На обратном пути в Тириллтопен музыканты напевали новую мелодию – ту самую странствующую песню, которую услышали в Ветлебю, так она добралась до большого города.
– Вообще-то они оказались ничего, – признал Бьёрнар на следующий день.
– Они приглашали нас к себе в гости, – вспомнил Каос.
– Ну, может, мы к ним и съездим, – сменил гнев на милость Бьёрнар. – В конце лета, прежде чем начнутся занятия в школе.
– И возьмём с собой колокольчики, – подсказала Олауг. – Вот бы меня поселили у Авроры или у Моны и её бабушки.
– А меня у Сократа, – решил Каос.
– А меня у Карла – того, у которого контрабас, – заявил Пончик с гордостью. – Мы с мамой с ним подружились.
– А я ни у кого не буду гостить, – сказал Бьёрнар, – ведь у папы есть квартира в большом городе, но на целый день приеду в Тириллтопен. Может, навещу Эллен-Андреа, посмотрю тот африканский барабан, о котором она рассказывала.
– Да, теперь мы нескоро увидимся, – сказала Эва, – но мы можем думать друг о друге. Вспоминать о Пончике, когда он уедет в Вестланн к папе, об Олауг, если она с бабушкой и дедушкой отправится в горы, и о Каосе, когда он уедет к бабушке в Шерстенсвик. А вы вспоминайте нас, пока мы будем разъезжать на нашем фургоне, открывая Норвегию, – то-то радости будет потом всем снова встретиться! Но прежде пройдёт целое лето.
– Ой, как ещё долго! – вздохнул Каос.
– Время летит быстро, – улыбнулась Эва. – Подожди, сам убедишься.
Смородина и дождик
Эва была права, когда сказала, что время летит быстро. А летом, возможно, ещё быстрее, думал Каос, ему казалось, что Бьёрнар, Олауг и Пончик давным-давно попрощались и пожелали друг другу хороших каникул. Каос уже пожил с папой в Лилипутике, а потом десять дней у дяди с тётей. Теперь они с мамой уже неделю гостили у бабушки в Шерстенсвике, а казалось, будто только что приехали.
На самом деле Каос жил здесь уже долго: он приезжал сюда каждое лето с самого рождения, так что все летние визиты слились в один.
Мама старалась в гостях называть его Карлом Оскаром, но сегодня на прощание, одной ногой стоя на ступеньке автобуса, снова говорила «Каос» и «Каос-сынок».
Её увозил не маленький голубой автобус, ездивший в горы, – они были в Шерстенсвике, и тут ходили большие жёлтые автобусы.
– Будь хорошим мальчиком, помогай бабушке, сынок, и не ходи один на причал, – говорила мама.
– Не буду, – обещал Каос.
Он немножко волновался из-за того, что мама уезжала и он оставался один. Каос знал об этом заранее, они обсуждали это с мамой, но всё-таки оставаться одному у бабушки было непривычно. Ничего не поделаешь: маме пора было возвращаться в Ветлебю и выходить на работу в аптеку ещё на четырнадцать дней, а папа пока будет водить автобус, зато потом родители вместе приедут и заберут его.
Четырнадцать дней – это очень долго, думал Каос.
– Всего две недели, – успокаивала его мама.
Она снова вышла из автобуса, обняла Каоса и бабушку Асту.
– Всего тебе хорошего, Каос-сынок, – сказала она, забыв, что его теперь надо было звать по-взрослому – Карл Оскар.
– Смотри, автобус уезжает, – напомнила бабушка Аста, и мама поспешила снова запрыгнуть на подножку. Автобус медленно развернулся и укатил, оставив Карла Оскара, бабушку Асту и Шерстенсвик.
Они стояли на остановке до тех пор, пока автобус совсем не скрылся из виду, потом бабушка взяла Каоса за руку и сказала:
– Знаешь, чем мы займёмся вечером? Будем собирать красную смородину. Можешь мне помочь, если хочешь, а когда устанешь, поиграешь в саду – так у нас обоих будет занятие.
Бабушка Аста постоянно была чем-нибудь занята. Мама часто говорила, что уезжает от бабушки совсем без сил. Это звучало странно, но мама объясняла: дело не в том, что ей не нравится гостить у бабушки – просто они очень разные. И это чистая правда. Бабушка Аста вставала затемно и хлопотала по хозяйству, а мама Каоса просыпалась лишь через несколько часов: в отпуске ей хотелось поспать подольше. У бабушки тоже был раньше отпуск – когда она работала в банке. Но с выходом на пенсию она работает дома – печёт хлеб, готовит завтрак, ходит за покупками и строит планы на обед – всё это, пока мама нежится в постели. Зато к вечеру за дело берётся мама, она печёт кекс или затевает уборку.
– Ханна всегда такой была, – говорит бабушка, – вся в отца: тоже был вечерняя пташка. Мог до поздней ночи сидеть за работой и почитать любил. Ханна в него пошла. Она молодец: выучилась и сдала экзамен на провизора.
– Угу, – кивнул Каос. Ханна – это его мама.
Пока мама гостила у бабушки, они с Каосом каждый день плавали на лодке. Шерстенсвик находится не у моря, а на берегу фьорда, если немножко проплыть вдоль берега, попадёшь в местечко, где можно купаться.
