Идёт походный ужин в поле. Кормятся все из общих котлов. Едва протолкались к воеводиному столу. На нём еда обильная, но простая, без затей.
Во главе — сам воевода. Подле него богато разодетые люди.
Принялся Ива опять за своё:
— Слышь, деда, пойдём отсюда.
Дед посмеивается:
— Трусоват стал. Прежде за тобой не водилось такого.
А сквозь смешок, чует Ива, дед Макарий тоже тревожится. Только крепится, не показывает виду.
А тут, поди ж ты, лёгок на помине — одноглазый! В конце стола сидит. Перед ним кружка с вином да кусок мяса — троим не справиться.
Хотел Ива спрятаться за чью-нибудь спину и деда Макария упредить о нежеланном знакомом, но тот — даром, что об одном глазе, — уже заметил их и как крикнет во весь голос, однако не зло, весело:
— Гляди, воевода, пожаловали к тебе дорогие гости!
Все, что за столом сидели, обернулись в сторону Ивы и деда Макария. И воевода вместе с другими.
Не в пример утренней встрече, сразу узнал:
— Здорово ли живёшь, Макарий?
— Грех жаловаться, — поклонился дед.
Теперь проталкиваться среди людей не пришлось. Сами расступились.
Подошли к воеводе. Тот первым делом — деду Макарию чашку вина:
— Пей!
Дед Макарий отказался:
— Спасибо за ласку и угощение. Отроду не пивал.
— Экий ты! Табака не куришь, вина не пьёшь. Ну да потчевать можно, неволить — грех.
Сам отхлебнул из чаши.
— А за мной пойдёшь ли?
— На что я тебе? Стар. У тебя молодых эвон сколько.
— Сказывал же: надобны мне люди сочинять грамоты и всякую письменную работу исполнять.
— Коли надобны, о чём разговор, — усмехнулся дед Макарий.
— Добро! — сказал воевода. Видать, по сердцу пришёлся дедов ответ. — Будет время, потолкуем. — И озорно подмигнул. — А теперь ступай к своему другу-приятелю. Вишь, он тебе уже и место приготовил.
Другие не поняли, а Ива прыснул: и верно, одноглазый соседей потеснил, освобождая подле себя лавку, на деда Макария поглядывал и при последних словах воеводы громко возгласил:
— Садись, друг Макарий. Не гостем — хозяином, наравне со всеми.
— Спасибо, — в тон одноглазому отозвался дед Макарий, — только скажи наперёд: зовут-то тебя как? В друзьях давно ходим, а имени твоего не знаю.
Засмеялся рядом невысокий ладный мужичок. Должно быть, видел, как познакомились утром дед Макарий с одноглазым.
А тот:
— Стёпкой кличут.
— Степан, стало быть?
— Да уж, верно, так.
Перекинулись шуточками — оба на язык остры. Слово за слово. Разговорились. Всякое перевидал Степан. Военным холопом был.
— От пятерых хозяев бежал. Не счастья — человечьей жизни искал. Куда там! Собаке впору было завидовать. А последний, вишь, памятку о себе оставил — глаз вышиб. Бог даст, свидимся — разочтёмся!
Поздно окончилось застолье у воеводы.
Деда Макария с Ивой на ночлег взял Степан.
А утром прибежал посыльный:
— Старика Макария воевода кличет!
Долго беседовали с глазу на глаз воевода и дед Макарий. О чём — никому не ведомо. Только в тот же день переписывал Макарий в отдельной горнице для воеводы важнейшие бумаги.
Несколько дней спустя выступило из Путивля грозное войско.
Двинулось на Москву. Против боярского царя Василия Шуйского. И были подле воеводы Ивана Исаевича среди ближних его людей дед Макарий и Ива.
Глава 4. Военный совет
Жизнь началась у Ивы — лучше не надо! Кому трудный поход, а ему, по молодости лет, вроде забавы. И самое главное: дед Макарий — подле воеводы, а рядом с дедом, понятно, он, Ива.
С иными строг воевода — иначе нельзя: великое дело лежит на его плечах. А Ива вхож к воеводе, почитай, в любое время.
Что ни день, растёт войско Ивана Исаевича Болотникова. Не малая тому причина — письма, что расходятся через верных людей по близким и далёким землям.
В тех письмах сказано: не служить боярскому царю Василию Шуйскому, побивать бояр, дворян и других служилых людей, что держат сторону Шуйского. Земли их отнимать, оброков и других повинностей не платить.
Для бедного люда такие слова, что голодному — кусок хлеба.
Правду сказать: в то смутное время не всегда было понятно, кто за кого стоит. Зато крепко знали холопы и крестьяне, от кого шли все их беды-напасти. Доставалось многим богатым и знатным.
Не препятствовал тому воевода. Радовался он, глядя, как растёт войско. Прибавилось, однако, и забот. Не последняя из них: где добыть оружие. С дубиной и самодельной пикой недолго навоюешь против пушек Василия Шуйского.
Приказал воевода собрать военный совет.
Народу в горнице набралось — не протолкнёшься.
Ива — тут как тут, крутится под ногами. Иной раз и прикрикнут, а иной — за делом пошлют.
Одно худо: как начинается военный совет, хочешь не хочешь — иди вон. Так велел Иван Исаевич. А он скажет — как отрежет.
На том размышления Ивы и кончились. Шагнул через порог воевода. Ива сам знает — ему за порог.
Однако далеко не отошёл. Вдруг в нём объявится какая надобность?
