– Тёмную ему устройте, – посоветовал лешак. – А коли начнёт брехать, мол, неправда это всё, так и скажи: жених Яринкин тебя, охальника, видел, и сам при случае башку на бок скрутит, ежели ещё раз подобную мерзость учудишь.
С этими словами он кивнул Варе, прощаясь, вышел из дому и побрёл к калитке. Яринка – за ним.
Небо на востоке начинало потихоньку алеть. Но саму деревню, опоясанную частоколом, ещё окутывал предрассветный туман. Двери кабака были плотно заперты, а из ближайших кустов доносился густой запах сивухи и молодецкий храп. Избы стояли с прикрытыми ставнями, сонные и тихие.
Когда они уже брели по полю, Яринка почувствовала, как лешак сжал её ладонь в своей, и ответила тем же. Идти вот так, навстречу рассвету и рука об руку с красивым парнем, было несказанно сладко. Вдвойне радовало, что свидетелей вокруг не оказалось, видать, все ушли к Коврижке. Одни – пускать венки по воде и гадать на счастливую судьбу, другие – венки те ловить, а следом и их хозяек. То-то визгу будет на всю округу!
– Ты так и не ответила на вопрос, – вдруг негромко сказал он. – Пойдёшь ли за меня? Я… Не хочу заставлять. Если тебе противно… Я ж чудище, всё понимаю.
И ссутулился, опустив плечи.
А Яринка развернулась к нему – и сама уже обняла, как и хотела там, в сенях.
– Вот потому и пойду. Потому что ты не заставляешь. Ты благородный и честный и никакое не чудище. Проклятие мы с тебя снимем. Я придумаю как.
– Не давай опрометчивых обещаний, – запротестовал было лешак. – Ты уже ляпнула одно сегодня, не подумав.
– И ещё раз ляпну, – вдруг рассердилась Яринка. – Ты ведь мне не веришь, хотя наблюдал за мной почти три года, сам же признался. Хоть раз я кому-нибудь сбрехнула? Я за своё правдолюбство вечно страдаю, в деревне меня чураются, только вот Прошка с дружками, стервец, всё покоя не даёт.
– Башку ему оторву. Или возьму в замке зелья какого, за шиворот ему вылью и станет он дубовой колодой до конца дней.
– Девки местные тебе только спасибо скажут, – Яринка даже не испугалась грозных обещаний. – Так скажи, веришь мне?
Лешак смотрел на неё задумчиво, без улыбки. Но рассвет, занимавшийся за Яринкиной спиной, украсил его лицо золотыми и розовыми мазками. И до чего ж он в эту минуту был хорош, аж сердце мёдом растекалось.
– Верю, – с грустью сказал он. – И боюсь за тебя. Что принесу в твою жизнь только несчастье. Узнает хозяин, что мне кто-то по сердцу пришёлся – непременно попытается изничтожить этого человека. Лишь бы мне больнее сделать.
Вот тут бы Яринке испугаться по-настоящему и понять, что её невольное замужество может обернуться большой бедой. Но в какие это времена девки слушали разум наперёд сердца? Поди, и мир тогда бы рассыпался в труху.
Вот и сейчас из всей речи своего спасителя она явственно расслышала только два слова.
– А я тебе взаправду по сердцу? Не привираешь ради красного словца?
– Взаправду. С той самой минуты, как в первый раз увидел. Только понял это лишь сегодня, когда пуще смерти испугался, что водяник тебя утащит на дно. Потому и кинулся в драку, хотя он во много раз старше и меня бы мог запросто утопить. Но, видимо, добрые силы на нашей стороне, получилось тебя и Варю спасти.
Яринка вздрогнула – жабьи зенки речного чудища накрепко засели в памяти. Только бы не приснились теперь в плохую ночь, от такого страху и сердце остановится!
– Зато ты вон сильный какой. Колдовство твоё взаправду будто у настоящего лешего из быличек!
– Так я и не хуже настоящего, – парень невольно приосанился. – Всякое могу. Даже разбойника в дерево оборотить, который зверей лесных почём зря тиранит. Или людей. Ещё будучи мальцом на посылках у колдуна, превратил в осину подлеца, который девку из соседней деревушки снасильничать пытался. Девка, правда, от увиденного чуть умом не тронулась. Визжала так, что надорвала глотку в один миг. Удивительное дело – что обидчик листьями и корой покрылся, ей оказалось более страшным, нежени бесчестие и поругание…
Яринка в ответ лишь утешающе погладила пальцами его ладонь. Что уж тут скажешь? Она ещё вчера бы эту девку прекрасно поняла.
Так они и дошли практически до леса рука об руку. И увидели на опушке одинокий костёр. Лешак тут же зашипел от злости – какая сволочь бросила открытое пламя рядом с деревьями? А если погорит тут всё?! И хотел уже затушить, но Яринка ухватила его за рукав.
– В наших краях парни с девицами сговариваются о браке, прыгая вместе через огонь на Ивана-травника, – лукаво улыбнулась она. – Если опасаешься, что уйду – привяжи меня к себе клятвой. Я не нарушу.
Пламя отражалось в тёмных глазах, отблески его играли на бледном лице. Яринка запоздало вспомнила, что лесная нечисть, как и зверьё, очень боится пожаров и уже хотела извиниться и взять свои слова назад. Но лешак снова стиснул её пальцы, на этот раз – почти до боли.
– Хочу. Ибо я в первую очередь человек, а не чудище. Сама же сказала.
