Жизнь, увы, далека от совершенства. В ней за всё приходится платить. Чем значительнее цель, чем выше хочешь подняться – тем, как правило, весомее и плата. Такое своеобразное жертвоприношение. Некий всемирный закон связывает грубую повседневность и хрупкую мораль. За успех расплачиваешься дорогим твоему сердцу, трогательным и нежным. Но разве кто-то задумывается в молодости обо всяких высоких материях? Женя вот, мечтательный и деловитый одновременно, и в мыслях ничего такого не держал. Однако принёс в жертву первую любовь и искреннюю дружбу.
Итак, у Шмелёва ярко проявилась коммерческая жилка. Он смог быстро сориентироваться в изменившейся обстановке, бросил работу в НИИ, куда попал по распределению, не жалея расстался с научной карьерой и самозабвенно занялся торговлей. Результаты не заставили себя долго ждать. У него первого изо всей компании появилась сначала импортная аудиосистема, а затем и шикарная видеоаппаратура. Первым же Евгений обзавёлся собственной машиной: старенькой, видавшей виды, раздолбанной «четвёркой». Эта модель как никакая другая соответствовала тогдашним Жениным потребностям – подходила для перевозки большого количества товара. Довольно скоро преуспевающий Евгений сменил её на «восьмёрку», а затем на более престижную «девятку» цвета мокрого асфальта.
Вопреки всем трудностям, отсутствию опыта и теоретической подготовки, он уверенно сколачивал первоначальный капитал. Распоряжался им ловко и успешно. Его вложения были довольно рискованными, но высокорентабельными и в итоге почти всегда приносили хорошую прибыль.
Вскоре «рыночные» деньги Шмелёв вложил в собственное дело. И сразу же столкнулся с целым комом проблем. Он засиживался допоздна, вчитывался в договоры, созванивался, контролировал, составлял и правил документы, переписывал контракты, рассчитывал себестоимость… Домой уходил последним, когда в здании оставалась только охрана. Но чтобы завершить самые безотлагательные дела, и этого было мало. Не привыкший отступать Евгений начал работать по выходным, а вскоре и вовсе почти не покидал кабинета. Такое усердие принесло ожидаемые плоды. Бизнес расширялся, чередой потекли деловые обеды, встречи, презентации, переговоры, отчётные собрания и комитеты.
Стремление к успеху безапелляционно воздвигло высоченную, непробиваемую стену, отлучившую его от старого круга общения. Всё реже виделся Женя с друзьями-товарищами. Сначала он пробовал переносить условленные встречи на ближайшие недели. Потом перезванивал, просил прощения, снова переносил дату, но опять не приходил, каялся, клялся, что уж в следующий раз ничто не помешает долгожданному сабантую, но всегда находились более важные дела.
Вскоре Евгений полностью замкнулся в производственных проблемах, совсем перестал звонить старым друзьям. Он объяснял себе эти жизненные перемены усталостью от командировок, важностью подготовки к переговорам с зарубежными партнёрами. Ведь они имели исключительную значимость для развития его молодой фирмы и могли привести к подписанию супервыгодного, такого привлекательного по условиям и срокам контракта.
Друзья сами звонили ему – сначала часто, потом регулярно, затем периодически и, наконец, изредка, а когда даже такое общение стало вестись через личную, подчёркнуто вежливую секретаршу, оставили попытки. Так сказать, в борьбе за влияние на бывшего друга полностью и безоговорочно победила «группировка», состоящая из широкоформатного телевизора, мягкого дивана и зеркального столика с набором глянцевых журналов и толстых бледно-жёлтых газет.
К сожалению, ровесники, с которыми он дружил с детства, не могли похвастаться особыми успехами. По разным причинам у них не получилось удачно устроиться в жизни. У одного никак не ладились отношения в семье: сходился, расходился, уходил из дома, снова возвращался. Естественно, семейные передряги мешали работе и карьере. Второй из-за потери былого значимого статуса стал прикладываться к бутылке. Другие не могли найти не только достойную работу по специальности, а и вообще сколько-нибудь приличное место. Но главное, у всех Женькиных друзей была одна серьёзная проблема: у них не имелось чутья на то, где и каким способом можно заработать. Да и такой жёсткой хватки, как у Евгения, им явно недоставало. Словом, они не умели делать деньги! А именно этого требовало царившее в стране смутное время. Экономическую ситуацию того периода можно было охарактеризовать одним броским лозунгом: «Обогащайтесь, как можете!»
Когда Евгений Васильевич достиг приличных высот и стал довольно известным бизнесменом, некоторые теперь уже бывшие друзья, наступив на гордость, пытались напомнить ему о себе. Конечно, не в попытке возродить былые тёплые отношения, Евгений это прекрасно понимал. Нет, это был крайний шаг, вызванный отчаянием, продиктованный неудовлетворённостью работой, нищенским жалованием, полной бесперспективностью и общей давящей безысходностью. Оказавшиеся не у дел товарищи рассматривали Шмелёва как последний шанс, надеялись на него как на стратегический резерв, который можно тронуть только в самой безнадёжной, исключительной ситуации. Вдруг добившийся многого Евгений Васильевич по старой памяти подкинет какую-нибудь хорошую работу, всё-таки столько лет прожили в одном дворе.
