«Никогда не оставляй следов», – всегда говорила она.
Она оставила ключ нарочно? Зачем?
К девяти вечера я больше не могла сопротивляться. Когда медленно наклонилась к столику, я ощутила на себе ее острый как кинжал взгляд.
– Позвони мне, если не хочешь, чтобы я смотрела! – громко произнесла я, мне казалось, что это своего рода проверка. Но телефон, номер которого она меняла каждые несколько месяцев, не звонил.
Ключ повернулся с большим трудом, как будто замок нуждался в смазке. Сам столик мы отреставрировали вместе, тщательно отмыв и отполировав его. Резко вдохнув, я дернула дверцу на себя.
Внутри лежала старая жестяная банка из-под печенья, полная зажимов для галстуков, запонок, не имеющих пары, часов и колец – обручальных колец, слишком больших для наших изящных пальчиков. Я нахмурилась и порылась в них, металл зазвенел, подобно разноголосым колокольчикам. Раньше я никогда не замечала, что мама коллекционирует подобные вещи. Во время наших походов по магазинам я ни разу не видела, чтобы она рассматривала витрины. И поскольку я всегда наблюдала за ней, казалось невозможным, чтобы я пропустила какое-либо ее хобби.
Поначалу золото и серебро были холодными, но постепенно нагрелись от моего прикосновения. Когда мои ладони вспотели, блестящий металл покрылся конденсатом. Воспользовавшись подолом рубашки, я избавилась от следов своего любопытства, на мгновение задумавшись, не стоит ли надеть перчатки и отполировать все украшения, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, которые могли бы меня выдать.
«ENSEMBLE POUR TOUJOURS, PIERRE – SOPHIA»[2].
Я уставилась на надпись на кольце и не сводила с нее глаз до тех пор, пока мои пальцы не начали дрожать, я больше не могла различить слова из-за дрожи, охватившей все тело. «Вместе навсегда». Обручальное кольцо. Принадлежавшее мужчине с тем же именем, что и у человека, с которым встречалась моя мать. Совпадение. Странное, но правдоподобное.
Мне стало не по себе, а грудь словно сдавило тисками.
Трофеи.
Я пришла к выводу слишком быстро, как будто в одно мгновение собрала из разрозненных кусочков пазла законченную картинку. Неужели по достижении шестнадцати лет мои чувства каким-то образом обострились?
Но ведь она хотела, чтобы я узнала, верно? Разве она не делала намеков на протяжении многих лет? Я всегда хотела, насколько это возможно, чтобы она замечала меня. Хотела ли она того же для себя?
К горлу подступила желчь, и я проглотила ее, но она заполнила горло с такой силой, что я едва успела добежать до туалета. Рвотные позывы были настолько мощными, что все тело покрылось холодным потом.
Опустившись на холодный пол, выложенный мелкой плиткой, я прислонилась спиной к стене ванной; мысли в голове одновременно путались и застывали на месте. Казалось, что я никак не могла осмыслить увиденное и в то же время нашла ответ на давний вопрос.
Не знаю, как долго я там сидела, но когда вернулась в гостиную, на улице уже стемнело. Я аккуратно собрала содержимое жестянки и убрала ее в ящик стола. Затем заперла его, но оставила ключ там, где нашла. Я зажгла свечу на столе и открыла оконные рамы, желая снова ощутить присутствие мамы рядом.
Но от этого мой страх только усилился.
Поэтому я закрыла окна, задула свечу и, подтянув колени к груди, осталась сидеть в темноте.
Это была отчаянная
попытка сбежать
от мучительных воспоминаний,
от чувства невыносимого
одиночества и страха
перед какой-то странной
надвигающейся гибелью.
3Витте
Наши дни
Капли дождя блестят на стеклах манхэттенских небоскребов, когда я кладу ежедневную газету на позолоченный поднос, стоящий на пуфике в гостиной в хозяйской части пентхауса. Стены облицованы плиткой из состаренного стекла, в ней мое отражение, мутное и испещренное пятнами, как на пленке старого немого кино. Некоторые скажут, что моя профессия дворецкого такая же устаревшая, но они не знают, что моя нынешняя деятельность не менее опасна, чем секретный источник дохода, который я оставил много лет назад. У моего работодателя настолько беспощадная родня, что они похожи на клубок извивающихся змей, которым плевать на то, чей хвост они кусают.
В любой другой день я ушел бы тем же путем, что и пришел, выполнив свою задачу. Сегодня же я пересекаю комнату и подхожу к зеркалу с прикрепленной под ним зеркальной консолью. Как и все в моей жизни, зеркало вовсе не такое, каким кажется. Черные бархатные ленты, на которых оно подвешено, – всего лишь иллюзия. Когда я нажимаю большим пальцем на замаскированный от посторонних глаз сканер для отпечатков пальцев, зеркало бесшумно скользит вверх, открывая сейф.
Внутри хранится впечатляющая коллекция украшений: ожерелья, кольца, браслеты и многое другое, которые мистер Блэк специально выбрал в качестве подарков для своей жены. Я называю ее миссис Блэк. Другие зовут ее Лили, но это лишь одно из ее многочисленных вымышленных имен.
