели, что первая пара ряженых уронила свою поклажу при спуске и теперь очищает ее от снега. Прикрывавший второй чемодан Шило по-прежнему энергично успокаивал потерявших терпение японцев, не давая им убедиться воочию, что и эта часть багажа будет сброшена с подножки.
Когда японцы спустились из вагона на платформу, Ватануки был бледен, но молчал. Желваки играли на его скулах, руки сжались в кулаки, но внутренних сил еще доставало с лихвой, и он спокойно следовал за пограничниками, уже раскусив их игру. Эцуко семенила следом, опустив голову, и стараясь не видеть и не слышать происходящего. А Курихара совсем потерял лицо и в полный голос орал на Шило, требуя отдать чемоданы, все чаще и чаще срываясь от волнения на японский. «Носильщики» шли вперед по платформе к пропускному пункту, не ускоряя шаг и мерно раскачивая кофры, которые они несли как носилки, по два человека. Вдруг Шило резко остановился.