Но у большого бизнеса свои законы, нарушать их ох как не просто даже законному владельцу. Раз уж ты сам ввёл жёсткие правила игры, то будь любезен, следуй им, соответствуй. Иначе и подчинённые, глядя на плохой пример, нет-нет да и станут тоже позволять себе какие-нибудь вольности.
Стремясь всё держать под контролем, Евгений Васильевич много времени проводил в командировках. Он инспектировал предприятия, изучал оперативную обстановку, разбирался с трудностями производства. В перерывах между разъездами по стране и заграничным отдыхом работал в Москве. Большая часть «столичного» времени была отдана совещаниям, встречам и переговорам. Так что застать его в свободную минутку, чтобы просто поговорить по телефону, удавалось очень редко. Кое-кто из бывших друзей всё же умудрялся до него дозвониться, но заваленный собственными проблемами Евгений Васильевич отвечал коротко, без видимых эмоций. По-деловому узнавал, что конкретно от него требуется, и затем, не выказывая особого расположения, перепоручал судьбу просителя отделу по работе с персоналом.
Претендентам на должность, кроме предоставления стандартного резюме, приходилось заполнять анкеты, проходить собеседования и проверки на общих основаниях. Так на фирме было заведено изначально, и исключения ни для кого не делались. Потом происходила встреча с начальником отдела. Он беседовал с каждым, составлял своё мнение и, поскольку ходатайство о приёме исходило от самого Шмелёва, докладывал лично ему. Результаты оказывались неутешительными. Старым знакомым Евгения Васильевича не хватало профессиональных знаний и навыков, да и карьерные данные оставляли желать лучшего.
– Лежалые кабачки, – скроив сочувственную мину, докладывал начальник отдела, коренастый лысоватый дядька, заядлый дачник и огородник. – Нам нужны инициативные, хорошо подготовленные молодые люди, которые могли бы поднять предприятия в регионах, наладить процесс и поддерживать интенсивный рабочий ритм. А у этого, – продолжал он, небрежно покачивая папку с тоненьким личным делом, – ворох семейных проблем и букет хронических заболеваний. Всё совсем наоборот, Евгений Васильевич.
Такой вот обычно бывал итог. Может, из-за отсутствия добротных профессиональных характеристик, а возможно, из-за стремления высшего руководящего звена ограждать шефа от бывших близких знакомых, но никто из Жениных друзей на работу в его процветающий холдинг так и не попал. Никому не был предоставлен шанс проявить дремлющие (а вдруг?), скрытые от посторонних глаз таланты. Входить в положение слабых – увольте, не имелось у привыкшего побеждать Евгения Васильевича такой привычки. Друзья не пригодились.
Так со временем истончилась, а потом окончательно порвалась своеобразная пуповина, связывавшая его с детством. Пропала потребность в общении с когда-то родственными душами. Отношения свелись к формальному – раз в году – поздравлению с днём рождения. Дежурный вопрос «как дела?» по сути ведь не требует развёрнутого рассказа, ответ предполагается штампованный: «нормально». Ну или же «хорошо». Потому что былая близость давно канула в Лету, исчезла доверительность, которая единственная предполагает обсуждение сокровенных проблем.
Общался Шмелёв теперь не со своими давними товарищами, а с фотографиями в старых альбомах. Показывая их кому-нибудь при случае, объяснял: «Это вот мой друг детства, школьный приятель, с ним мы сидели за одной партой, жили в одном дворе».
Постукивая сверкающим мыском ботинка по щербатому бордюрному камню, Евгений Васильевич безрадостно вздохнул, уставился в какую-то точку в стене дома. Да, когда-то в этом дворе жили общей жизнью, и у него самого были со всеми единые интересы.
Шмелёв дошёл до угла дома и, смахнув песок с изъеденного временем сиденья, присел на старую скамейку. Ещё раз взглянул на Ирины окна. Интересно, помнит ли она его? Скорее всего, отправила воспоминания на свалку времени. Даже самые любимые игрушки стареют, надоедают, ломаются и, соответственно, выбрасываются, а тут что уж говорить. Наверное, надо было самому тогда быстрее соображать, бороться за хрупкое счастье. Мог бы броситься за Ирой вслед, остановить, объяснить, что бездарно пошутил, разыграл глупый спектакль, осушить губами первые слёзы. Глупо было становиться в позу обиженного, изображать трагика на провинциальной сцене. Следовало в учёбе не на экономическую географию налегать, а на психологию человеческого общения. Не заучивать, где что из земли выкопать можно и какой завод, беспрерывно коптя небо, сколько чего выпускает, а научиться лучше людей понимать. Да и в себе самом хорошо бы вовремя разобраться, чтобы не губить важнейшие в жизни вещи своей невежественностью и дикостью.
Шмелёв вытянул ноги, сцепил в «замок» пальцы и задумался о том, какие отношения у него складывались с женщинами после Ирины. И с грустью осознал – коммерческие, чисто коммерческие и формальные, и на работе, и вне её. «Синтетика и суррогат», – охарактеризовал их Шмелёв. Он нагнулся, подобрал с земли камешек, покрутил ег