Руководитель второй группы подполковник Шакиров порадовать особо ничем не мог. Черный портфель, в который было заложено взрывное устройство, изготовлен на Горьковской кожгалантерейной фабрике. Это удалось установить по фрагментам кожи портфеля. Увы, такие поступали в продажу в три центральных магазина города, и купить портфель могли многие. Правда, появилась новая зацепка — клочок газеты «Известия» из микрорайона “Солнечный”.
У майора Кузьменко сведения оказались интересней. Явных противников советской власти в закрытом Челябинске обнаружено не было. А вот скрытые, если их так можно назвать, имелись. Одним из них являлся некто Лихтнер Геннадий Оттович, инженер-химик по образованию. Когда Кузьменко назвал его фамилию, начальник Управления Балашов, следивший за ходом совещания, не удержавшись, воскликнул:
— Это что, тот самый Лихтнер из поволжских немцев, который летом пытался прорваться в посольство ФРГ?
— Тот самый, — заверил Кузьменко. — Московские товарищи провели тогда с ним разъяснительную работу, но отправили назад, к нам, велев присматривать.
— Он по-прежнему считает, что в СССР притесняют немцев?
— Так точно. Особенно после того, как умерла его жена.
— А что с ней?
— Врачебная ошибка. Умерла на операционном столе.
На минуту установилась тишина.
— Думаете, он мог устроить взрыв? — прервал тишину голос Балашова.
— Взрыв? Не знаю. А вот изготовить взрывное устройство для него, инженера-химика, пара пустяков.
— Где он сейчас работает?
— По-прежнему на электролизном заводе, в заводской лаборатории. Сейчас в отпуске.
— Где?
— Соседи уже неделю его не видели. После смерти жены он живет один.
— Срочно установить местонахождение! Мы же должны за ним наблюдать. Если что — нам крепко не поздоровится.
Снова замолчали. Потом Балашов, взявший ведение совещания в свои руки, сказал:
— Продолжайте… А по части душевнобольных как дела?
Кузьменко, среднего роста, плечистый, со стрижкой «под ежик», не удержался и усмехнулся:
— Здесь тоже есть кое-что, вернее, кое-кто — знакомый всем Борисенков. Надо представлять?
— Его что, выпустили? — услышав фамилию, воскликнул Банных.
— Выпустили, полгода назад.
— Но он же шизофреник!
— Это не ко мне вопрос.
— И что Борисенков? По-прежнему льет слезы по убиенному императору?
— Его, как и Лихтнера, найти не удалось. Говорят, куда-то уехал. Насовсем. Куда-то в Подмосковье.
Многие из присутствующих знали, что, если Лихтнер выступал за права якобы притесняемых немцев, то Борисенков вдруг объявил себя не кем-нибудь, а самим цесаревичем Алексеем Романовым, который чудом спасся от расстрела в 1918 году в доме Ипатьева. Кто-то ему сочувствовал, кто-то покручивал пальцем у виска, пока Борисенков не попытался послать письмо в Канаду якобы своей тетке — великой княгине Ольге Александровне. В КГБ провели с ним беседу, пояснив, что великая княгиня уже несколько лет как отдала богу душу. Но Борисенков не унимался. А когда в ночь с 16 на 17 июля, в дату гибели царской семьи, он у ворот церкви запел «Боже, царя храни», в КГБ поняли, что всему есть предел. Быстро собранная из видных психиатров комиссия постановила, что место новоявленного самозванца в психиатрической лечебнице рядом с Юлием Цезарем и Наполеоном Бонапартом. Но взрывать Борисенков никого не собирался.
— Значит, только два подозреваемых, — невесело заметил Балашов и добавил: — Причем косвенно подозреваемых. Никто пока не знает, где они были в момент взрыва.
— Мы продолжаем работу в этом направлении, — сказал Кузьменко.
— Продолжайте, только имейте в виду, что взять на заметку всяких там психов или душевнобольных еще полдела. Надо установить, был ли кто из них в трамвае.
В голосе начальника штаба, продолжившего мысль своего непосредственного начальника, чувствовалось раздражение. Но следующему руководителю группы он задал вопрос спокойным тоном:
— Что скажете, майор Дедюхин? Накопали что-нибудь?
Михаил Дедюхин говорил четко, внятно, и Сергей, глядя на него, невольно вспомнил училище и комсомольские собрания, на которых Дедюхин также обстоятельно выступал и говорил о насущных задачах.
— Мы проверили более шестидесяти человек, имевших отношение к поездке в трамвае № 3. Всех допросили, установили место каждого накануне и во время взрыва. Но, к сожалению, зацепиться пока не за что. Облик предполагаемого преступника не установлен.
— Ваши дальнейшие действия?
— Мы дали объявления в прессу. Может, появятся еще свидетели.
— Правильно… Число погибших и пострадавших уточнили?
— Так точно. Число пострадавших возросло до восьми. А погибших было и остается трое: домохозяйка Петрова, рабочий трамвайного депо Еременко. А вот имя третьей погибшей, которую буквально разорвало на части, установить пока не удалось.
— Это та, что в пятнистой шубе?
— Так точно. Никаких документов при ней не было. В справочное больницы никто не обращался.
— Работников Трамвайно-троллейбусного управления проверяли?
— Проверяли. Заслуживает внимания пока один человек — электрик Мусихин. Неделю назад его уволили за пьянку. Он прилюдно ругался, грозился, что устроит тем, кто его уволил, прощальный салют.
— Проверяйте. Он мог спрятать портфель со взрывным устройством еще до выхода трамвая из парка.
Балашов оглядел присутствующих:
— Ладно. Спасибо, товарищи, за работу. Перекур делать не будем. Кто у нас остается? — он посмотрел на Дружинина. — Калининградское управление? Что скажете, майор? Может, у вас найдется подозреваемый?
Дружинин поднялся:
— Найдется. И самый что ни есть серьезный. Только сначала я хотел бы назвать имя третьей погибшей, той, что погибла на месте. Это Жарихина Анна, зав производством столовой № 35. Это на ней была пятнистая шуба… Теперь насчет подозреваемого. Вместе с ней ехал в трамвае и директор столовой, некто Меликян. Он сошел на остановку раньше остановки “Микрорайон “Солнечный”. У него в руке была черная хозяйственная сумка тоже из кожзаменителя. В этой связи вопрос подполковнику Шакирову: может, взрывное устройство было не в портфеле, а в сумке из такого же материала, с такой же блестящей застежкой?
— Исключено, — подал голос Шакиров и тут же поправился: — Процентов на девяносто, что это был портфель.
— Но есть еще десять процентов…
Шакиров не нашел ничего лучшего, как промолчать, а Дружинин продолжил:
— Самое интересное, что вчера к Меликяну в середине дня нагрянул ОБХСС, но директора столовой и след простыл. Год назад Левон Меликян был под следствием за растрату, но отделался условным сроком. И еще: неделю назад в столовой № 35 было массовое отравление во время свадьбы. И хоть никто серьезно не пострадал, это тоже, на мой взгляд, стало поводом для проверки столовой.
— Как вы вышли на Меликяна? — спросил Балашов.
Пришлось Сергею подробно рассказывать о допросах Гороховского и Храбровицкой, которая и указала на Жарихину как на работницу столовой № 35.
— Меликяна срочно в розыск! — скомандовал Балашов своему заместителю и одновременно начальнику штаба; потом обратился к присутствующим: — Все свободны, кроме майора Дружинина.
…Начальник Управления и его заместитель внимательно смотрели на сидящего напротив Сергея. Первым начал Балашов:
— В полночь, после пятичасовой задержки, прибудет из Москвы самолет с работниками Центрального аппарата во главе с Царегородцевым. Все четыре версии относительно подозреваемых мы доложим. Ваша версия наиболее близка к истине, поскольку подозреваемый Меликян, во‑первых, находился в трамвае за несколько минут до взрыва; а во‑вторых, у него были причины избавиться от своей сообщницы, этой…
— …Жарихиной.
— …да-да, Жарихиной. Поэтому вопрос к вам, как к опытному работнику госбезопасности: вы верите в свою версию? Готовы ее отстаивать перед таким человеком, как генерал-лейтенант Царегородцев?
Дружинин ожидал подобного вопроса, если не в такой формулировке, то в близкой к ней.
— Если честно, отстаивать не готов. Изложить — пожалуйста. А вот отстаивать…
— Получается, вы в нее не верите? Почему?
— Версия — это версия. Вот когда появятся доказательства, тогда можно будет отстаивать.
— Поясните.
— Мой напарник капитан угро Минин, с которым мы сегодня работали, пояснил, что Меликян в криминальных кругах и оперативных сводках известен как «деловой», а если проще — расхититель социалистической собственности. Зачем ему устраивать взрыв? Если Жарихина сообщница и в то же время ненужный свидетель, то избавиться от нее можно другим способом, не прибегая к взрыву. Например, отравить. А взрыв — это гибель еще и окружающих. Тут и расстрельную статью можно получить.
— Не согласен с вами, майор, — вмешался в разговор Банных. — Вот яд как раз и вызвал бы подозрение. А здесь все по-будничному, случайно: перевозил некий охотник банку с порохом — и случайно взрыв!
— Ваша версия, товарищ полковник, имеет право на существование, если бы не одно «но».
— Конкретно?
— Я всегда ставлю себя на место преступника. Ну, хорошо, Меликян понимал, что все свои грехи можно свалить на Жарихину, заказал кому-то взрывное устройство. Но, спрашивается, зачем ему самому светиться? По логике вещей, ему нужно было не находиться в трамвае, а держаться от него подальше.
— Тоже верно, — подал голос Балашов и посмотрел на часы. — Пора москвичей встречать. Что, Дружинин, собираетесь делать завтра?
— Хочу найти таксиста, который возил меня в день взрыва. Может, он сообщит что-нибудь интересное.
— Что ж, желаю успеха!
…Выйдя из кабинета начальника Управления, Сергей столкнулся с Дедюхиным.
— Привет, Миша!
— Виделись уже, — холодно ответил Дедюхин и хмуро посмотрел на Сергея. — Вижу, ты развил бурную деятельность, персонально беседуешь с начальством? А ко мне в группу не захотел.
Сергей понял, что в лице Мишки Дедюхина, когда-то образцового комсомольского работника, он за сегодняшний день успел нажить себе врага.