— Волоки за ноги! — заорал верзила своему напарнику. — Пырни его пером! Скорей!
Чувствуя, что тот, с бородкой, уже поднялся с пола, Ильдар попытался рывком встать, чтобы с ходу нанести еще удар, но толстяк, словно клещами, захватил обе руки. Закиров подтянул ногу, уперся ею о стенку и сместился чуть в сторону. В тот момент, когда силуэт бородача показался на фоне открытой двери, откуда исходил тусклый свет, Ильдар пнул его ногой. Бородач пошатнулся и осел у двери.
Закиров рванул правую руку, но преступник был сильнее его и высвободиться не удалось.
— Зажги, Космач, спичку! Подними пушку и пали!
Слышно было, как тот, у двери, словно проснувшись, начал шарить в темноте.
— Пали, скорее, сука! — зарычал снова бандит. — Только сбоку подходи! Меня не задень!
Критическая ситуация подсказала решение: Ильдар резко ударил головой в лицо преступника и рванулся изо всех сил. Тот не сумел на этот раз удержать его.
Закиров прыгнул в темноте наугад на другого преступника, но промахнулся. Тот успел отыскать пистолет и полыхнул из него.
В тесном деревянном подъезде выстрел показался пушечным грохотом.
Закиров перехватил руку бородача. Ахнул выстрел — с потолка посыпалась штукатурка. Попытка отнять оружие не увенчалась успехом — сильный удар подскочившего второго преступника кулаком в грудь выбросил его за дверь. Он упал.
— Пали, падла! — донеслось из подъезда. Но там на секунду замешкались.
— Дай сюда! Я сам! — грозно раздался тот же голос. Ильдар сунул руку в карман за оружием. Мелькнула тоскливая мысль: «Кажется, опоздал — с предохранителя не снят».
Закиров выхватил пистолет, но в это время здоровяк, прячась за косяк, выбросил руку с револьвером в дверной проем. Ильдар, лежа, рванулся в сторону, пытаясь заслониться дверью. Грохнул выстрел. Пуля ударила где-то рядом. И тут, скорее инстинктивно, чем обдуманно, он изо всех сил толкнул ногой дверь. Это спасло ему жизнь: сухая дощатая дверь, резко захлопнувшись, уперлась в металл оружия, в то же мгновение тишину разорвал новый выстрел преступника.
Сняв с предохранителя пистолет, Закиров дважды выстрелил в дверь и рванулся к стене.
В подъезде снова хлопнул выстрел, и мелкие щепки брызнули по сторонам. Послышался топот по деревянной лестнице.
«Уходят, гады», — с этой мыслью Ильдар рванул дверь и несколько раз выстрелил. Кто-то охнул.
Он, как пловец, нырнул в темноту подъезда, распластался под лестницей. Прислушался. В глубине подъезда кто-то хрипел. Из квартиры донесся звук выбиваемых стекол.
«Один, кажется, готов, а другой уходит», — мелькнула у него мысль. Он поднялся по лестнице и на ощупь по стенке двинулся к двери квартиры. У самого порога запнулся о чье-то тело и больно ударился головой о косяк.
Закиров зажег спичку. Привалившись к стене, сидел мертвый преступник, стрелявший в него. Ильдар взял его оружие и толкнул дверь, но она не открылась. Навалился всем телом — бесполезно.
Он бросился к выходу, перебежал двор, выскочил на соседнюю улицу — никого. Побежал обратно. Тревожно стучало сердце: «Неужели под лестницей Саша?» Не хотелось верить. Запыхавшись, влетел в подъезд.
Не переводя дыхания, Ильдар зажег спичку, всмотрелся в лицо лежавшего, и сердце больно сжалось — это был Александр. Ильдар прижался ухом к его груди: сердце как-то отдаленно стучало. Жив!
— Жив! — бешено закричал он от распирающей грудь радости и выскочил на улицу. — Сашутка жив! Эй, есть тут кто-нибудь?
Двор ответил угрюмым молчанием. И он во весь дух понесся к ближайшему телефону.
Глава II
Настроение у дежурного второго отделения Советского райотдела милиции Светловолжска старшего лейтенанта Геннадия Севчука было неважное — поругался с женой.
В последнее время что-то у них не стало ладиться. На службу приходил с настроением, как он выражался, «на нуле», был вял, к тому же появилась рассеянность. О семейных неладах долгое время ни с кем не делился, даже со своим приятелем Равкатом Измайловым. По натуре он был скрытен.
Резко задребезжал телефон. Севчук снял трубку, выслушал и начал уточнять:
— Так... На какой улице, говорите?.. На Правобулачной? А приметы их?.. Хорошо... Сейчас будем.
— Равкат, — сказал он Измайлову, — на Правобулачной около дома номер пятьдесят, совершен грабеж. Потерпевшая будет ждать. Бери машину и — мигом.
— Есть!
Измайлов кинулся к выходу, застучали по коридору сапоги оперативников, хлопнула дверь, и все смолкло.
Севчуку нелегко было оставаться одному: вытащил учебник немецкого языка, нашел нужную страницу, но склонение артиклей не поддавалось — мысли рассеивались. В голове была неразбериха: всплывали какие-то события, люди...
«Да, в таком состоянии много не осилю сегодня», — перелистывая оставшиеся страницы учебника, мысленно сказал себе Геннадий.
