— Каких причин? — спросила Одри весело.
— Не важно, каких причин. Заменяя тебе мать с тех пор, как твоя бедная мать умерла, я вот что скажу, Одри: коли джентльмен отправляется в Австралию, так у него есть на то свои причины. А когда он остается в Австралии пятнадцать лет, как говорит мистер Марк, и, как я сама знаю за пять лет, у него есть на то свои причины. И респектабельно воспитанная девушка не спрашивает, какие это причины.
— Вляпался в историю, надо думать, — сказала Одри беззаботно. — За завтраком они говорили, что на него управы не было. Долги. Хорошо, что Джо не такой. У него в сберегательной кассе почтового отделения накоплено пятнадцать фунтов, я тебе говорила?
Но в этот день разговоров о Джо Тернере больше не было. Звон колокольчика заставил Одри вскочить — уже не Одри, а Стивенс. Она поправила чепчик перед зеркалом.
— Парадная дверь, — сказала она. — Это он. «Проводите его в кабинет», — сказал мистер Марк. Наверное, не хочет, чтоб другие леди и джентльмены его видели. Ну, да они все равно отправились на свой гольф. Интересно, остановится ли он тут? Может, он привез из Австралии кучу золота… Может, я что-нибудь услышу про Австралию, ведь если кто захочет, может разжиться там золотом, так почему бы Джо и мне…
— Ну-ну, поживей, Одри!
— Да иду же, иду, душечка. — И она ушла.
Для всякого, кто только что прошел по подъездной аллее под августовским солнцем, отворенная дверь Красного Дома открывала вход в восхитительно манящий вестибюль, самый вид которого уже овевал прохладой. Обширное помещение с низким потолком из дубовых балок, с кремовыми стенами и окнами из мелких ромбовидных стекол с голубыми гардинами. Справа и слева были двери комнат, но прямо напротив вас, когда вы входили, были еще окна, за которыми виднелся зеленеющий травой дворик, а из открытых окон в открытые окна веяло сквознячком. У правой стены широкие низкие ступеньки лестницы поднимались вверх, поворачивали влево и вели вас по галерее, протянувшейся через всю ширину вестибюля к вашей спальне. То есть, если вы собирались остаться на ночь. Намерения мистера Роберта Эблетта в этом отношении все еще оставались неизвестными.
По пути через вестибюль Одри чуть вздрогнула от неожиданности: на сиденье под одним из окон фасада неприметно сидел, читая книгу, мистер Кейли. Никаких причин, почему бы ему и не сидеть тут. Бесспорно, куда более прохладное место, чем на поле для гольфа в подобную погоду. Однако в эти дневные часы дом выглядел покинутым, будто все гости ушли куда-то или спали в своих комнатах, что было бы самым разумным. Мистер Кейли, кузен хозяина, был неожиданностью, и Одри, вскрикнув, когда внезапно увидела его, покраснела и сказала:
— Прошу прощения, сэр, я вас было не заметила.
А он оторвался от книги и улыбнулся ей. Такая привлекательная улыбка на этом большом безобразном лице. «Настоящий джентльмен, мистер Кейли», — подумала она, направляясь дальше и прикидывая, что хозяин делал бы без него. Если этого брата, например, надо будет спровадить назад в Австралию, спроваживание устроит мистер Кейли.
«Вот, значит, мистер Роберт», — сказала себе Одри, едва увидела посетителя.
После она сказала своей тете, что сразу где угодно поняла бы, что он брат мистера Марка, но она сказала бы это в любом случае. На самом же деле она крайне удивилась. Щеголеватый маленький Марк с аккуратно заостренной бородкой и тщательно закрученными усиками, с быстро стреляющими глазами, всегда, в любом обществе, перескакивающими с одного на другого, чтобы поймать еще одну одобрительную улыбку, когда он сказал что-то удачное, еще один предвкушающий взгляд, пока он ждал своей очереди сказать это, — нет, он был совершенно другим, чем неотесанный, скверно одетый приезжий из колоний, который хмурился на нее исподлобья.
— Я желаю увидеть мистера Марка Эблетта, — пробурчал он. Это прозвучало почти как угроза.
Одри справилась с собой и успокаивающе улыбнулась ему. У нее имелся запас улыбок для всех и каждого.
— Да, сэр, он вас ожидает. Вот сюда, сэр.
— А! Так ты знаешь, кто я?
— Мистер Роберт Эблетт?
— Ага, верно. Так он меня ожидает, э?
— Вот сюда, сэр, будьте так добры, — сказала Одри чопорно. Она подошла ко второй двери слева и открыла ее.
— Мистер Роберт Эб… — начала она и осеклась. Кабинет был пуст. Она обернулась к мужчине позади себя. — Вы не присядете, сэр? А я найду хозяина. Я знаю, он тут, ведь он сказал мне, что ждет вас сегодня днем.
— А! — Он огляделся. — И как вы называете эту комнату, э?
— Кабинет, сэр.
— Кабинет?
— Комната, где хозяин работает, сэр.
— Работает, э? Что-то новенькое. Не знал, чтобы он хоть одну минуту в жизни поработал.
— Где он пишет, сэр, — сказала Одри с достоинством.
Тот факт, что мистер Марк «пишет», хотя никто не знал, что именно, был предметом гордости в комнате экономки.
— Одет я не для гостиной, э?
— Я доложу хозяину, что вы здесь, сэр, — сказала Одри категорично.
Она закрыла дверь, оставив его там.
