– Не прикидывайся! – брызнул слюной патологоанатом. – Кроме тебя, его никто не видел! Зуб даю!
– Ты про свой охотничий тесак? – догадался Петр.
– А то про что же?! Вернулся сейчас в каюту, достал портфель, а он подозрительно легкий. Нет его там, короче. Показывал я нож только тебе. И вот его – тю-тю, вывод ясен.
– Как ты думаешь, зачем мне твой нож?
– Этого я не знаю.
– Все ясно, – Петр пытался свести все к шутке, но у самого скребли кошки на душе. – Необходимо снять пальчики с портфеля, идентифицировать… Слушай, а, может, ты сам его достал, похвастаться перед кем-нибудь решил, или еще чего.
– Тебе все шуточки, – чуть не плача, промямлил Рябухин. – А мне он очень дорог. Мы с ним, можно сказать, огонь, воду и медные трубы прошли. Он меня не раз выручал на охоте.
– Что, медведя зарезал? Или когда рысь напала?
– Нет, все проще: колбаски порезать, сала настрогать.
– Так с этим и обычный кухонный справится!
– У тебя какой-то настрой игривый сегодня, – раздумчиво заметил патологоанатом, теребя себя за нос, – а мне что-то не по себе.
– Согласен, раз свистнули такой нож…
– Что? – заинтересовался Жора. Казалось, весь алкоголь разом из него выветрился. – Что ты хотел сказать? Договаривай!
– Припомни, ты никого возле своей каюты не видел? Может, странное что-то заметил? Запах какой уловил, предмет незнакомый… Когда возвращался из ресторана. Может, кто-то шел мимо?
– Навстречу попалась только жена твоя, Элка, – искренне признался Жора, не подозревая, какую бурю эмоций вызовет у однокурсника этим своим признанием.
Тот осмотрелся по сторонам, сделал глубокий вдох и неожиданно схватил патологоанатома за воротник:
– Повтори, что ты сказал! Повтори! Элку, говоришь, видел?
– Я… только сказал, что встретил ее у каюты. А ты что подумал? Я точно ее видел, у нее еще выражение лица было какое-то странное…
– Кому ты еще нож показывал? – Петр отпустил воротник однокурсника и сделал несколько шагов в сторону кормы.
– В том-то и дело, что никому его не показывал, кроме тебя! – кричал ему вслед Рябухин.
Но Петр не слышал, он бежал по палубе, заглядывая в проходы.
«Что-то должно произойти! Непоправимое! Но как его предотвратить?»
Он снова и снова пытался перетасовать факты. Что означает записка с обозначением 10-го грудного позвонка? А может, это все алкоголь и его страсть к детективам? Одно на другое помножить – немало получится.
Что-то определенно назревало, витало в воздухе: то ли запах адреналина, то ли чистейший запах крови… Если до этого Петр лишь слегка улавливал его, то теперь, после новости от Рябухина, пространство теплохода словно наэлектризовалось: чуть резче повернись – искры высечешь.
Все сплелось воедино: странное, ничем не объяснимое поведение бывшей супруги, бумажка, найденная в кармане, исчезновение охотничьего ножа из портфеля Рябухина… И это лишь то, что было, так сказать, на поверхности! Наверняка существовали еще детали, о которых Петр не знал.
Он сделал круг по палубе, вернулся на место, где оставил патологоанатома, но того и след простыл. У Петра было огромное желание подняться к рулевому, заставить пристать к первой же пристани и высадить всех пассажиров на берег. Потом вызвать такси и развезти всех по домам.
Хватит, встреча отменяется! Натанцевались! Напились!
Но кто его послушает? Кто поверит? Пошлют подальше, чтобы не омрачал праздник.
Мистика на палубе
Он не помнил, как оказался у своей каюты.
Часы показывали половину второго ночи. Эллы в каюте не было.
С одной стороны, они в разводе. А значит, абсолютно свободны ночевать где заблагорассудится. С другой – факты, озвученные супругой не так давно, свидетельствовали о ее полной беззащитности. За ее внешней бравадой и ложной независимостью Петр явно улавливал просьбу о помощи, почти мольбу…
Он сел на диван и задумался: как он будет выглядеть в глазах бывших однокурсников, если ляжет спать в одиночестве, а жена будет в это время где-то гулять? Да еще когда вокруг столько непоняток!
Зачем он согласился на эту авантюру? Идиотизм чистой воды! Он подошел к небольшому шкафчику, открыл его и обратил внимание на платье, висевшее на плечиках. В нем Элла была в ресторане. Когда она успела переодеться?
Час от часу не легче!
В этот момент на шторке появилась чья-то тень. Крадущийся женский силуэт быстро промелькнул и исчез. Силуэт что-то держал в руке, Петру показалось, что это был нож.
Чувствуя озноб во всем теле, Петр направился на палубу. Но быстро туда не выйдешь – необходимо пройти несколько метров по коридору.
Когда он оказался на воздухе, никого не увидел. Может, ему померещилось?
Окна кают были темными – однокурсники беззаботно спали, не подозревая о том, что затевается какая-то пакость. Но какая именно – на этот вопрос Петр ответить не мог.
Больше всего его угнетало то, что Элка в этой пакости оказывалась в центре событий. Полгода, прошедшие с момента их развода и разъезда, изменили бывшую супругу радикально. У Петра складывалось ощущение, что жену подменили. Она была другой! Не может человек так измениться за каких-то шесть месяцев!
