Владимир Гладышев, председатель общества «Пермский краевед» — цитирует разговор с Е.П. Чугаевой в книге «INCOGNITO в Перми», Пермь, 2012:
«Приятно пройтись по тем улицам, где когда-то бродила твоя молодость где звенел голос товарища и друга…», — говорила Елена Петровна, посетив Кудымкар в 1966 году. Она признает, что были общие интересы, это да. «…Николай Кузнецов, — читаем мы, — любил сопровождать меня до Кувы, когда я ездила к родителям, гулять по поселку, слушать рассказы моего отца о том, как строился Кувинский завод, как строгановские крепостные на себе таскали кирпичи для заводских зданий за двадцать верст…»
Вот о чем разговаривает влюбленный юноша, которому и 20-ти нет, с отцом своей возлюбленной! Разве может быть тема интересней, чем таскание крепостными кирпичей?
2 декабря 1930 года брак заключен, а 4 марта 1931 оформлен развод. Три месяца женатой жизни никак не отразились ни на жизни Николая Кузнецова, ни на судьбе Елены Чугаевой. Каждый чих легенды разведки изучен, обговорен, обозначен то ли документально, то ли по «воспоминаниям очевидцев», а его история женитьбы — как-то глухо упоминается, мол, был такой грех, на три месяца сошлись, да и разошлись. И за все эти годы, годы установки памятников, мемориальных досок, гневного осуждения «фальсификаторов истории» и прочая, никто не удосужился разобраться с личной жизнью великого и легендарного? Странно как-то.
Ну и еще хотелось бы отметить, что Кузнецов был восстановлен в комсомоле в ноябре 1931. Каким образом, как пишет Т. Гладков, боролась за это восстановление жена, с которой он был в разводе уже полгода — неясно. Но если представить, что речь идет о разных людях…
Впрочем, я уже значительно забежал вперед. И именно на этой версии я не настаиваю — пока. Она соблазнительно объясняет все недомолвки и недочеты официального мифа, но вполне может быть, что все гораздо проще, что действительно был такой человек, менявший имена, исключенный и принятый вновь в комсомол, самостоятельно и в совершенстве выучивший несколько языков, гениально работавший в тылу врага и узнавший самые скрытые секреты рейха. Ведь в это гораздо проще поверить, это же намного более вероятно, правда?
Подытожив, скажу, что мне видится «совсем простая штука», как пел В. Высоцкий. Жизнь некоего Никанора Ивановича Кузнецова нам мало известна и мало интересна. Что с ним произошло и как он закончил — мы не знаем. Но вот появляется вторая фигура, которая гораздо интереснее скромного таксатора из Коми-Пермяцкого края. На сцену выходит тот, кого мы знаем — или считаем, что знаем — под именем Николая Ивановича Кузнецова.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АГЕНТ НИКОЛАЙ
Отбыв положенный срок исправительных работ, Николай Иванович Кузнецов — именно так его теперь именуют — прибыл в Свердловск. Почему в Свердловск? Все очень просто: там живет его семья.
Г. Каета (указ. соч. с сохранением орфографии):
В столицу Большого Урала Кузнецовы перебрались вместе с родственниками, узнав о развертывающемся там строительстве завода-гиганта. Жизнь в деревне угнетала бескормицей и беспросветностью, а на стройке как-никак заработок, карточки. Николай их хорошо понимал, хотя он после отъезда в Коми ни разу не заглядывал в Зырянку, зато насмотрелся, как страдали крестьяне-пермяки, а особенно высланные из Белоруссии кулаки и подкулачники. На Уралмаш-строе жилось несколько легче, в чем он убедился, когда приезжал в Свердловск в марте предыдущего года на похороны матери. Правда, к гробу не успел, не сказал последнее «прости», и мама навсегда осталась в его памяти живой, такой, какой он видел ее при расставании.
Честно сказать, меня продолжает удивлять, с одной стороны, слащавость повествования практически всех исследователей жизни Кузнецова, с другой, этого повествования полная нелогичность, которая вызывает диаметрально противоположные ощущения. Ранее тот же автор сообщал нам, что Кузнецов «не успел» на похороны отца в 1927 году, потому что сдавал экзамены в Тюмени, где учился в техникуме. После этого, как утверждается, и перевелся поближе к дому, в Талицкий лесотехникум. Теперь мать, Анна Петровна, скончалась в 1933 году. А сын «к гробу не успел», причем, не успел порядочно: на целых полгода, приехав в Свердловск только в июле 1934 года. А так да, «мама навсегда осталась в памяти живой». Как-то это не сходится все: ведь для выходцев из деревни проводить в последний путь — важный обычай, не принято такое равнодушие, которое проявил Ника, не спеша попрощаться с родными, оставляя их, как утверждают биографы, «в памяти живыми».
Кстати, в отличие от сына Николая, сын Виктор еле-еле, но все же успел застать мать живой:
Виктора в то время в Свердловске тоже не было. Он работал трактористом на лесозаготовках, и если бы случайно не приехал в Свердловск, то тоже не простился бы с матерью. Младший сын застал мать уже при смерти. В бреду она до последней минуты разговаривала с Никой и Витей… Умерла Анна Петровна 55 лет, в марте 1933 года, и семья осиротела.
