— Кларисс… — Марк внезапно повернулся к рыжей, его щит дрогнул под очередным ударом. Глаза, всегда полные дерзости, были ужасно серьезны. — …я люблю тебя. С первого дня, как ты назвала меня идиотом за сломанный артефакт.
Он схватил ее за затылок и поцеловал. Грубо, стремительно, без права на отказ. Огонь щита вспыхнул алым заревом. Кларисс застыла, глаза расширились. Люсиль, увидев это, резко отвернулась. Ее ледяные барьеры дали трещину. Серж фыркнул, не отрываясь от расчетов:
— Романтика в разгар апокалипсиса. Типично для вашей парочки. Портал через три секунды! Держитесь!
Агата наблюдала за ними. С пола, куда она опустилась, прижав Фенека. Лисенок жалобно пискнул, лизнув ее окровавленную ладонь.
— Да… — прошептала она, гладя его огромные уши. — Мы лишние здесь. Пора уходить… и оставить этот мир в покое.
Она поднялась. Трещины, тонкие, как паутина, поползли по ее коже. Сквозь них просвечивало мерцание чистого хрусталя.
— Агата, стой! — Серж оторвался от стола, его аналитический холод сменился живым ужасом. Он бросился к ней.
Агата встретила его. Ее ладонь, холодная и твердеющая, как кристалл, коснулась его щеки, затем легла ему на грудь, над сердцем. Безмолвное признание. Прощание. Серж замер, растерянный, пораженный глубиной печали в ее глазах.
Потом она заговорила. Голос звенел, как разбитый хрусталь, складываясь в странное заклинание, она сжимала руку Сержа, находя отклик в его опаловых глаза. Её голо был тихим и робким, но слова чёткими:
Песок в часах вспять потечёт…
Горькое Сладким обернёт!
Целое — в осколки вдребезги!
Тетрадь Правд — закрой! Не грези!
Начатое — вспять, на нет!
Ночь мою возьми! Рассвет — им верни!
Зеркало — в щепки! Тресни, шар земной!
…Вношу… плату… Я… Вздох… что… глухой…
Агата глубоко вздохнула, ощущая как вокруг меняется поток затягивающего хаотичного урагана. Теперь уже она говорила уверенно, сжимая руку Сержа, её пальцы холодели, теряли полностью цвет:
Вздох… что… глухой… Я… плату… вношу…
Шар земной тресни, щепки в Зеркало!
Им верни Рассвет! Возьми мою Ночь!
На нет вспять Начатое — грези!
Не закрой! Правд Тетрадь! Вдребезги осколки в Целое!
Обернёт Сладким Горькое!
Потечёт вспять часах в Песок…
С последним словом ее тело взорвалось ослепительным светом. Не болью, а освобождением. Мириады осколков хрусталя, горячих и поющих, разлетелись по залу. Там, где она стояла, зиял врата — не портал хаоса, а туннель чистого, холодного света, ведущий… домой? Серж был так растерян, первые несколько секунд, что даже звука издать не мог от шока.
— ВПЕРЕД! — заревел Марк, хватая Кларисс за руку и таща ее к свету.
— Держитесь вместе! — крикнула Люсиль, подхватывая под руку шатающегося Сержа, все еще смотрящего на пустое место с немым вопросом в глазах.
Хранитель вопль ярости. Он и демоны ринулись к светящемуся туннелю, посылая сгустки тьмы, ледяные копья, щупальца чистой ненависти.
— За мной, твари! — Марк развернулся, выпустив огненного дракона из ладоней. Чудовищный поток пламени сжег летящие снаряды и опалил Кандальщика, заставив того отпрянуть с визгом.
Люсиль вскинула руки. Ледяная буря обрушилась на "сурка", сковывая его в глыбу с выражением вечного удивления на морде.
— ЖИВО! — Кларисс влила в них последние капли своей энергии. Сила хлынула в жилы, жгучая и спасительная.
Серж подоспел к магической панели, ударил кулаком по последней руне на голографическом столе.
— АКТИВАЦИЯ! — вскинул черную голову в сторону спасения.
Портал взревел, свет стал ослепительным. Но в этот миг тень Хранителя удлинилась, как копье, и метнулась к ним. Не физическая, а тень отчаяния, страха, вечного голода. Она обвила щиколотки Люсиль и Сержа, ледяной хваткой приковывая к полу.
— НЕ-ЕТ! — заорал Марк, пытаясь вырваться назад.
Кларисс рванулась помогать, но ее отбросил вихрь из портала. Фенек, оставшийся у разбитого пульта, завыл протяжно и жутко.
Портал затягивал Марка и Кларисс. Люсиль и Серж бились в ледяных путах тени, лица искажены ужасом. Хранитель, подняв посох для смертельного удара, шагнул вперед. Его глаза горели торжеством.
--
* пояснение, это стихотворение попытка написать его в стиле любимого мультсериала "Вуншпунш"
Глава 5. Пепел и хрусталь
Особняк встретил их гробовой тишиной. Воздух внутри был неподвижным, густым от пыли, пахнущей затхлостью и чем-то сладковато-кислым, как прокисшее варенье в заброшенном погребе. Золотые лучи закатного солнца, пробиваясь сквозь разбитые витражи, рисовали на паркете длинные, косые полосы света, в которых танцевали мириады пылинок. Но света не было. Был музейный полумрак, подчеркивающий пустоту. Ни следов недавнего хаоса, ни тел высохших пленников, ни даже осколков разбитых стеллажей. Только толстые слои серой пыли на всем, что когда-то было роскошью: на сломанных резных стульях, на опрокинутых мраморных постаментах для ваз, на портретах людей с лицами, стертыми временем и забвением. Магические аномалии висели в воздухе едва заметными дрожащими маревами — искорки статики у дверных проемов, слабые эхо-вздохи в углах, будто стены помнили крики.
