Периодически читательские массы приходят в возбужденное состояние. Их пронизывают токи появляющихся вдруг новых представлений в исторической области знаний, зачастую претендующих на пересмотр базовых положений и носящих при этом характер сенсаций. Подобные «открытия» существовали всегда, но особенно они стали характерны для последнего двадцатилетия. На первый взгляд, они обоснованны и иногда поддержаны научными авторитетами. Свержение устоявшихся теорий всегда являлось «ходовым товаром», особенно если оно совпадало с крупными общественно-политическими переменами, воспринималось как соответствующий духу времени ветер перемен и оценивалось как прогресс. Одни «открытия» оставались малозамеченными, другие настолько крепко внедрялись в сознание читательских масс, что до сих пор остаются альтернативой традиционным представлениям. Очень часто они приобретают рьяных сторонников, но более сдержанная категория читателей относится к ним настороженно. Частенько такие «открытия» противоречат друг другу. Одни пытливые читатели, обобщив эти представления, задают себе вопрос: «Где же правда?» – и ответа не находят. Другие, глотнув этого «свежего воздуха» знаний, без тени сомнения закладывают его в базу собственных мировоззрений. Этому хорошо содействуют издательства в погоне за тиражами, поощряющие такой «жанр» и не утруждающие себя даже поверхностным рецензированием. Тем самым неразбериха только усугубляется. В результате славяне и тюрки одновременно занимают территории от океана до океана, фараоны говорят на татарском языке, еще не существующие русские создают свое государство в древнем Леванте. Однако суть вопроса гораздо шире и серьезнее, она не сводится лишь к экстравагантным идеям последних лет, это частный случай большой проблемы. Ее можно сформулировать как «оценка достоверности результатов исторических исследований». Она является предметом науки «историческая эпистемология», к сожалению, малоизвестной многим авторам [36].
Когда автор претендует на принципиально новые результаты и тем более на открытие, уместно поинтересоваться, каким образом они были получены. Этот вопрос, кажущийся рутинным, за фасадом фейерверков сенсаций уходит из поля зрения читателя. Представлялось интересным рассмотреть истоки феномена «сенсационности» и выявить причины его появления.
Для того чтобы составить историческую концепцию (теорию, представление) или просто сделать вывод, необходимо иметь сведения. После их обобщения, анализа и мук творчества появляется продукт умственного труда. А теперь переведем это на междисциплинарный язык. В конечном счете, все исследования сводятся к единой цели – созданию некой модели изучаемого явления. Ученые-естественники описывают природные процессы в рамках закономерностей, выражаемых количественно в виде математических зависимостей различной сложности, вершиной которых является математическая модель. Гуманитарии, и в частности историки, разрабатывают собственные модели явлений, происходивших в предыдущие периоды различной хронологической глубины. В отличие от естествоиспытателей, они описывают свои процессы не количественно, а вербально. Историческая наука находится пока на такой стадии развития, когда количественные оценки оказываются неприменимыми. Причина состоит не в квалификации исследователей, а в более высокой сложности процессов различных масштабов с участием человеческих общностей, где, в отличие от лаборатории, эксперимент с заданными условиями поставить невозможно. Но и это обстоятельство не должно являться оправданием, поскольку и здесь не обходится без консерватизма. Количественные подходы иногда просто отторгаются a priori потому, что не являются привычными и не укладываются в традиции школ и школок, требуют смены методологий и подходов. А это очень неудобно, хлопотно и не гарантирует быстрое получение положительного результата, признания. Куда комфортнее продолжать «производить» диссертации по клише своих знаменитых учителей, правда, еще 50-70-, а то и 100-летней давности. Но и в этой области уже появляются интересные результаты [37].
Определяющим условием создания представлений в любой области знаний, собственно разработки моделей, является наличие исходной информации, которая должна отвечать одному важному требованию – быть достоверной. Это означает, что ее качество и объем обязаны в достаточной мере отражать характер исследуемого объекта. Если химик проводит эксперименты, а анализы выполняет по методике, имеющей изъяны, то сделанные выводы будут неверны. Информация была недостоверна, хотя при этом логика обоснования кажется безупречной. Правда, при первой же проверке ошибка обнаружится. Но этого практически нельзя сделать в случае исторических исследований не из-за отсутствия возможностей повторения «экспериментов», а из-за отсутствия унифицированных методологий. Если проводится опрос общественного мнения с целью выявления политических и потребительских пристрастий, с тем чтобы смоделировать результаты предстоящих акций, то он должен выполняться в наиболее характерных слоях общества, отражающих большинство населения, быть репрезентативным. Вывод, который будет сделан, и является моделью рассматриваемого явления в области политики или потребления.