Тоскливые думы его неоднократно прерывались за вечер всякими сообщениями. В час ночи позвонил сторож стройуправления — сообщил, что около двенадцати ночи неизвестный злоумышленник проник через окно в контору и учинил погром: разбросал бумаги, разорвал на куски спецодежду, выдрал подкладку. Из казенного имущества ничего не взято. Сторож предположил, что преступник, видимо, порезался о стекло — на полу пятна крови.
Севчук машинально занес это сообщение в журнал происшествий и, особо не задумываясь, решил: это дело рук пацанов.
Подобный случай в его практике уже был. «Вернется оперативная группа — пошлю, — подумал Севчук. — Но все-таки надо пока поставить в известность участкового уполномоченного».
В это время позвонила жена.
— Знаешь, Геннадий, я решила завтра подать на развод. Нам надо разойтись. Так будет лучше для нас обоих.
Она выпалила это в одно дыхание. Хотя Геннадий приходил сам к тому же выводу, слова жены оказались для него неожиданными. Он растерялся.
— Зачем же так торопишься? — хриплым незнакомым голосом выдавил Геннадий, понимая: оттяжка вряд ли что изменит. Но какая-то сила заставляла цепляться за развалины семейного очага. — Слушай, давай пока не будем разводиться, а? Я очень прошу. Поживем на расстоянии и увидим: нужны мы друг другу или нет. Ну, пожалуйста, больше я ни о чем не буду просить...
— Все это бесполезно, — сказал почти незнакомый женский голос с металлическим оттенком, и в трубке зазвучали короткие гудки.
Севчук оказался окончательно выбитым из колен. Дальнейшее происходило как во сне. Группы прибывали и уезжали вновь. Приводили кого-то. Составлялись разные протоколы, брали объяснения с задержанных. Все было как обычно.
На рассвете, когда уже проснулись птицы и сон клонил голову Севчука к столу, пришла телефонограмма из Народного комиссариата внутренних дел республики.
Всем райгоротделам милиции республики.
Немедленно примите меры к розыску и задержанию преступника: среднего роста, шатен, полного телосложения, носит бороду и усы. Ранен из огнестрельного оружия в правое плечо или в руку. Скрылся от преследования около 22 часов. Преступник вооружен. О всех известных фактах, имеющих отношение к данному сообщению, немедленно доложить.
Севчук словно очнулся от оцепенения — по телу пробежал неприятный холодок, засосало под ложечкой: верный признак неприятностей. «О всех известных фактах, имеющих отношение к данному сообщению, немедленно доложить», — повторил он про себя.
Геннадий чувствовал, что сообщение сторожа стройуправления имеет отношение к телефонограмме.
«А что же я предпринял по тому сообщению? — встрепенулся Севчук. — Неужели ничего?!» Он с испугом схватил раскрытый журнал и обнаружил: в графе о принятых мерах по сообщению не было никакой записи.
— Та-ак, — вслух произнес он, бессильно опускаясь на стул. — Вот это да. Как же я так оплошал? — И Геннадий вспомнил звонок жены.
Сердце заныло от тревожного предчувствия.
Он вскочил и торопливо начал ходить по комнате. Мысли, перегоняя друг друга, носились в голове: «Да он и разорвал эту тужурку потому, что надо было перевязать рану, — вдруг осенило его. — А бумаги? Бумаги, пожалуй, раскидал, чтобы капли крови прикрыть, дабы не заметили сразу, чтоб прошло определенное время. Выиграть время! А я, балда... — Он схватился обеими руками за голову. — А я тут нюни распустил... Надо срочно послать туда Измайлова. Он все сделает, что может, все...»
Севчук кинулся в коридор, крикнул постовому:
— Позовите быстренько Измайлова... Быстрее!..
Мысли отчетливо нарисовали дальнейшую картину: «Через два-три часа закончат осмотр места происшествия, и можно будет сообщить о нем. Спросят: почему не сразу доложили по получении телефонограммы? Начнут выяснять детали: что да как, да когда... Выяснится мое бездействие — нагоняй обеспечен. Не будешь же ссылаться на жену. Это только усугубит положение: могут еще аморалку прикрутить».
Он вернулся в комнату. «А если доложить сейчас? Что тогда? А, собственно, что докладывать? Свои догадки? Выдать их за осмотр места происшествия, а тем временем Измайлов прояснит обстановку. Соблазнительный выход. Во всяком случае, есть шанс выкрутиться».
Севчук снова высунулся, в окно и резко покрутил головой, точно готовил себя к испытаниям на центрифуге, затем подошел к столу. «Нет, — решил он. — Если и мы будем ловчить, кому же верить?!»
Он оперся обеими руками о спинку стула, тихо, отрешенно произнес вслух:
— Черт знает, что со мной происходит! Видимо, Неля права: никчемный я человек, раз на ум приходят такие подлые мысли.
Через несколько минут Измайлов с двумя оперативниками, прихватив проводника с собакой, выехали на место происшествия.
Совсем рассвело. Солнце поднялась над горизонтом, и лучи его, проникая через листву, рассыпались по комнате неровными пятнами. Геннадий прикрыл глаза ладонью, как козырьком, и через запыленные, давно немытые стекла всматривался в проезжую часть дороги. Было плохо видно, и он приоткрыл другую створку окна.
«А вдруг я ошибаюсь? — с надеждой подумал он. — Могли же там пошуровать мальчишки!? Вполне. Если так, то группа должна сейчас вернуться».