— Получилось? — мягко поинтересовалась я.
— Если бы, он помер за неделю до родов…
— Что случилось?
— Старость случилась. Он старше матери на тридцать лет был. На следующий день после восемьдесят третьего дня рождения и помер. Накидался сверх меры на празднике, вот и последствия. Знать бы, что так все получится, лучше бы аборт сделала. Глядишь, жила бы сейчас где-нибудь в Милане. — Вероника потянулась было за бутылкой, но вовремя вспомнила, что та уже пуста.
— А мама?
— Мамы не стало, когда мне было семь. Покончила с собой.
— Были причины?
— Были, должно быть. — Женщина посмотрела мне прямо в глаза. — Вам же еще нет тридцати?
— Нет, — улыбнулась я.
— А она моя ровесница была. Я себя с мужиком за шестьдесят пять ну никак представить не могу. Видать, и ей не очень было. — Я сейчас вернусь. — Вероника снова вышла и через пару минут действительно вернулась с бутылкой красного и чистым стаканом. — Выпейте со мной, как вас там?
— Татьяна.
— Вот, за упокой Милкиной души. Да и родителей моих — Валентины и Павла. — Женщина протянула мне стакан — я не стала возражать, и она щедро наполнила его вином. Я поняла, что она настроена выговориться, и решила этим воспользоваться. К тому же, как только мне исполнилось одиннадцать, отец начал обучать меня, как пить и не пьянеть. В теории, разумеется.
— Молодой человек у Милы был?
— Учеба у нее была, вот и все интересы.
— А подруги?
— Подруги были, как же. Ленка вон, этажом выше живет. — Вероника посмотрела наверх. — Двадцать три бабе, а все с моей с малолетства носится.
— В колледже Мила с кем общалась?
— Почем мне знать? — удивилась женщина. — В колледже и спросите.
— Вероника, ничего странного в поведении или окружении дочери вы последнее время не замечали?
— Что у меня, своих дел нет? — ответила вопросом на вопрос собеседница.
— Вы сказали, что ваш сын живет с отцом. Мила не изъявляла желания последовать примеру брата?
— Нет, у нее отца и не было никогда. Я в шестнадцать лет залетела. Вокруг меня тогда кто только не вился. Родила Милку, и все, жизнь коту под хвост, считай. Пока она в школу не пошла. Я же одна с ней тут. — Она огляделась. — Ну а потом встретила отца Мартына, Игоря. Только недолго музыка играла. Три года мы прожили вместе в его доме, а потом все: прости-прощай, выгнал нас с Милкой, а Мартюшу отобрал.
— Вы не пытались его вернуть?
— Знаете, какие у него связи? — усмехнулась Вероника. — А я что — ни работы, ни образования. Да и привычки вредные имеются.
Это было понятно и без ее слов. Неудивительно, что мужчина долго не выдержал. Я попросила его контакты и поспешила покинуть квартиру. Уже на пороге обернулась и спросила женщину:
— Как думаете, от чего она умерла?
— Пусть патологоанатом разбирается, или как его, — развела та руками, а я подумала: «Он бы рад, найти бы тело».
Когда входная дверь за мной закрылась, я поспешила не вниз, а вверх по лестнице. На следующей площадке я позвонила сначала в одну квартиру, затем во вторую. Повезло мне только на третий раз. Дверь открыла женщина лет семидесяти, в элегантном домашнем платье, прическа подвязана бантом, губы ярко накрашены.
— Добрый день, — удивленно произнесла она, глядя на меня.
— Я ищу Елену, девушку двадцати трех лет.
— Парамонову?
— Да, — поспешила я согласиться, хотя фамилию соседки Милы, разумеется, не знала.
— Подруга? — спросила женщина, подозрительно оглядывая меня с головы до ног.
— Не совсем. — Я протянула удостоверение, которое та внимательно изучила. Пожалуй, это был первый раз, когда кого-то заинтересовали не сами корочки, а их содержимое.
— Инструктор по физической подготовке? — Вскинула брови женщина. — Зачем вам Елена понадобилась?
— Хотела поговорить с ней по поводу недавней кончины вашей соседки снизу.
— А следователя что, не могли прислать? — резонно заметила собеседница. Вот тут присутствие Селиванова очень бы пригодилось.
— Придет следователь, — заверила я. — Готовлюсь к повышению, меня послали лишь договориться о встрече.
— Вот здесь Парамоновы живут, — кивнула она на дверь напротив, в которую я безуспешно пыталась дозвониться за пару минут до этого. — Только вряд ли вы их до вечера застанете, на работе все.
— Простите, как вас зовут?
— Виталина Аркадьевна.
— Виталина Аркадьевна, скажите, а не были ли вы знакомы с бабушкой и дедушкой погибшей Людмилы?
— Я-то была. В отличие от самой Люськи. — Признаться, в положительном ответе я не сомневалась. В таких домах люди живут десятилетиями.
— Можете мне о них рассказать?
— Что ж, расскажу, глядишь, помогу вам с повышением, — подмигнула дама и пошире распахнула дверь, чтобы пропустить меня в квартиру.
