Тайна стоит жизни — страница 1 из 41

Зуфар Максумович ФаткудиновТайна стоит жизни

Глава I

Моим братьям Мирзе и Асрару Фаткудиновым, павшим смертью храбрых, посвящаю.

Автор

Порывистый майский ветер сметал с тротуара потемневшие прошлогодние листья, взвихривал их, бросал на дорогу и в воды Казанки. Было свежо. Жуков потер руки и нетерпеливо посмотрел на часы. «Что-то Ильдар опаздывает, — подумал он. — На него это не похоже. Наверно, что-нибудь на работе».

Александр подождал еще несколько минут и позвонил Закирову на работу. Телефон молчал. «Видимо, уже двинулся сюда», — решил Александр.

Жуков подошел к чугунной ограде и, задумавшись, стал смотреть на воду. Мысли кружились вокруг дела об убийстве работника горисполкома Древцова и ограблении его квартиры.

К этому делу Жукова подключили два дня назад — вел его лейтенант Треньков, но сдвигов не было. Случай оказался сложным. Во-первых, не ясны мотивы: террористический акт с попыткой подвести его под хищение со случайным убийством или, наоборот, хищение с не предусмотренным заранее убийством. Во-вторых, раскрытие дела затруднялось некоторыми ошибками, допущенными Треньковым в ходе первоначальных следственных действий.

При повторном осмотре места происшествия и допросе новых людей Жуков выявил свежие штрихи, которые дополняли картину. По ним он пришел, пока что для себя, к выводу: основная цель преступника — похитить из квартиры Древцова фамильные драгоценности, доставшиеся тому от отца, известного художника.

Теперь Жуков разрабатывал другую, противоположную существующей, версию. При новом осмотре квартиры потерпевшего в бачке унитаза обнаружили тяжелую мраморную пепельницу, куда забросил ее преступник. Экспертиза показала: именно этим предметом был убит Древцов. Жукову бросились в глаза тщательность поиска ценностей и быстрота действий преступника. Оказалось, что Древцов в день гибели вернулся с дачи, куда он выезжал на лето, можно сказать, случайно: срочной телеграммой вызвали родственники на междугородние переговоры.

За сегодняшний день Александр просмотрел картотеку «домушников» прочел, как грустные рассказы, несколько уголовных дел, покрытых архивной пылью. Успел послать запросы в Москву. Нужно было еще «процедить» из бумаг данные об одном прожженном «домушнике», но это он решил сделать завтра.

Оторвавшись от мыслей, Александр критически осмотрел свой единственный цивильный костюм, начищенные до глянца ботинки и остался доволен. Форму офицера НКВД он надевал не часто. Сегодня они с Ильдаром, закадычным другом, идут в ресторан, где должны собраться бывшие одноклассники.

Жуков услышал торопливые шаги. Он медленно, словно не желая оторвать взгляда от воды, повернулся. То был Закиров.

— Привет, Сашута! Извини, дорогой. Как говорится, нищему и ветер навстречу.

— Чего так?

Закиров перевел дыхание.

— Знаешь, уже выходил, и буквально на пороге поймал Михаил Иванович Нурбанов. Он шел от начальства. Короче, в отдел переправили одно занятное дельце, ну а он, не мешкая его мне...

Александр понимающе кивнул.

— Вообще, работы — завались, а мы, как чокнутые, понеслись куда-то...

— Не хнычь. Если уж решили — надо идти. — Жуков слегка подтолкнул ладонью Закирова. — Увидишь сейчас Элечку Бабанину, и заботы рассеются, как дым на ветру.

Друзья заспешили к ресторану «Центральный». Их кто-то окликнул. Оба оглянулись. Цокая по асфальту коваными сапогами, приближался запыхавшийся военный.

— Здорово, ребятишки! — выдохнул он, поравнявшись. — Как борзые несетесь. Еле догнал.

Это был Колька Батенов, бывший одноклассник. С Батеновым они иногда виделись — тот учился в военном училище и дважды в год приезжал на каникулы к родителям. А теперь в его петлицах весело поблескивали по два малиновых кубика — год назад присвоили лейтенанта.

— Я в автобусе ехал, увидел вас, голубчиков, а он — за угол и на полквартала протащил, — проговорил он. — Вот и пришлось: ноги в руки — и за вами!

Николай снял фуражку, осторожно приложил платок к вспотевшему лбу, вытащил из кармана большие часы:

— Кажется, запаздываем.

— Ничего, не на работу, — сказал Закиров, — успеем...

За длинным столом сидело человек пятнадцать бывших одноклассников, о чем-то оживленно беседуя.

— О-о-о!.. — закричала хором повеселевшая компания. — Сколько лет, сколько зим!

Начались рукопожатия.

Постепенно подходили остальные запоздавшие. Пришла и Эля Бабанина, стройная, в голубом платье. Золотая цепочка дважды обвивала ее красивую шею. Большие голубые глаза с густыми ресницами излучали нежность и доброту. Ильдару показалось, что она стала еще прекраснее, и сердце его дрогнуло. Нет, не прошли, оказывается, чувства к ней. Откуда-то появились скованность, нерешительность. Приготовленные слова разом улетучились. Мозг одеревенел.