Мы не знаем ее настоящего имени, возраста или биографии. Она сфабриковала десятки удостоверений личности, которые мы обнаружили в ходе обстоятельного расследования, растянувшегося на все те годы, когда ее считали умершей. Она признавала подлинную связь лишь с двумя людьми: со своей покойной матерью и ее любовником – Стефани и Вэлоном Ласка.
Лили утверждает, что не знает, кем на самом деле та была, ее мать. Стефани Ласка – один из многих ее псевдонимов. И она призналась в убийстве собственной матери, чтобы избавиться от удушающего влияния, которое угрожало всему, что было ей дорого. Любовник, Вэлон Ласка, был преступником, за которым охотились правоохранительные органы штата и федеральные органы. Вчера он был убит наемным убийцей, очень похожим на жену моего работодателя.
Без сомнения, женщина, которая поселилась в пентхаусе и в постели мистера Блэка, опасна.
Мы наткнулись на нее, когда она переходила улицу в Мидтауне, женщина с несравненным лицом Лили, которую теперь все считают единственной и неповторимой миссис Блэк. Как и почему ее столько лет считали умершей, остается загадкой, которую мы все еще пытаемся разгадать. Но мистер Блэк безоговорочно принял ее как свою жену, которая, как мы полагали, утонула в море несколько лет назад. По его мнению, он воссоединился со своей великой любовью и готов противостоять любой угрозе, чтобы удержать ее рядом с собой.
Слева от меня слегка приоткрытая дверь в ее гардеробную, которая служит проходом ее спальню. Позади меня такая же дверь, которая ведет в гардеробную и спальню мистера Блэка, но я знаю, что он с ней, в ее спальне, где и был всю ночь. Именно потому что они вместе, я осмеливаюсь обыскать сейф. Она так же одержима им, как и он ею. Он – отличный отвлекающий фактор, и я должен воспользоваться этим, прежде чем он уйдет на весь день и даст ей возможность быть более внимательной к моим действиям.
Прошлым вечером я несколько часов провел за изучением фотографий, сделанных во время полицейского наблюдения за женщиной, которую подозревают в убийстве Ласки. Сходство преступницы с миссис Блэк поразительно, что делает мелкие различия еще более очевидными. Она высокая и стройная, как тростинка, с фигурой, о которой мечтают модельеры, потому что именно такие изящные линии выгодно подчеркивают каждую деталь одежды. С бледной, как лунный свет, кожей и истинно черными волосами до плеч Лили очаровательна и неповторима.
Женщина на фотографиях такого же роста, с волосами, доходящими до бедер. Ее платье мне незнакомо, хотя я узнал бы его, если бы увидел хоть раз. На некоторых снимках ее лицо запечатлено под не совсем хорошим углом, но нельзя отрицать, что женщины такой красоты, как Лили, встречаются чрезвычайно редко. Невозможно, чтобы существовали два человека с почти идентичной внешностью, не связанные родством.
Я внимательно осматриваю ряды сверкающих драгоценностей и испытываю прилив адреналина, когда не нахожу то, что ищу. С тех пор, как миссис Блэк вернулась, у меня накопился миллион вопросов, а теперь их стало еще больше.
До моих ушей доносится гортанный смех Лили, полная противоположность ее на удивление нежному голосу. Я приседаю, пытаясь разглядеть в густом ворсе ковра характерный блеск, который помог бы обнаружить цепочку или сережку. Я понимаю, что это маловероятно, но не могу упустить ни одной детали. Я поднимаюсь с пустыми руками, задвигаю ящики в нишу в стене и закрываю сейф.
Драгоценности пропали. В этом нет никаких сомнений.
Я разворачиваюсь и покидаю гостиную через гардеробную хозяина, но замираю на полушаге при звуке их приближающихся голосов и предполагаю, что они вошли в комнату вслед за мной. Я решаюсь задержаться, чтобы подслушать, делая вид, что поправляю висящие на вешалках костюмы мистера Блэка. Присутствие его жены чувствуется на расстоянии, и волосы у меня на затылке встают дыбом от ее пронизывающей энергетики. Память о ней заполнила пентхаус еще до того, как она переступила его порог. Как только она тут поселилась, в доме вокруг все ожило. То же самое произошло и с мистером Блэком.
– В твоем расписании на ближайшие несколько недель есть что-нибудь, что помешало бы пригласить твою семью на ужин? – Голос Лили хорошо узнаваем. Высокий, с нежной хрипотцой. Глядя на нее, не ожидаешь, что она будет говорить в такой манере, но услышав ее один раз, уже невозможно представить, что ее голос может звучать по-другому. Я не могу определить ее акцент. Она не дает никаких намеков, кто может скрываться под изысканной маской, которую она так легко носит.
Любая возможность, которую я предоставлял ей, чтобы открыться, рассказать о себе хоть что-нибудь, оставалась без внимания. Она никогда не обсуждает свое прошлое, даже вскользь. В те годы, когда ее считали умершей, ее знакомые отзывались о ней как о женщине, которая проявляла искренний интерес к другим. Теперь, познакомившись с ней поближе, я знаю, что она поощряет людей рассказывать о себе, чтобы у нее не оставалось возможности п