Ее жилище разительно отличалось от квартиры Светловых. Везде царил образцовый порядок: люстры блестели, скатерти были накрахмалены, из кухни приятно пахло выпечкой. Мы устроились в просторной гостиной у окна. Виталина Аркадьевна поставила на круглый столик две чашки с блюдцами — на вид антикварные — и удалилась в кухню, откуда вскоре принесла изящный чайник чая из того же сервиза.
— У вас очень красиво, — произнесла я, разглядывая картины на стенах.
— В отличие от Веронички-то, конечно, — усмехнулась та. — Стараюсь, пока силы есть. Да и у Светловых хорошо было, пока Валюша с Павлом были живы. Что бы вы хотели о них узнать?
— В первую очередь что случилось с мамой Вероники? Она действительно покончила с собой?
— Что ж, начну издалека, — сказала женщина и сложила руки на коленях. — С Валюшей у нас разница, как у Людмилы с Еленой — четыре года. Как она за Павла вышла замуж и сюда въехала, мы и подружились. Муж мой покойный, летчик, в постоянных командировках. Ее профессор целыми днями в институте. Вот мы и сошлись. Когда Ника родилась, я, бывало, с ней оставалась: своих детей у нас с мужем не случилось, поэтому я была рада иногда примерить на себя роль матери. Только Павел это не очень поощрял. Он считал, что Валентина должна со всем сама управляться: и с огромной квартирой, и с ребенком.
— То есть отношения у них были не самые теплые?
— Что же, он любил ее очень, только уж больно хотел при себе держать все время: работать запрещал, подруг не жаловал, а уж друзей тем более. Еще бы: тридцать лет разницы, шутка ли. Кто же знал, что он ее на десяток лет переживет?
— Расскажите, как именно она умерла?
— Примерно за год до смерти она от меня отдалилась. На лестнице поздоровается, но в гости не поднимется. Я-то сама к ним старалась не ходить: Павел этого не любил. Думала, это он ее против меня настроил: не только с подругами, но и с соседями общаться запретил. Ну а в мае день рождения у нее был, я купила букет, торт, пошла поздравить Валю. Она дверь отрыла и уставилась на меня: мол, что за цветы и подарки?
— Вы перепутали день? — предположила я.
— Нет, я-то все помнила, а вот она забыла. Про свой день рождения забыла, представляете? — вскинула руки Виталина Аркадьевна. — В дом она меня пускать не хотела, но я настояла. Вот тогда я и сообразила, что что-то не ладно.
— Почему? — поинтересовалась я.
— Павел порядок во всем любил, Валечка всегда старалась его поддерживать. А тут смотрю: обувь в коридоре разбросана, на кухонном столе жирные пятна, посуда в мойке лежит грязная. Не подумайте, не то чтобы она запустила дом, но было видно, что не справляется.
— Как думаете, почему?
— Ребенок взрослел, много сил отнимал, а муж требовал все больше. Сама она мне об этом не говорила, разумеется, но я-то ее хорошо знала.
— Не хватало времени?
— Сил не хватало, милочка, и, похоже, моральных. Ее бы к специалисту направить да лечение назначить, но разве Павел позволил бы?
— Думаете, у нее была депрессия?
— Я не специалист, но очень на то похоже. В общем, вышла я тогда от нее в полном недоумении, стала думать, как помочь подруге, да не успела.
— Как это случилось?
— Через пару дней после нашей встречи ее бездыханную нашли на асфальте под окнами.
— Версию об убийстве тогда не рассматривали?
— Она записку оставила. Да и не было с ней в тот день никого, кроме дочки. Дверь изнутри заперта, Павел в институте был — у него алиби; в общем, свернули расследование, так толком и не начав.
— А что было в записке, она написала что-то о причинах?
— Нет, просила у дочери прощения, и все.
— Как думаете, Вероника ее простила?
— Думаю, нет, — покачала головой соседка. — Ни мать, ни отца.
— Она считает его виновным в ее гибели?
— Она считает его виновным в том, что ее собственная жизнь пошла под откос. Когда Вали не стало, Павел решил, что будет сам ребенка воспитывать. Валюшиных родителей он к внучке и при жизни жены особо не подпускал, а тут и подавно. Мне тоже за все время пару раз доверил, когда уж совсем деваться некуда было.
— Как же он один справлялся с первоклассницей?
— А никак, росла она самой себе предоставленной. Павел, конечно, планы строил, что она по его стопам пойдет, будет историком, местечко ей у себя на факультете готовил. А она в десятом классе забеременела, будто ему назло. Нике жилось с ним несладко, вот и расплачивается до сих пор.
— Что вы имеете в виду?
— Вы же были у нее, верно? Она будто застыла в том временном промежутке, когда была любимой дочерью в счастливой семье. Алкоголь, сигареты и наркотики — это следствие ее сложного взросления, — заключила женщина и подлила чаю в чашки.
— Она работает?
— Нет, и никогда не работала, насколько я знаю.
— Откуда же деньги на существование?
— Помимо этой квартиры, у Павла была точно такая же на последнем этаже. Аренда до сих пор приносит ей очень неплохой доход.
— Хватало на содержание себя и дочери?
— На свое содержание точно, а вот после того как умерли родители Ники, Мила стала заметно хуже одеваться. Ну и о чем может быть речь, если дочка с шестнадцати лет работала, полы мыла по ночам. Девка явно пошла не в родителей, жаль, сгубили ее так рано.