С датами вообще какая-то странная путаница у всех. Если Куета пишет о том, что Николай приехал в марте 1933 и просто не успел на похороны, то брат Виктор утверждает, что встретились они в Свердловске только в декабре 1933. То есть, через полгода после смерти матери трудности пути не испугали будущего разведчика?
Может, и не стоило бы останавливаться на всех этих нестыковках так долго, но дело в том, что вся Свердловская эпопея Николая Кузнецова запутана донельзя. Миллион источников и все пишут разное. Одни утверждают, что работал статистом в управлении треста «Свердлес», но нет никаких документов, которые это бы подтверждали. Нет доказательств, что он работал сметчиком проектного бюро Верх-Исетского завода. А что есть? Есть документ о принятии Кузнецова Н.И на должность расцеховщика бюро технического контроля конструкторского отдела УЗТМ. Понятно, что тут раздолье для фантазии авторов.
На Уралмаше Кузнецов получил практически неограниченную возможность совершенствоваться в немецком языке. В те годы здесь, как и на других предприятиях, еще работало много иностранных инженеров и мастеров, особенно из Германии, так как своих, отечественных, специалистов у нас не хватало.
…
Инженеры, с которыми он общался, были родом из разных земель Германии, благодаря этому Николай стал теперь практиковаться не в немецком языке «вообще», так называемом «хохдойч», но изучать многие его диалекты и наречия.
Минуточку! Как «хохдойч»? Откуда? От долго прожившей в Швейцарии учительницы? От пленного чеха с австрийским диалектом? От поляка — провизора с берлинским акцентом? От объездчика Гунальда или от полиглота Вилесова? Опять не сходится. Удивительно, что биограф искренне верит в возможность изучения «многих диалектов и наречий» из спорадического общения с иностранными специалистами.
К примеру, все тот же коллега, считавший, что мифы развенчивать не следует, рассказал автору о своей приятельнице из Германии, которая утверждала (и это очень похоже на правду), что она, около 30 лет живущая в языковой среде, до сих пор не понимает «швабов». А между прочим, швабский диалект имеет множество вариантов и почти каждый швабский город имеет своё особое произношение. Каждый город! Это ж как это все выучить-то? Беседуя с иностранными специалистами?
Но это нам с вами странно, а вот биографы Кузнецова твердо верят, что уральский парнишка в совершенстве овладел всеми диалектами, да так, что отличить его от носителя языка было невозможно. Как один все они перекидывают этим мостик к фантастической способности будущего обер-лейтенанта Зиберта переходить с одного диалекта на другой. И что характерно, его знакомцев носителей языка почему-то совершенно не удивляло, что он говорит каждый раз по-другому.
Ну и давайте, чтобы закончить тему диалектов, которых по утверждению биографа, Кузнецов знал то ли пять, то ли шесть, то ли вообще восемь, приведем свидетельство бывшего руководителя контрразведки Леонида Райхмана. При приеме на службу в центральный аппарат НКВД (о чем речь пойдет позже) с Кузнецовым по телефону разговаривал вернувшийся из Германии агент-нелегал и удивлялся: «Говорит, как исконный берлинец». Помните? Вот где пригодились уроки уроженца Польши аптекаря Краузе! Вот почему родившийся в Хелме, учившийся в Ярославле и работавший в Талице дядя Вилли учил маленького Нику невесть откуда взявшемуся у него берлинскому диалекту! Теперь все проясняется.
Итак, наш герой все время совершенствуется, оттачивая свое знание не просто немецкого языка, а вообще всего немецкого языка, что не каждому немцу под силу. Как пишут в ряде исследований, будущую легенду разведки обучала фрейлина императрицы Александры Федоровны Ольга Веселкина, руководитель кафедры иностранных языков Уральского индустриального института (теперь Уральский государственный технический университет-УПИ имени первого президента России Б. Н. Ельцина (УГТУ — УПИ). Да, в это время Ольга Михайловна Веселкина (между прочим, троюродная племянница М.Ю. Лермонтова и троюродная же племянница П.А. Столыпина, сосланная в Свердловск, да там и осевшая), действительно преподавала в тогдашнем индустриальном институте. Мой отец, который учился там с 1937 по 1941 год, прекрасно ее помнил. Проблема только в том, что Николай-то Кузнецов там не учился. И в отличие от распространенного апокрифа, диплома на немецком языке не защищал.
Вот, что пишет об этом биограф Т. Гладков:
В архивах ни одного свердловского вуза нет и малейших следов о пребывании в них студента Н.И. Кузнецова. Да и не могло — по здравому рассуждению — быть. Николай не имел необходимого для поступления в институт свидетельства о наличии законченного среднего образования. Можно только гадать, почему в Кудымкаре, где имелся свой лесотехникум, он не сдал всего-навсего несколько экзаменов, необходимых для получения полноценного диплома.
И про диплом на немецком языке: