Чего не ожидала увидеть в тростниковой хижине, так это статуэтку Иисуса. К своему удивлению, я узнала, что некоторые племена считают себя христианами-евангелистами. За это в ответе миссионеры, которые добрались в дождевые леса и убедили папуасов отказаться от собственных традиций, прекратить практику охоты за головами и каннибализм, что было обыденным делом еще полвека назад. Дома духов, где когда-то делали скарификацию во время инициаций, переоборудовали в социальные клубы для мужских встреч. На детские шеи папуасы теперь надевают вырезанные из дерева крестики на длинной веревочке, возносят молитвы не духам предков, а Иисусу, празднуют Рождество так, как себе это представляют в диких джунглях Папуа – Новой Гвинеи. Вопрос, конечно, спорный: хорошо ли это – отказываться от своей идентичности, пусть и с жуткими ритуалами, чтобы стать порядочными христианами? И у меня нет на него ответа. Впрочем, в одном из поселений под названием Кундиман церковь стояла рядом с домом духов. И такой синкретизм я страшно люблю.
Крокодилово логово
Я подняла с пола деревянного божка с вытянутой головой, покрытого паутиной, и повертела его в руках. Я стояла посреди покосившейся хижины из тростника, в доме духов, куда ни при каких обстоятельствах нельзя было заходить женщинам.
Тем не менее один вариант все же был. Это мужское святилище пришло с годами в негодность: крыша прохудилась, провалился местами пол, на котором валялись деревянные статуэтки и настенный декор, украшавший когда-то это место. В такой, уже негодный, Haus Tambaran мне разрешил войти местный зодчий, который занимался как раз постройкой нового спирит-хауса. После открытия нового дома в деревне снова будут проходить тайные мужские инициации. На них также женщинам будет непозволительно взглянуть даже одним глазком, даже в дырочку в стене или в щелочку в двери. Оттого любопытство разыгрывается в разы сильнее.
«Ты можешь купить этого бога», – предложил мне мой новый знакомый, глядя на деревянную статуэтку, что я держала в руках. А вот это уже была редкая удача. За несколько кина бог дождей, видевший так много в этом доме духов, стал моим.
Резчик по дереву как раз работал над новым декором мужского святилища. По древней традиции в нем должны быть и маски предков, и фрески с изображением змей, крокодилов и казуаров, и клановые тотемы, и фигурные резные кресла, называемые стульями оратора.
Что происходит за дверьми дома духов во время ежегодного ритуала посвящения, в племени крокодилов знают только те, кто присутствует на церемонии. Даже антропологи со всемирно известными именами и учеными степенями изучали обычаи речных людей, живущих в регионе Сепик, лишь со слов жителей племени. Говорят, что старейшины в течение нескольких недель учат мальчишек, достигших половой зрелости, жизни: рассказывают о предках и о генеалогии клана, дают уроки почитания духов, проявляющихся в виде животных, и проводят главный символический ритуал «рождения мужчины». Люди-крокодилы верят, что их народ некогда произошел от первобытного пресмыкающегося, который дал им анималистическую силу.
Будущих «крокодилов» во время церемонии инициации шрамируют. Заостренной бамбуковой палочкой или лезвием под звуки флейт старейшины наносят на темные тела своих подопечных сотни и сотни глубоких порезов, рисунок делают под кожу крокодила: морду вырезают на груди, хвост уводят за спину. Это больно. Сложно представить себе агонию этого испытания. Но кричать участникам ритуала нельзя. Если подросток издаст хотя бы звук, все находящиеся в комнате одномоментно закричат, чтобы в деревне никто не догадался, что происходит. Долгие недели у новоиспеченных «крокодилов» заживает кожа, ее смазывают белой глиной и древесным маслом, чтобы хоть как-то унять боль и предотвратить инфекцию. Но в какой-то момент все зажившие болячки счищают и втирают в них золу – так шрамы потом будут выглядет эффектнее.
Весь обряд инициации построен на сепарации от матери и всей женской сущности на аллегорическом изгнании ее послеродовой крови из тела мужчины. Меланезийцы верят, что только женщины имеют право рожать людей, но только отцы могут создавать мужчин, наделяя их клановой властью.
Некоторые племена в регионе Сепик когда-то допускали к инициации лишь тех мальчишек, кто уже смог в бою победить врага. Тогда на веревках около спирит-хауса завязывали очередной узел, символизирующий одну отрубленную голову. В работах антропологов я прочитала и о том, как в ритуальной попытке избавиться от материнской составляющей во многих речных племенах в прошлом заталкивали бамбуковые ростки в горло до тех пор, пока не шла кровь, и даже потребляли «живительную субстанцию семени», дабы наполниться мужской сущностью, что придает смелости в бою с врагами. Но все это уже, похоже, в прошлом. Каким бы ловким интервьюером я ни была, как бы ни улыбалась и ни располагала к себе мужчин-крокодилов, об этом никто со мной не говорил и узнать подробности не удавалось.