Одно только было плохо в этих их вылазках: они не могли там побыть вволю, потому что бабушка Аста ждала их к обеду, а он у неё всегда был в два часа. Опоздаешь – бабушка будет потом до вечера в плохом настроении, так что Каос и мама старались следить за временем. Но Каос к этому не привык, у них дома всё было иначе. Иногда обед готовил папа, а иногда мама. Папа часто приходил пораньше, а мама – почти всегда поздно, после того как аптека закрывалась. У бабушки и завтрак и обед были рано, потом кофе в четыре и ужин в полвосьмого – всё строго.
Но теперь бабушка и внук отправились в сад собирать смородину. Каос получил небольшое ведёрко и сразу принялся собирать в него ягоды. Дело спорилось: кусты были усыпаны ягодами – такими большими, что гроздья были тяжёлые. Каос выбирал самые-самые крупные и складывал в ведро, но бабушка его поправила:
– Собирай как положено: веточка за веточкой, а не обрывай понемножку то здесь, то там. Вот смотри, какая замечательная ветка, когда все ягоды с неё соберёшь, скажи мне.
Каос присмотрелся: тут были и крупные ягоды, и мелкие.
– Начинай от конца ветки и двигайся вглубь, – подсказала бабушка. Она присела на табуретку, словно собралась доить куст как корову, и принялась рвать ягоды быстро и ловко.
Каос следил за ней, а потом вдруг представил, будто сам стал бабушкой Астой. Только она сидела, а он стоял. Но у него тоже неплохо получалось. Он так старался, что на ветке не осталось ни единой ягодки.
– Молодец! – похвалила бабушка. – Теперь можешь отдохнуть, если хочешь.
Сад был небольшой, но там росла пара вишен, одна старая груша и яблоня, а ещё крыжовник и смородина – чёрная и красная. Был тут и небольшой огородик. Каосу особенно нравилась одна вишня. Не только потому, что на ней росли очень вкусные ягоды: у дерева была большая ветка, по которой было удобно лазать. В прошлом году Каос ещё до неё не доставал, кто-то должен был его подсаживать, но теперь он прекрасно справлялся сам. Ему нравилось сидеть на дереве словно в тайнике – его никто не видел, а сам он видел и слышал многое и знал, что происходит вокруг.
Вот и на этот раз он вскарабкался на ветку и смотрел, как бабушка собирала смородину. Сверху ему был виден фьорд и лодки. Посидев немного, Каос спустился вниз и снова принялся за работу. Бабушка обрадовалась такому помощнику.
– Надо поторопиться, Карл Оскар, – сказала она, – что-то небо хмурится, видно, дождь собирается. Мы с тобой приготовим смородиновый сок. Вот поедешь домой – возьмёшь с собой бутылочку, ведь это ты сам собирал.
Когда они вернулись в кухню, бабушка дала Каосу вилку и миску и показала, как обрывать смородину с веточек. А сама тем временем достала ещё одну миску, в которой смешала ягоды с сахаром, получилось так вкусно – пальчики оближешь!
Остальные ягоды бабушка Аста ссыпала в большую кастрюлю, налила воду и поставила вариться. Когда смородина немного поварились, она вылила ягоды в большой тканевый мешок, а тот повесила над тазом, куда стал стекать сок. Мешок сделался красным. Время от времени бабушка на него нажимала, тогда сок тёк быстрее, а ткань становилась краснее.
– Пусть так повисит до утра, – сказала бабушка Аста, – вот увидишь, какой получится сок. Ага, вот и дождик начался. Ну чем теперь займёшься?
Каос выглянул на улицу. Он любил играть в саду, когда шёл дождь. У него там было укромное местечко – возле дровяного сарая под небольшим навесом, где бабушка хранила грабли, лопаты и тяпки – всё, что ей нужно было для работы в саду. А ещё там стояла колода для колки дров – сядешь на неё, и дождь не промочит. Каосу это очень нравилось. Всякий раз он ждал: не появятся ли его дождевые друзья. Так он называл улиток. В хорошую погоду их было не видно. Каос много раз их искал, но они все куда-то прятались. Он натянул резиновые сапоги и надел свитер, но плащ не взял – ведь он будет сидеть под навесом. Едва он вышел во двор, как сразу заметил большущую чёрную улитку, сначала она просто лежала в траве не двигаясь, а потом медленно тронулась с места и поползла. Почти незаметно. Но если зажмуриться, а потом открыть глаза снова, то увидишь, что улитка немножко продвинулась вперёд. Каос прибежал на кухню и спросил бабушку:
– Как ты думаешь, что любят чернушки?
– Какие ещё чернушки? – не поняла бабушка. Она читала газету, которую доставляли в Шерстенсвик два раза в неделю, и не сразу догадалась, о чём речь.
– Чёрные улитки, – объяснил Каос нетерпеливо.
– А, эти… Однажды я видела, как одна из них грызла лист салата, упавший на дорожку.
– Можно мне тоже такой лист?
– Да, – разрешила бабушка. – Возьми в ящике в буфете. Порви его на маленькие кусочки – увидишь, что будет.
Каос взял лист салата и снова убежал в сад. Он выложил зелёные кусочки перед улиткой, которая сперва замерла, но потом начала есть. Каос заметил, как она съела один кусочек, потом другой. Мальчик обрадовался: теперь у него появился настоящий домашний питомец, за которым надо ухаживать. Это был особый дождевой зверь. Но что будет, когда выглянет солнце? Улитка наверняка уползёт под землю или под камень, так что не найдёшь, где она спряталась. Зато, как только начнётся дождь, она наверняка выползет снова.