Закончив чтение, Катарина Грей улыбнулась и перечитала письмо во второй раз. По-видимому, оно доставило ей большое удовольствие. Наконец она отложила его и взяла голубой конверт. Письмо, находившееся в нем, она прочитала всего только один раз и уже без улыбки. Она некоторое время не двигалась, о чем-то размышляя, и вряд ли какой-нибудь посторонний наблюдатель смог бы угадать, какие чувства скрывались сейчас за ее спокойным, задумчивым взглядом.
Катарине Грей было 33 года. Детство свое она провела в обеспеченной семье, но затем ее отец разорился, и Катарине пришлось самой зарабатывать себе на жизнь. В возрасте двадцати трех лет она стала компаньонкой старой миссис Харфилд.
По общему признанию, у старой миссис Харфилд был тяжелый характер. Ее компаньонки сменяли друг друга с поразительной быстротой. Они приезжали к ней полные надежд, а уезжали обратно обычно в слезах. Но с того момента, как порог Литтл-Крэмптона переступила Катарина Грей, в этом доме воцарились мир и покой. Подобные явления не поддаются объяснению. Заклинателями змей, как говорят, рождаются, а не становятся. У Катарины был врожденный дар укрощать злых собак, дерзких мальчишек и привередливых старых леди, и все это она делала без труда.
В двадцать три года Катарина была спокойной девушкой с очаровательными глазами. В тридцать три года она была спокойной женщиной с такими же серыми глазами, неизменно смотрящими на мир с выражением счастливой безмятежности, которую, казалось, ничто не могло поколебать. В довершение всего она за все эти годы не утратила свойственного ей чувства юмора.
Она сидела за столом, завтракая в задумчивости, когда раздался звонок в дверь, сопровождаемый энергичным стуком дверного кольца. Через минуту в дверях появилась маленькая служанка и объявила, запыхавшись:
— Доктор Харрисон.
В комнату не вошел, а ворвался громадный мужчина средних лет, по всем внешним признакам — сельский врач.
— Доброе утро, мисс Грей.
— Доброе утро, доктор Харрисон.
— Я заглянул к вам так рано, — с ходу начал доктор, — потому что узнал, что вы получили письмо от одной из этих кузин Харфилд. Она называет себя миссис Самуэл — весьма неприятная особа, должен сказать.
Катарина молча взяла со стола письмо миссис Харфилд и протянула его доктору. Она с явным удовольствием наблюдала за тем, как изменялось его лицо по мере чтения этого письма. Густые брови доктора сердито сдвинулись, он несколько раз с неудовольствием фыркнул и проворчал что-то нечленораздельное. Наконец. он швырнул письмо на стол.
— В высшей степени отвратительно, — разволновался он. — Но не стоит принимать это так близко к сердцу, дорогая моя. Все это сущая чепуха. Миссис Харфилд была в таком же здравом рассудке, как мы с вами, и никто не осмелится утверждать обратное. Им не за что уцепиться, и они это прекрасно знают, а все эти разговоры о суде — чистейший блеф. Это попытка обвести вас вокруг пальца. И, пожалуйста, не поддавайтесь ни на какие обещания насчет подарков. Вы никому ничего не должны и не стоит терзаться угрызениями совести.
— Боюсь, что угрызения совести меня совсем не мучают. Все эти люди — дальние родственники мужа миссис Харфилд, и пока она была жива, они никогда не вспоминали о ней.
— Вы здравомыслящая женщина, — заметил доктор. — Мне прекрасно известно, как тяжела была ваша жизнь в последние десять лет. Вы имеете полное право на сбережения старой леди, какими бы они ни были.
Катарина задумчиво улыбнулась.
— Какими бы они ни были, — повторила она. — А каковы они по-вашему?
— Ну, думаю, достаточно большие, чтобы иметь фунтов пятьсот годового дохода.
— Я тоже так думала, — Катарина кивнула головой. — А теперь прочтите это.
Она протянула ему письмо в голубом конверте. Доктор прочел его и издал восклицание крайнего изумления.
— Невероятно, — пробормотал он. — Невероятно!
— Она была одной из первых пайщиц компании «Мортаулдз». Сорок лет назад доход у нее был порядка восьми-десяти тысяч в год. Она никогда, я в этом уверена, не тратила более четырехсот фунтов в год. Она всегда была крайне бережливой и мне казалось, что жизнь вынуждает ее считать каждое пенни.
— А ее состояние все это время увеличивалось! Дорогая моя, похоже, вы стали очень богатой.
Катарина Грей кивнула головой.
— Да, — согласилась она, — богатой.
Она произнесла эти слова бесстрастным, безликим голосом, как бы глядя на ситуацию со стороны.
— Что ж, — сказал доктор, собираясь уходить, — примите мои поздравления. Что же касается этой женщины и ее гнусного письма, — он постучал пальцем по посланию миссис Самуэл Харфилд, — то вам не стоит о нем беспокоиться.
— На мой взгляд, это совсем не гнусное письмо, — терпимо возразила мисс Грей. — При данных обстоятельствах, мне думается, было совершенно естественно поступить именно таким образом.
— Знаете, мисс Грей, иногда вы производите на меня самое странное впечатление.
— Почему?
— Потому что вам кажется совершенно естественным то, что для других выглядит неестественным.