Ну-ну! Будет, что рассказать тетеньке! Мысли ее были заняты одновременно всем тем, что он сказал ей, а она сказала ему — спокойно так. «Чуть я его увидела, говорю себе…» Вы ее перышком могли бы с ног сбить. Да, перышки были постоянной угрозой для Одри.
Однако сейчас первым делом надо было найти хозяина. Она прошла через вестибюль к библиотеке, заглянула туда, неуверенно попятилась и остановилась перед Кейли.
— Простите, сэр, — сказала она почтительно и негромко, — вы не можете мне сказать, где сейчас хозяин? Пришел мистер Роберт.
— Что? — сказал Кейли, отрываясь от книги. — Кто?
Одри повторила свой вопрос.
— Не знаю. Разве он не в кабинете? После ланча он поднялся к Храму. И больше я его не видел.
— Спасибо, сэр. Я пойду в Храм.
Кейли вернулся к своей книге.
«Храм» был кирпичной беседкой в садах за домом, ярдов примерно в трехстах от него. Там Марк иногда предавался размышлениям перед тем, как удалиться в «кабинет» и запечатлеть свои мысли на бумаге. Мысли эти особой ценности не представляли, к тому же они чаще сообщались за обеденным столом, чем попадали на бумагу, а на бумагу попадали чаще, чем в печать. Однако это не мешало хозяину Красного Дома чуть-чуть страдать, когда гость использовал Храм с беззаботной небрежностью, будто он был воздвигнут ради пошлого флирта и курения сигарет. Был случай, когда двое его гостей попались там за игрой в файвз[4]. Марк в тот момент ничего не сказал, лишь спросил — чуть-чуть не так мягко, как обычно, — не могли бы они выбрать для своей игры другое место, но осквернители больше никогда в Красный Дом не приглашались.
Одри медленно поднялась к Храму, заглянула внутрь и медленно вернулась. Туда-сюда и понапрасну. Может, хозяин наверху у себя в спальне? «Одет не для гостиной?» а тебе, тетенька, понравилось бы, ввались в твою гостиную такой вот, с красным платком на шее, в огромных пыльных сапожищах и… Ага! Кто-то из работников кроликов стреляет. Тетеньке кролик под луковым соусом очень даже по вкусу. Вот уж жарища! Она бы не отказалась от чашечки чая. Ну, во всяком случае, мистер Роберт на ночь оставаться не думал, никакого при нем багажа. Хотя, конечно, мистер Марк может одолжить ему что требуется, одежды у него на шестерых хватит. Она где угодно его узнала бы сразу, увидела бы, что он брат мистера Марка.
Она вошла в дом. Когда по пути в вестибюль она проходила комнату экономки, дверь внезапно распахнулась, и наружу выглянуло испуганное лицо.
— Э-эй, Од! — сказала Элси. — Это Одри, — сказала она, обернувшись в комнату.
— Одри, иди сюда, — позвала миссис Стивенс.
— Что случилось? — спросила Одри, заглядывая в дверь.
— Ох, душечка, и напугала же ты меня! Где ты была?
— В Храме.
— Ты что-нибудь слышала?
— Что слышала?
— Хлопки и взрывы, и всякие ужасы.
— А! — сказала Одри с некоторым облегчением. — Кто-то из работников стрелял кроликов. Я еще сказала себе: «Тетечке хороший кролик в самый раз», сказала я, и не удивлюсь, если…
— Кролики! — сказала ее тетя презрительно. — Это было в доме, моя милая.
— Вот-вот, — сказала Элси, одна из младших горничных. — Я сказала миссис Стивенс… правда, миссис Стивенс? «Это было в доме», — сказала я.
Одри посмотрела на свою тетю, затем на Элси.
— По-вашему, у него с собой револьвер? — сказала она приглушенным голосом.
— У кого? — возбужденно спросила Элси.
— Ну, у этого его брата. Из Австралии. Я сказала, чуть его увидела: «На тебе клейма ставить негде, любезный!» Вот что я сказала, Элси. Даже прежде, чем он заговорил со мной. Грубиян! — Она повернулась к своей тете. — Слово даю.
— Ты помнишь, Одри, что от тех, которые из Австралии, хорошего ждать нечего. — Миссис Стивенс откинулась в своем кресле, учащенно дыша. — Я теперь из этой комнаты не выйду, хоть ты мне сто тысяч фунтов заплати.
— Ох, миссис Стивенс! — сказала Элси, отчаянно нуждавшаяся в пяти шиллингах на новые башмаки. — Я бы, конечно, на такое не пошла, то есть я сама, только…
— Вот! — вскричала миссис Стивенс, подскочив и выпрямившись.
Они со страхом прислушались, и обе девушки инстинктивно подошли поближе к креслу экономки.
Какую-то дверь дергали, пинали, трясли.
— Слушайте!
Одри и Элси испуганно переглянулись.
Они услышали мужской голос, громкий, рассерженный.
— Открой дверь! — вопил он. — Открой дверь! Говорят тебе, открой дверь!
— Не открывайте дверь! — закричала миссис Стивенс в панике, будто под угрозой была ее дверь. — Одри! Элси! Не впускайте его!
— Черт дери, открой дверь! — вновь донесся голос.
— Нас всех поубивают в наших постелях! — дрожа, пробормотала экономка. В ужасе обе девушки прильнули к ней, и, обвив руками ту и другую, миссис Стивенс сидела в своем кресле и ждала.