«Вот та, к которой так неудержимо тянет, — думал Ильдар. — Сколько лет совсем рядышком живет. А вот, поди ж, попробуй, скажи ей о своих чувствах. А что, если все-таки признаться ей сегодня?..» От этой мысли его бросило в жар. Ему стало душно.

— Ты чего, старикашка, загрустил? — прикоснулся к нему Александр. — Пригласи ее танцевать, а то уведут.

За разговорами не заметили, как наполнился зал. Желающие танцевать толпились вокруг оркестровой площадки. Танго и фокстроты сменяли друг друга. Наконец в привычный звуковой фон оркестра решительно вклинился звонкий голос молодого певца:

Москва златоглавая — звон колоколов,

Царь-пушка державная, аромат пирогов,

Конфетки, бараночки, словно лебеди саночки...

Эх, вы, кони залетные, слышу песнь с облучка.

Разудалая песенка вдохнула энергию, многие от столов цепочкой потянулись к танцевальной площадке. Красивый тенор с нотками грусти продолжал:

Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные.

Грациозно сбивают рыхлый снег с каблучка.

— Ну чего, как телок, хлопаешь ушами? — зашептал Жуков. — Иди скорей, лучшего случая не будет.

Ильдар поднялся и, застенчиво улыбаясь, пригласил Элю танцевать.

«Неужели это та неприступная отличница Эля, на которую я боялся взглянуть в школе? — думал он. — Да и сейчас, кажется, не могу похвастаться смелостью».

С замиранием сердца чувствовал на щеке ее дыхание, ощущал тепло ее рук. Надо было что-то сказать, поговорить с ней! Но на ум ничего путного не приходило. «Во дубина! — ругал себя Ильдар. — Но что сказать? Что давно люблю? Что все эти годы думал о ней? А если поднимет на смех? Ну и пусть! Но сказать надо... Только подумать, как это лучше сделать. Вот сейчас в спокойной обстановке за столом подумаю, затем приглашу еще раз танцевать и обо всем скажу». От этого решения пересохло во рту.

Закиров очнулся, когда солист кончил петь. Они добрались до стола. Жукова на месте не было.

— А где Сашутка? — спросил Ильдар у сидевшего по соседству Буренкина.

— А черт знает, куда его понесло! Увидел какого-то бородача, ну и ходу за ним, как охотник за добычей.

— Давно?

— Как только ты пошел отплясывать.

В душу сразу же закралось беспокойство. Александр обязательно предупредил бы его об уходе. Что еще за бородач? А может, какой-то знакомый? Решил с ним поболтать? А может...

Закиров подошел к Эле:

— Н-надеюсь, мы еще разок станцуем...

Та посмотрела на него широко раскрытыми глазами:

— Конечно, конечно...

— Я на минутку, Эля. Я сейчас...

Он поспешил к выходу. Жукова нигде не было. На вопрос швейцар пояснил, что недавно вышли трое мужчин.

Беспокойство переросло в тревогу, и Закиров бросился на улицу.

Вечерняя прохлада дохнула на него. День угас, но облака, подкрашенные в розовый цвет, мягко светились в вышине. Фонари еще не горели.

Всматриваясь в силуэты прохожих, Ильдар заспешил по центральной улице. Лица причудливо расплывались в темноте. Знакомой фигуры не было видно. Куда же он подевался?

«Неужели засек кого-то из древцовского дела?» — подумалось Ильдару.

Он вернулся назад и побежал в переулок, озираясь по сторонам. Останавливался у подъездов домов, прислушивался к шорохам. Никого.

Через два дома завернул в покосившиеся, без единой створки ворота. В глубине безлюдного двора белел квадрат поленницы. Левее от нее густела тьма арки. Двор был проходной.

Ильдар перебежал двор, нырнул в мрачную подворотню и выскочил на соседнюю узкую улочку. Поблизости никого не было.

Он вернулся во двор. Замер, напрягая слух и зрение. Густеющие сумерки заволакивали окружающие предметы. Несло пищевыми отходами и хлоркой.

Ему послышался шорох. Осторожно сделал нескольку шагов к подъезду. Из щелей рассохшейся двери просачивался слабый, мечущийся свет.

«Спички, что ли, жгут? Прикуривают? А может, ребятня балуется?» Закиров подошел к подъезду, быстро отворил дверь.

Увиденное ошеломило его.

У самого входа лицом к двери стояли двое мужчин, разглядывая какие-то бумаги. В руке одного из них — пистолет, другой держал зажженную спичку.

Чуть левее — под деревянной лестницей — неподвижно лежал мужчина. Его рубашка в бурых пятнах белела в полумраке.

Сердце перестало биться от минутного ужаса: «Неужели это Сашка?!»

В нежилом подъезде эти двое, видимо, не ожидали никого, но все-таки первым опомнился рослый мужчина.

— Легаш? — угрюмо-угрожающе выдавил он, направляя оружие на Закирова.

Глухой хриплый голос заставил Ильдара действовать, и он стремительно ударил верзилу ногой по руке — пистолет упал в темноте где-то слева. Чернявый мужчина с бородкой бросил спичку и замахнулся. Ильдар сильным ударом кулака сбил его с ног. Тут же Закиров бросился на здоровяка, пытаясь провести удар под ложечку. Тот попятился, но, запнувшись о ступеньки, растянулся на лестнице, увлекая за собой Закирова. Он попытался сбросить с себя Ильдара, но тот вцепился мертвой хваткой, не давая ему выбраться.