Катарина Грей засмеялась.
Во время обеда доктор Харрисон поделился потрясающей новостью со своей женой. Она была очень взволнована этим известием.
— Подумать только, старая миссис Харфилд — и вдруг такое состояние! Я рада, что она завещала его Катарине Грей. Эта девушка — святая.
Доктор скорчил гримасу.
— Святые, как мне кажется, тяжелые люди. Катарина Грей — слишком человечна для святой.
— Она святая с чувством юмора, — подмигнула миссис Харрисон мужу. — И очень миловидная святая, хотя я не думаю, чтобы тебе это хоть раз приходило в голову.
— Катарина Грей? — доктор был искренне удивлен. — Хотя, конечно, у нее очень милые глаза.
— О мужчины, мужчины! — воскликнула его жена. — Слепые, как кроты. Да Катарина — настоящая красавица! Ей бы только приодеться…
— Приодеться? А чем плохи платья, которые она сейчас носит? Она всегда прекрасно выглядит.
Миссис Харрисон сердито вздохнула, и доктор заторопился на обход.
— Ты бы зашла навестить ее, Полли, — предложил он.
— Я как раз собираюсь сделать это, — быстро отреагировала миссис Харрисон.
Она нанесла свой визит Катарине Грей около трех часов дня.
— Дорогая моя, я так рада, — тепло сказала она, пожимая Катарине руку. — И все в нашей деревне будут тоже рады за вас.
— Очень мило с вашей стороны навестить и поздравить меня, — ответила Катарина. — Я надеялась, что вы придете, и хотела спросить вас о Джонни.
— О, Джонни! Ну конечно…
Джонни был младшим сыном миссис Харрисон. В следующую минуту она принялась за длинную историю, главную роль в которой играли миндалины Джонни. Катарина сочувственно слушала. Люди с трудом избавляются от старых привычек. В течение десяти лет уделом мисс Грей было слушать чужие истории. «Дорогая моя, вот не помню, рассказывала ли я вам когда-нибудь о морском бале в Портсмуте, когда лорд Чарльз был так восхищен моим платьем?» И вежливо, спокойно Катарина отвечала: «Кажется, да, миссис Харфилд, но я уже забыла, что там произошло. Не расскажете ли вы мне еще раз?» И старая леди в который раз начинала свой бесконечный рассказ, обрастающий по ходу повествования многочисленными подробностями, а Катарина слушала вполуха, механически вставляя подходящие реплики, когда миссис Харфилд делала паузу…
Так было и на этот раз. С обычным чувством странной раздвоенности, к которому она так привыкла, Катарина слушала миссис Харрисон. Только через полчаса словоохотливая миссис Харрисон внезапно прервала себя.
— Что это я все о себе да о себе, — воскликнула она. — А я ведь пришла сюда, чтобы поговорить о вас и ваших планах.
— Ну, у меня пока что нет никаких конкретных планов.
— Ах, дорогая моя, но вы же не собираетесь оставаться здесь!
В голосе миссис Харрисон слышался столь неподдельный ужас, что Катарина улыбнулась.
— Нет. Я, наверное, отправлюсь путешествовать. Я ведь совсем нигде не была, вы же знаете.
— Знаю. Как это, должно быть, ужасно — быть запертой в этих стенах столько лет!
— Я так не думаю, — возразила Катарина. — Я чувствовала себя совершенно свободной.
От удивления миссис Харрисон открыла рот. Катарина слегка покраснела.
— Вам, наверное, кажется, что я говорю глупости? Разумеется, я не имела свободы в физическом смысле слова.
— Нет, конечно нет, — вздохнула миссис Харрисон, вспомнив, как редко выпадало Катарине такое счастье, как выходной день.
— Но, между прочим, физическая неволя дает большой простор для размышления. Вам никто не мешает думать. У меня всегда было приятное ощущение духовной свободы.
— Я таких вещей не понимаю, — покачала головой миссис Харрисон.
— О! Вы бы прекрасно это поняли, окажись вы на моем месте. Впрочем, мне все равно хочется перемен. Мне хочется… мне хочется приключений. Не со мной, конечно, я вовсе не это имею в виду. Я просто хочу быть в гуще событий, потрясающих событий, хотя бы в качестве стороннего наблюдателя. Вы ведь знаете, в Сент Мэри Мид ничего не происходит.
— Совершенно ничего, — с пылом подтвердила миссис Харрисон.
— Сначала я отправлюсь в Лондон, — размышляла вслух Катарина. — Все равно мне нужно повидаться там с юристами. А потом я, наверное, поеду за границу.
— Правильно.
— Прежде всего, конечно…
— Да?
— Мне нужно купить себе что-нибудь из одежды.
— Вот! Именно это я сказала сегодня Артуру, — воскликнула жена доктора. — Знаете, Катарина, вы могли бы выглядеть настоящей красавицей, если бы захотели.
Мисс Грей искренне рассмеялась.
— О! Мне не кажется, что даже самое прелестное платье могло бы превратить меня в красавицу! Просто мне доставило бы удовольствие иметь несколько действительно хороших туалетов. Я, должно быть, ужасно много о себе говорю?
Миссис Харрисон проницательно посмотрела на нее.
— Это, видимо, внове для вас, — сухо заметила она.