Миг – и оттолкнулись оба от земли и взмыли в воздух. Яринка почуяла, как россыпь искр легонько (спасибо мужским порткам под юбкой) куснула её за ноги – и вот уже оба стоят в густой траве под берёзовым пологом. И парень хохочет, запрокинув голову, ну совсем как человек. И Яринка хохочет вместе с ним – от внезапно нахлынувшего восторга. Всё получилось! Он смог!
А потом он хватает её в объятия и уже без спроса, без разрешения склоняется к лицу. И она подчиняется, запрокидывает голову, касается ртом его губ, пахнущих чабрецом и взваром. Кружится голова. Вкус мёда на губах, языке. Дрожь в ногах, слабость во всём теле. Жар, идущий от мужской груди, ощущается даже сквозь рубаху.
И мир будто замер вокруг, ожидая, пока они намилуются, придерживая рассвет, отводя чужие любопытные глаза. Никто из местных парней да девок на опушку так и не вышел, и костёр затух сам собой.
И потому Яринка не стала сопротивляться, когда её уложили на невесть откуда взявшуюся подстилку из мягчайшего мха. Когда непривычно тонкие и гладкие пальцы распустили завязки на вороте рубахи. Когда до одури сладкие губы заскользили по шее, осыпали поцелуями оголённые плечи. Только ахнула, когда мужская рука сжала полушарье груди, – не от стыда, от резкого, почти на грани с болью, удовольствия, вдруг вспыхнувшего внизу живота.
Лешак, похоже, воспринял её возглас иначе – убрал ладонь, и поцелуи его стали медленными и почти невесомыми. Он скользнул выше, от груди к шее, и со вздохом вернул ворот рубахи на место.
– Прости, – шепнул он, уткнувшись носом ей в волосы. – Я помню о правилах вежества. И не обижу тебя.
– Да я… – сладкий туман никак не желал отпускать бедовую Яринкину голову, она часто и тяжело дышала. – Сама же…
И даже ведь стыдно ни капли не было, вдруг мелькнула запоздалая мысль. Хороша невеста, ничего не скажешь, дня ещё с женихом не знакомы, а уже чуть ноги не раздвинула! И ведь не соврала ни капли: ляпнула ещё днём, что лучше с лешим ляжет, – и вот, пожалуйста.
– Не стыдись себя, – вновь раздался шёпот у самого уха. – Ты горячая, потому на ласку отзываешься сразу же. И доверяешь мне, потому и не боишься. Всё будет, ягодка-Яринка моя. Поженимся – и всё будет, и даже лучше, чем сейчас…
Так они и остались валяться в обнимку на мягкой лесной подстилке. Пахло свежим мхом, молодой берёзовой порослью, грибами и совсем чуть-чуть прошлогодними прелыми листьями. И травами для полоскания волос – от парня, положившего голову Яринке на грудь. Он почти не шевелился, только сопел тихонечко, поглаживая её по плечу. Она же перебирала тёмную гриву, пропуская между пальцами редкие седые пряди. И сердце сжималось от любви и сострадания. Так и поцеловала бы каждую из них.
Над краешком леса занималась заря. Едва заметные солнечные лучи раскрашивали мир золотым и алым, показывая его в лучшем виде. И казалось, что нет в нём ни горя, ни несчастий, ни болезней, ни одиночества. Только лес вокруг. Только седые пряди в её пальцах, тяжёлая голова на груди, которую и сдвинуть бы чуть в сторону неудобно, но даже шевелиться не хочется, настолько хорошо.
– Дай мне имя.
– Что? – Яринка, уже начавшая проваливаться в дремоту (всю ночь ведь не спала), даже не поняла сразу, чего от неё хотят.
– Дай мне имя, – повторил парень, глядя ей прямо в глаза. – Моё старое забрал хозяин, я не знаю, вспомню ли его когда-либо. А кличка, которую я получил взамен, оскорбительна, права сестрёнка твоя. Так дай мне новое. Кому это доверить, как не тебе?
Яринка призадумалась на краткий миг – и имя возникло в её голове, будто всегда там сидело. А теперь вдруг решило проявиться, вместе с достойным его обладателем.
– Ты мне жизнь сегодня ночью спас, считай, подарил. А потом и себя, не побоявшись через Иванов костёр рука об руку прыгнуть. Значит, Даром тебя назову. Ибо для меня ты и есть лучший подарок на свете.
Заря занималась над горизонтом, юная, ласковая, румяная. Как счастливая невеста. Как сама она, Ярина.
А вскорости в деревне заголосили петухи.
– Бабка уже проснулась наверняка! – Яринка подскочила с места, сонную негу как рукой сняло. – Ох, боги, увидит, что меня дома нет – ругаться будет до вечера! Грядки не полоты, не политы, да и воды в кадушке меньше половины, надо было натаскать, а мы забыли!
Да уж, воды им вчера вечером было вдоволь и без кадушки. Но бабке ведь этого не объяснишь. Опять начнёт попрекать, мол, лентяйки, только бы на гулянки с подружками бегать. И вроде понимаешь, что она это не со зла, а от большой усталости, но так не хотелось портить прекрасное утро большой семейной сварой!
– Не печалься, ягодка моя, не думай о заботах, всё само собой наладится, – лешак, ставший нынче Даром, чмокнул её в щёку. – Беги домой, я через поле дорожку проложу. Три шага, и ты на месте. Не моя там вотчина, ну да ничего. Я пока на седмицу пропаду, тоже работы по горло. Но приветы передам непременно, чтобы не скучала ты. А потом и сам явлюсь в гости. Будешь ждать?
Яринка в ответ улыбнулась и крепко-крепко его обняла.