Трудное дело — достать оружие. На дороге оно не валяется. Потому разговор в горнице долго шёл без толку. Собрались уже расходиться — поднялся дворянин Василий Гольцев, хозяин усадьбы, где третий день стоял Болотников.
— Дозволь сказать, воевода.
— Говори! — разрешил Болотников.
— Верстах отсюда в двадцати — монастырь. В нём оружия хватит на два твоих войска.
Степан Кривой стукнул кулаком по колену.
— Первые разумные слова слышу. Пошли меня, воевода, с отрядом. Дён через пять будет тебе оружие!
Василий Гольцев покачал головой:
— Тут не обойдёшься и тремя отрядами. Идти надо всем войском.
Около двери завозился тучный боярин Семён Лапин:
— Пока будем стоять у монастыря, Василий Шуйский соберёт войско.
Был Семён Лапин старинного, но обедневшего рода. Улыбнулось ему счастье: царь Борис Годунов пожаловал высоким боярским чином. Не долгим оказалось, однако, время царя Бориса.
Василий Шуйский не признал нового боярина. Подался Семён Лапин в лагерь Болотникова, где и он себя и другие его почитали боярином.
Заспорили Гольцев с Лапиным. Разгорячились. Того гляди, вцепятся друг другу в бороды.
Воевода поднял руку:
— Хватит браниться попусту. Сейчас спросим знающего человека, — и приказал: — Позвать старика Макария.
Высунулся наружу кто поближе к двери сидел, крикнул:
— Макария — к воеводе!
Вихрем сорвался Ива за дедом.
Малость спустя отворил дед Макарий дверь воеводиной горницы. Шагнул со свету не твёрдо. Сел подле Семёна Лапина.
Боярин зашипел рассерженным гусем:
— Куда прёшь?! Аль ослеп?
— И впрямь глаза едва видят божий свет, — ответил старик на всю горницу. — А что, иль не гожусь в соседи?
Лапин покосился на воеводу:
— Места не жаль. Медведем не лезь.
Чуть приметно усмехнулся воевода. Понятен ему боярский гнев. Непривычно сидеть рядом с мужиком. Да известно, каких кровей сам воевода. Оттого ближе ему советники из крестьян и холопов, чем спесивый боярин Семён Лапин.
Рассказал воевода старику, о чём речь.
— Ты в монастыре не один год жил, что думаешь?
Дед Макарий поглядел поверх воеводиной головы:
— Тут и думать нечего. Крепки монастырские стены. Съестного на год хватит. Оружия много. Хоть отрядом иди, хоть всем войском — застрянешь надолго.
— Стало быть, близок локоть, да не укусишь?
— Вроде того…
— Вот, — повернулся воевода к начальным людям, — и весь сказ про монастырское оружие.
— Нет, — возразил дед Макарий, — торопишься, воевода. То ещё полсказа. В норку, куда не пролезет медвежья лапа, мышь проскользнёт.
— Туманно говоришь.
— Отпусти меня с Ивой в монастырь. Глядишь, и оружие будет.
Смех поднялся в горнице.
Голос Семёна Лапина громче всех:
— Ну и развеселил, дед!
Негромко сказал старик, однако услышали все:
— В шутах смолоду не был. Поздно вроде бы сейчас.
Осёкся боярин.
А дед Макарий:
— Не вдвоём с мальчонкой мыслю таскать стопудовые пушки. Сильно злы крестьяне и холопы на монастырскую братию. Да и в самом монастыре немало таких, кому плохо живётся. На них надёжа.
Притихли начальные люди. Воевода спросил:
— А коль дознаются, зачем пришёл?
И опять дед Макарий поглядел поверх воеводиной головы, точно видел там, что другим видеть не дано.
— Стар я, чтобы бояться смерти.
— А мальчонка?
— Он про то знать не будет.
Воевода по горенке задумчиво пошагал.
Обронил коротко:
— Добро, дед. Иди.
Глава 5. Измена
Три деревни и усадьбу Василия Гольцева занял лагерь воеводы Ивана Болотникова.
Людей повсюду словно травы в поле. Не окинешь глазом.
Боярину Семёну Лапину отвели для постоя крестьянскую избу. Прежде бы и порога не перешагнул, а теперь живи — воевода приказал.
Сильно не в духе пришёл боярин с военного совета.
Подвернулся в сенях незнакомый мужик — по привычке ткнул кулаком в бок.
— Отойдь!
Мужик оскалил волком зубы, рванул с пояса нож:
— Убью!
Спасибо, Иван, верный слуга, оказался рядом. Заслонил господина грудью. Покривив душой, сказал мужику:
— То нашему воеводе первый помощник и советчик, а ты — «убью»…
Мужик поспокойнее:
— Руки больно длинны у твоего хозяина. Гляди, как бы не укоротили. Ноне это просто…
Долго Семён Лапин не мог отдышаться с перепугу.
Собрался было обедать на щербатом голом столе — в дверях Петрушка, сын хозяина усадьбы.
Нахмурился Семён Лапин.
А Петрушка чинно перекрестился на иконы, поклонился в пояс:
— Не гнушайся, государь Семён Михайлович. Батюшка мой приглашает отобедать вместе с ним.
Сощурились и без того заплывшие жиром глаза Семёна Лапина. Вспомнил военный совет. Хотел сказать крепкое слово. А Петрушка поклонился ещё ниже:
— Пусть, говорит, окажет милость холопу своему недостойному Ваське Гольцеву…