Кларисс стояла посреди огромного, опустевшего холла, обхватив себя руками. Рыжие волосы, выбившиеся из привычного хвоста, казались единственным ярким пятном в этой монохромной серости. Смотрела в пыльную пустоту, а видела другое:
— Значит, это правда, — голос, обычно такой звонкий и уверенный, звучал глухо, разбито. — Мы попали в ту ловушку… из-за Агаты. Она ведь… — замолчала, не в силах договорить. Не из нашей реальности. Не совсем живая. Уже мертвая?
Марк не смотрел на нее. Методично, с каким-то почти звериным сосредоточением, обыскивал разбитый дубовый комод у стены. Мощная спина была напряжена, пальцы перебирали обломки фарфора, клочки истлевшей бумаги. Снял клинок ржавый со стены.
— Откуда такая уверенность? — бросил он через плечо, не отрываясь от находки. Голос был хриплым, но лишенным паники. Марк всегда действовал. Думать о непоправимом — не его стиль. Пока есть хоть шанс, будет искать путь назад.
Кларисс медленно опустилась на покрытый пылью бархатный пуф. Облачко серой пали поднялось.
— Она сама сказала, — прошептала, глядя на свои дрожащие руки, будто ожидая увидеть на них отблески хрустального взрыва. — Ты видел, Марк. Она… разлетелась на осколки. — Слова повисли в тихом воздухе, тяжелые и окончательные. — Серж. Люсиль. Остались там. С Хранителем и его голодными мирами… — прикрыла лицо руками.
Марк резко выпрямился. В руке он сжимал меч. Повернулся к девушке. Его лицо, обычно открытое и дерзкое, было суровым, тени под глазами казались глубже в пыльном полумраке. Но в глазах горел знакомый огонь — упрямый, не признающий поражения.
— Я пока не знаю, что видел, — сказал четко, отчеканивая каждое слово. Поднял руку и пропустил через лезвие свою магию, оно отозвалось на его прикосновение, вспыхнув алым пламенем, которое не жгло, а жило, обволакивая сталь, как вторая кожа. Стал похож на воина из древних баллад — паладина без крыльев, но с непоколебимой волей. — Знаю, что хочу вернуть Сержа и Люсиль. Сейчас. Любой ценой.
Кларисс подняла на него глаза. В них стояли слезы, смешиваясь с пылью на ресницах. Страх и безнадежность сжимали горло.
— Марк… — голос сорвался. — Что если мы их больше не… — не смогла договорить.
Он был рядом за два шага. Опустился перед на одно колено, рука в тяжелой перчатке что успел найти, легла на ее сжатые кулаки. Пламя на мече мягко освещало его лицо — решительное, знакомое до боли, и такое родное.
— Не смей раскисать, Кларисс, — голос был низким, твердым, но в нем не было упрека. Только непоколебимая уверенность. — Нам сейчас никак нельзя медлить и отступать. — наклонился, его губы коснулись макушки — жест внезапной, грубоватой нежности, от которого у Кларисс перехватило дыхание. — Нужно вернуться. И спасти ребят.
Она кивнула, пытаясь сглотнуть ком в горле, вытирая щеки тыльной стороной ладони.
— Да, — прошептала, чувствуя, как его уверенность подпитывает собственную угасающую силу. — Но мы не знаем как. Мы не знаем, куда идти… — Ее взгляд блуждал по пустому, пыльному хаосу холла. Ни двери назад в библиотеку-чистилище, ни намека на портал. Только немые стены и давящая тишина.
Марк поднял голову. Взгляд, острый, как у охотника, устремился к главному входу, к распахнутым тяжелым дубовым дверям, за которыми виднелся закат над покосившимся забором и запущенным садом. Он не улыбнулся. Лишь слегка дёрнул подбородком в ту сторону, и в его глазах вспыхнула дикая, почти безумная надежда, смешанная с изумлением.
— Мы — нет, — сказал тихо, но так, что каждое слово отозвалось в тишине. — Но она знает.
Кларисс резко обернулась, следуя его взгляду.
В золотистом свете заката, заливая проем двери, стояла Агата в пыльном луче закатного света, но не как призрак. Как живая бомба из плоти и магии, на грани распада. Тело было картой страданий: глубокие трещины, подобные высохшей глине на древней вазе, змеились по коже, пульсируя багровым светом изнутри. Трещины дрожали, как старая штукатурка под напором ураганного ветра — еле сдерживая напор чудовищной энергии, что рвалась наружу. Сквозь полупрозрачные участки кожи, там, где трещины расходились шире, были видны темные реки силы — сплетение нитей ослепительного золота и густой, как деготь, тьмы. Клубились, бились под кожей, как пойманные птицы, выжигая ей плоть изнутри.
Агата протянула к ним руку. Жест был не приветствием, а немым воплем утопающего. Пальцы искривлены судорогой, суставы белели от напряжения. На фоне сгущающихся в углах холла теней, фигура казалась хрупким, темным силуэтом, который вот-вот поглотит мрак. Только глаза горели. Не холодным светом призрака, а адским пламенем отчаяния и воли. В них читалась нечеловеческая боль и упрямое, безумное желание дотянуться.