Поскольку такая постановка вопроса для многих читателей может оказаться неожиданной или затруднительной, то рассмотрим ее на доступных примерах. Для этого используем шахматную доску. В данном случае она является информационным полем некого явления, допустим, исторического. В начале исследования оно является чистым, информация отсутствует. Никаких версий о событии пока составить невозможно. Постепенно информация начинает появляться. Представим ее в виде абсолютно одинаковых шашек. Шашки-информацию мы можем размещать на поле в различных комбинациях. Эти комбинации и будут являться версиями – моделями, которые предлагают авторы. Наука комбинаторика позволяет нам вычислить количество возможных вариантов. Если информацией заполнены 10 клеток из 64, то число вариантов сочетаний шашек равняется приблизительно 5,3 ∙ 1017 или пятистам тридцати квадриллионам. В переводе на «исторический» язык это и есть возможное количество версий события, которые предлагают авторы. То есть однозначного решения нет. Математики хорошо знают, что моделирование в условиях недостатка исходной информации дает множество решений.
Если не заполнена одна клетка, то, поскольку по своему положению на доске клетки не эквивалентны и вакантное место может размещаться различным образом, их число составит 64. (Строго говоря, данные значения надо разделить на 4 с учетом симметрии доски.) И только отсутствие свободных клеток или размещение 64 шашек даст нам число комбинаций, равное 1. Перемещать шашки более некуда. Этот идеальный вариант означает единственное решение стоящей задачи или единственный правильный вывод. Это уже не гипотеза или предположение, а утверждение.
А если были использованы ошибочные данные? То есть на доску попали ложные шашки, например, окрашенные снизу в другой цвет и поэтому внешне неотличимые и кажущиеся истинными. Тогда при заполнении всех клеток доски мы также получим единственное решение, но решение-химеру. Данные не были достоверны.
Поскольку понимание данного вопроса является весьма важным для дальнейших рассуждений, то приведем пример более углубленного характера (рис. 1). Перед ученым стоит задача – понять, каким образом переменная (Х) влияет на результат (Y). В ходе эксперимента он получает некое значение, которое изображает на графике в виде точки. Это минимальный объем исходной информации. Через точку можно провести бесконечно большое количество прямых и кривых различной сложности (рис. 1-I). Этого недостаточно для того, чтобы решить поставленную задачу. Число решений равняется бесконечности. Далее появляется еще одна точка, то есть количество исходной информации увеличивается (рис. 1-II). Через две точки можно провести уже только одну прямую, но также и большое количество кривых. Но теперь уже не любых кривых, а лишь определенных, определяемых взаимным расположением точек, характеризующимся, согласно математической терминологии, положительным тангенсом угла наклона касательной.
Таким образом, с увеличением объема исходной информации (числа точек на графике) мы имеем резкое сокращение количества вероятных решений. Их также можно назвать моделями, и им соответствуют каждая кривая или прямая.
Наконец, возникает еще одна точка (рис. 1-III). Теперь мы уже определенно можем говорить, что зависимость является криволинейной, и она обращена выпуклостью вверх. Это существенно отличается от той неопределенной ситуации, которую мы имели вначале. Однако надо добавить, что это справедливо лишь для определенного интервала фактора Х, находящегося в пределах a – b. Выход за его рамки может изменить ситуацию. Попросту говоря, зависимости иногда «работают» лишь в определенном интервале условий. Получение 5, 6, 7 и 8-й точек все ставит на свои места. Кривая оказывается сложной, но надежно характеризуемой (рис. 1-IV). Необходимо было иметь восемь точек, чтобы сделать единственный вывод, то есть создать модель. Меньшее количество давало решения от бесконечно большого числа вариантов при одной точке до ограниченного, но не единственного, например при трех точках. По мере наращивания объема исходной информации картина становилась все более ясной. Дополнительно мы можем нанести на график любое количество точек, однако результата это не изменит. Объем информации (точек) должен быть достаточным. Если мы начнем громоздить шашки одна на другую, то количества решений на доске это не изменит. Мы получили адекватную модель[7].
Рис. 1. Возможные графические решения в зависимости от количества точек – экспериментов (информации)
Эти рассуждения в полной мере можно перенести и на изучение исторических событий, фактически их моделирования на основании имеющейся информации. Ее объем формируется с помощью различных методов: источниковедения, археологии, антропологии, мифологии, топонимики и др. В последнее время начали подключаться генетические методы. Суть проблемы в данном случае идент