– Я его не знаю, но, похоже, видел! Ну да, видел я этого громилу в Любятово, пару недель тому назад.
Зверев тут же достал фотографии мертвеца, на которых были видны наколки в виде куполов и ангела. Желудь брезгливо отвернулся:
– Говорю же, начальник, что видел я этого здорового возле общественных бань на Новгородской. Вот только в бане мы с ним не парились, поэтому я знать не знаю, что и где у него там наколото.
– Когда это было?
– Так говорю же, недели две тому назад, точно не помню!
– А время? Утро было или вечер? – продолжал наседать Зверев. Желудков наморщил лоб, вытянул вперед нижнюю губу и прошепелявил:
– Так вечер! Точно, вечер! Вообще-то я не уверен, что это был этот… ну, с фотографии. Помню, что стоял там какой-то громила, вроде кого-то ждал.
– Ну, хоть что-то! А ты что там в тот момент делал? Давай, вспоминай.
Желудь насупился как сыч:
– Так Юльку Косую дожидался.
– Маруху?
– Но-но, начальник, никакая она не маруха! – возмутился Желудков.
– Ну прости, Петя! Так какие у тебя с Юлькой дела?
Зверев помнил Юлию Анатольевну Кочину, толстую разбитную деваху, торговавшую на Любятовском базаре рыбой. Низенькая, курносая, с раскосыми глазами, Юлька при любом раскладе не была красавицей, но обладала даром притягивать к себе представителей сильного пола.
– Ну ты даешь, начальник! У нас с этой кралей уже целый месяц это… У нас с ней роман, – гыкнул Желудь, сделав ударение на букву «о». – А того, здорового, я потому и запомнил, что он стал на мою Юльку зырить! Так знаешь, что она ему на это сказала?
– Ну?
– Отвали, говорит, обезьяна, не то глаза выцарапаю! Тот, здоровый, тут же глазенки-то и отвел – испугался, стало быть. Ты ведь сам знаешь, начальник, когда Юлька раздухарится, ей палец в рот не клади.
Зверев подавил улыбку:
– А ты сам-то ее не боишься? Она ведь вон какая баба… дородная?
Желудь горделиво выпрямился, вытянул шею как гусак:
– Не боюсь! Потому как любит она меня… пуще жизни. Вот!
– Ясно, а вот ты мне скажи, Петя, твоя Юлька часом ничего о том здоровяке больше не говорила? Чего это он на нее вылупился? Может, они знакомство раньше водили или еще чего?
– Не-ет! Я ведь тогда сразу Юльку спросил, что да как? Чего, мол, это он к тебе лезет? Так она сказала, что знать его не знает, и мы тут же по-быстренькому ушли.
– А чего по-быстренькому? – насторожился Зверев. – Ты же сказал, что Юлька его не испугалась.
Желудь задумался, почесал затылок и вдруг, точно что-то вспомнив, выкрикнул:
– Так к тому здоровому тогда еще один типчик подошел! Точно! Как же я сразу не догадался? Ну точно! К здоровяку тогда тощий какой-то подкатил, в шляпе и пиджаке полосатом! Юлька, как он нарисовался, сразу меня за руку – хвать и за угол потащила. Так ты думаешь, это она из-за того полосатого кипешнула?
– Может, и так.
– Получается, она его знала!
– Да ладно, чего ты так сразу…
– Нет-нет, точно знала, – тут же скуксился Желудков.
Зверев пожал плечами:
– Ну, может, и знала. Может, лучше мне с твоей Юлькой самому поговорить? Уж я-то у нее всю правду узнаю.
Желудков надул щеки:
– Знаю, как ты узнаешь. Вопросики свои начнешь задавать, а потом пиши пропало, ищи Петя Желудков свою бабу в мусорской койке…
– Ну-ну! Ты чего понес-то? – рыкнул Зверев, внутренне морщась от одной мысли о подобной перспективе. Юлька с ее комплекцией и прочими прелестями явно была не в его вкусе.
– Петя, я тебе клянусь, что к Юльке твоей и близко не подойду. Так, задам пару вопросиков, и все.
– Ну уж дудки, знаем мы вас! К тому же если ты Юльке скажешь, что от меня про этого «полосатого» узнал, она же вмиг догадается, что у нас с тобой за дела! Не-ет! А Юлька что? Она хоть и не из блатных, но со всякой шушерой дружбу водит. Что, если брякнет кому, что я тебе кое-какие песни пою, так местные бандюки меня тут же на шнурки порежут!
Зверев похлопал Желудя по плечу:
– Понимаю, Петруха! Но, видишь ли какое дело, мне кровь из носу нужно про здоровяка этого узнать! А теперь еще и про того «полосатого» типа тоже. Если не хочешь, чтобы я тебя перед Юлькой «засветил», узнай сам, кто он такой. Как зовут, где обитает и все такое. Узнаешь и будет у нас с тобой полный ажур и понимание.
Желудь недовольно фыркнул:
– Договорились. Ладно, начальник, бывай. – Желудь махнул рукой, и они расстались.
Вечером в четверг Зверев вызвал к себе Горячева. На корневской машине они с Богдановым приехали к дому Зильбермана. Было шесть часов, до запланированной встречи Вени и Бобы оставалось целых четыре часа, однако Зверев решил, что лучше подстраховаться.
Остановив машину в кустах, так, чтобы из кабины был виден дом, все трое стали ждать. Зверев много курил прямо в машине, Вадик принес из дома театральный бинокль и тоже заметно нервничал. Горячев с самым невозмутимым видом нацепил очки, достал газету и углубился в чтение.