Где вот она сейчас бродит, когда должна мирно спать? Пусть не в супружеской постели, но тем не менее? А тут еще этот исчезнувший нож…
Раздираемый догадками и домыслами, Петр побрел по палубе, надеясь встретить супругу. Проходя мимо одной из кают, окно которой было приоткрыто, он вдруг услышал голоса. И сразу узнал их.
Патологоанатом Жора Рябухин беседовал с Левой Матарасом, причем весьма недружелюбно.
– У тебя была куча возможностей во время учебы, тебе никто не мешал. Ты обхаживал ее справа и слева. И раз она тебя тогда отшила, то с этим надо смириться и смотреть на других женщин. Что ты к ней сейчас пристаешь? – раздосадованно твердил патологоанатом. – Твой поезд ушел, ту-ту-ту-у-у…
Психотерапевт отвечал как-то вяло и растерянно, словно делал это не в первый раз, и ему все изрядно надоело:
– Любовь – такая штука… Вам, патологоанатомам, это особенно сложно понять… Тогда она отказала, а сейчас вспыхнула с новой силой. А я ее любил всегда. Мы свободные люди, понимаешь, Жорик… Женщины непредсказуемы, особенно – в любви… Хотя… Чего я перед тобой оправдываюсь, карты раскрываю?
Петр с трудом понял, о ком идет речь. В институте Матарас всерьез ухлестывал за старостой Аленой Чубак. Рябухин был прав: тогда староста не обращала на него внимания, как бы он ни унижался перед ней. Тогда он был посредственным студентом, ничего собой не представлявшим. Сейчас совсем другое дело – светило психотерапии, автор многочисленных методик. Возможно, староста пересмотрела свое отношение к нему. А вот о чувствах Рябухина к Алене Петр слышал впервые…
– Думаешь, потанцевал пару раз, – голос патологоанатома становился все более агрессивным, – и в ней что-то всколыхнул? Я уверен, ты внушил ей что-то. Ох уж эти ваши психотерапевтические штучки! И теперь она с тобою танцует.
– Тебя это не касается, Жорик. Хочешь – внушай ты, если получится. А вообще-то я бы на твоем месте увлекся Лизаветой. Ты посмотри, какая женщина просто подарена нам на этот вечер, а ты пытаешься втиснуться на место, которое давно занято.
– Это запрещенный прием, Левушка! Ты не на моем месте, заруби на носу. И еще очень пожалеешь, что перебежал мне дорогу, запомни!
– Ты никак угрожаешь мне? Или мне показалось, товарищ потрошитель?
Голос Матараса менялся буквально на глазах. Из вялого и неуверенного он превращался прямо-таки в голос Левитана. Петру казалось, что произнеси он сейчас «От Советского информбюро…» – и у слушателя не возникнет никаких сомнений в подлинности услышанного.
– Как хочешь, так и понимай, только я тебя предупредил! – уверенно произнес патологоанатом. – Потом не возникай!
– Да, профессия накладывает отпечаток, – заключил Матарас после того, как за Рябухиным закрылась дверь.
«Первый любовный треугольник на теплоходе! – выстрелило в голове Петра. – Вот это новость!»
Он вспомнил, как жарко психотерапевт обнимал в танце старосту, и подумал, что у Рябухина, пожалуй, есть повод для ревности. Бедняга был прав в своих рассуждениях: представить подобный танец в годы учебы было совершенно немыслимо, у Матараса не было тогда никаких шансов.
А сейчас что? Изменился Матарас или отношение старосты к нему? Или Жора прав: Матарас внушил Алене что-то такое, что она сама в него влюбилась?
Круговорот мыслей внезапно оборвался – Петр заметил на дальнем конце палубы похожий на привидение женский силуэт в белой ночнушке. Привидение в руке держало нож и двигалось прямо на него.
У Петра все внутри похолодело: он узнал свою супругу! Элка в три часа ночи с ножом в одной ночнушке бродит по палубе! Немыслимо!
Он прижался к двери и замер: «Не может быть! Нет, это не она! Показалось!»
Что он гадает? Почему бы не встретиться с ней лицом к лицу и не убедиться? Но, если это не она, то кто? Когда он сделал шаг вперед, палуба была пуста. Может, ему померещилось?
Загрохотав ботинками, он кинулся туда, где только что видел силуэт. Добежал до лестницы на шлюпочную палубу, никого там не обнаружил.
Размеренно работал двигатель, за кормой пенилась вода, за бортом проплывал мигающий бакен.
Он никого не обнаружил ни на шлюпочной, ни на главной палубе. Коридоры были пусты…
Обмен телами
В расстроенных чувствах Петр вернулся к себе в каюту, смутно надеясь застать там бывшую супругу. Едва прикрыв за собой дверь, почувствовал запах дорогих духов. Но Элка пользовалась другими! Уж он-то знает! Или, изменив радикально своим привычкам, бывшая жена поменяла и пристрастия в косметике? Черт знает что!
Он включил свет и увидел рассыпавшиеся по подушке платиновые волосы.
– Зачем включать свет, Петь? Неужто он тебе так нужен? – долетело до его ушей. Голос без сомнения принадлежал Лизавете Хмельницкой. Однокурсница повернулась к нему, присев на диване. Одеяло при этом сползло, обнажив ничем не прикрытую грудь.