Примерно в половине девятого к калитке дома Зильбермана подошли двое высоких мужчин в черных котелках. Дверь открылась, и они тут же вошли в дом.
– Похоже, наш Боба решил подстраховаться, – Зверев строго посмотрел на Богданова. – Это немного усложняет дело, но я уверен – мы справимся. Ты пистолет не забыл?
Богданов засуетился, едва не выронил бинокль и достал из внутреннего кармана табельный револьвер.
– Думаете, придется стрелять? – спросил Вадик.
– Надеюсь, не придется, пока убери, – ответил Зверев и бросил взгляд на Горячева. Тот хмыкнул, ни на секунду не отрываясь от газеты.
Все остальное время они молчали. Ближе к десяти Горячев задремал. Богданов не находил себе места. Он то и дело смотрел на часы, хлопал себя по карману, в котором лежал револьвер, тщательно протирал линзы бинокля носовым платком. Прошел еще час, затем другой. Веня не появлялся.
– Может, мы время перепутали?
– Это исключено, – сухо заявил Зверев.
Он снова закурил, хотя в машине и без того уже было не продохнуть. Спустя еще несколько минут оба гостя вышли из дома. Боба проводил гостей до калитки. Они о чем-то говорили не меньше минуты, при этом очень живо размахивали руками. Судя по жестам и нервным движениям Бобы, было видно, что он чем-то недоволен. Наконец оба визитера ушли.
– Может, стоит за ними проследить? – поинтересовался Богданов.
Зверев оценивающе посмотрел на своего напарника и отрицательно покачал головой.
– Я должен быть здесь, а тебя одного я не отпущу!
Вадик дернулся и хотел возразить, но Зверев посмотрел на него так, что тут же отбил всякое желание спорить. Примерно в половине двенадцатого свет в доме погас.
Под гулкий храп Горячева Зверев и его напарник просидели до самого утра, так и не сомкнув глаз. Ближе к пяти часам Богданов начал клевать носом. Зверев тоже не выдержал и ткнул парня в бок.
– Думаю, что Веня уже не придет.
Вадик встрепенулся:
– Так что, уходим?
– Продолжай следить за домом, а я попробую позвонить Вене, тут за углом есть телефонная будка.
Зверев вышел из машины.
На улице было прохладно, дул легкий ветерок, птицы затевали утреннюю трель, но Звереву было не до местных красот. Он вошел в будку, набрал Венин номер. Послушав с полминуты гудки, хотел было положить трубку, но тут раздалось:
– Слушаю!
«Ого! Мы тут всю ночь его пасем, а этот оболтус спит себе без задних ног!»
– Костин, твою мать… – процедил не на шутку разозлившийся Зверев. – Ну, Веня, ты даешь…
– Кто это?
– Веня! – только сейчас Зверев понял, что голос на том конце провода был совсем не заспанный.
– Да, я это! – раздалось в трубке. – Я, Венечка! А ты кого здесь надеялся найти?
Зверев, который до этого был готов обматерить парня, тут же осекся и уже слегка дрогнувшим голосом уточнил:
– Венечка? – Зверев отказывался верить своим ушам.
– Венечка-Венечка! Здорово, Антип! Чего в такую рань?
Зверев тут же все понял.
– Все хорошо? – спросил он совсем тихо.
– Какое там, жадный жиденок меня совсем упарил! Но я его уболтал! Боба готов найти покупателя на твои дарики. Говори, где и когда встретимся?
Лишь на мгновение Зверев потерялся, прокручивая в голове услышанное, но быстро сориентировался.
– Сегодня вечером, в семь, у памятника Пушкину, – сообщил напоследок Костин и повесил трубку.
Дежурная машина подъехала к зданию Управления, из нее вышел Корнев. Зверев, который уже полчаса сидел в курилке, тут же бросился к начальнику, схватил его за руку и потащил за собой.
– Пашка! Совсем офонарел? Куда ты меня тащишь? – завопил Корнев.
– Пойдем в курилку, нужно срочно кое-что обсудить! – решительно заявил Зверев.
– Откуда столько рвения? – усмехнулся Корнев. – Время – без десяти восемь, сколько себя помню, ты еще ни разу раньше девяти на работу не приходил.
Зверев зарычал и снова схватил подполковника за рукав:
– Пошли! Не до твоих нотаций сейчас.
– Да не пойду я в курилку! – продолжал спорить Корнев. – Сам знаешь, что я бросил и теперь от дыма меня мутит. Пошли лучше в мой кабинет, там все и расскажешь.
– У меня времени в обрез! Веня влип!
– Что? – Корнев тут же перестал сопротивляться.
Они присели на лавке у дымящейся урны.
– Насколько я помню, Веня вчера вечером должен был встретиться с Шекелем, а вы с Богдановым должны были его прикрывать?
– Не явился на встречу наш Веня!
– А Шекель?
– Что Шекель? Живет и здравствует! Принимает посетителей, одним словом, живет обычной жизнью.
– Так надо было к нему наведаться, узнать про Веню. Думаешь, с ним что-то случилось?
– Уверен.
– Так иди к Шекелю. Возможно, он знает, где Костин.
– Я и сам знаю, где Костин. Он дома. Только что разговаривал с ним по телефону.
– Так чего же ты мне тут голову морочишь?
– Я уверен, что, когда мы разговаривали, он был не один. Кто-то стоял рядом, и провалиться мне на месте, если Веня разговаривал со мной не с ножом у горла или не под дулом пистолета!