«Пол, – снова и снова заводила я разговор с пожилым местным проводником, – расскажи мне про “крокодилов”. Вот, к примеру, почему между ног у этой женщины змея?» Мы сидели в гостиной лоджа среди деревянных антропоморфных истуканов с преувеличенным естеством, ярких ритуальных масок, висящих на стене за длинным деревянным столом. Мои американские друзья в это время, приклеившись к биноклям и попивая местное пиво с райской птицей на логотипе, пытались высмотреть их в живой природе, стоя на террасе. Пол рассказывал о верованиях и старых легендах, но как только я аккуратно сворачивала на беседу об инициации, Пол, многолетний верующий во Всевышнего и сына Его, уходил от ответа. Наконец он сдался. «Спроси лучше у Ленина (а именно так странно звали нашего шефа), он «крокодил», – вздохнул он и махнул рукой парню, который сидел неподалеку и слушал нашу болтовню.
«Т ы “крокодил”?» – изумилась я. Ленин кивнул, молча стянул форменную футболку – и я обомлела. Все его мускулистое темное тело было покрыто бугорками келоидных рубцов. На меня и правда смотрел крокодил глазами-сосками. И это выглядело органично красиво. Спасибо тебе, о мой бог дождей!
Шапка из батиных волос
Я сидела на пеньке в зеленых зарослях джунглей Нагорья, где-то под Тари, и смотрела на мужчин и одного мальчугана в плетеных юбках, стоявших передо мной в ряд. На каждом из них был необычный головной убор, украшенный перьями райских птиц. У одного из папуасов он и вовсе напоминал треуголку Наполеона, да и стоял он с такой же военной выправкой, опираясь на трость, будто сжег не одну столицу. У мальчишки лет десяти на голове было нечто похожее на военную каску. Передо мной красовались вигмены хули.
Хули – одна из самых многочисленных народностей в Папуа-Новой Гвинее. Они известны несговорчивым характером и задиристым нравом в решении межплеменных вопросов. Но эта четверка передо мной никакой опасности вообще не представляла, их было сложно представить на передовой, все стояли молча и улыбались. Я на пеньке улыбалась в ответ.
«Ты обратила внимание, что его головной убор сделан из волос? Это волосы его отца, – объяснил мне мой новый сопровождающий Паулус и махнул в сторону дяди в летах, который сидел поодаль. – Пока он еще не поступил в школу холостяков хули, сын будет носить тот парик, что достался ему от папы». Отец, вальяжно гладивший себя по огромному животу, явно был очень горд, что когда-то отдал лучшую часть себя – свой волосяной покров – сыну, и кивал мне головой.
Я подошла поближе. Точно: каска на мальчугане была сваляна из человеческих волос, кучерявых, темных, еще без вкрапления седых. Подросток добродушно стянул головной убор и протянул его мне.
Вообще то, что происходило на полянке в лесу, было «открытым уроком» школы вигменов хули, устроенным специально для меня. «Наполеон» оказался учителем, который наставляет подопечных, достигших 14-летия, но еще не познавших плотских утех, всему, что может пригодиться взрослому мужчине хули: ловить птиц, стрелять из лука, выживать в чаще, драться, строить отношения с будущей женой, ценить воспоминания о предках, биологически и ритуально удовлетворяться, что бы это ни значило. Обучение у вигменов платное – семье ученика придется выложить наставникам одну свинью. В школу уходят на целых полтора года, а отучившись, мальчишки больше никогда не возвращаются в дом к маме. Главный же экзамен в школе холостяков юнцы сдают волосами – буквально на вес.
Все 18 месяцев, что они проводят с наставниками вдали от дома и в изоляции от остального общества, мальчишки отращивают волосы на парик (wig по-английски). Поэтому мужчин хули и зовут вигменами.
Старейшины отвечают не только за ментальное взросление будущих мужчин хули, но и следят за ростом волос учащихся. Несколько раз в день они окропляют кучеряшки мальчишек священной водой и произносят над ними древние заклинания. Когда шевелюра чуть отрастает, внутрь помещают бамбуковую палочку, которая придает ей форму, похожую на шляпу тореадора. Все эти недели ребятам приходится спать на специальном подголовнике с деревянной перекладиной, чтобы волосы не замялись. По окончании обучения отросшие волосы срезаются и становятся основной для культового парика хули.
Выпускники будут долго хранить срезанные еще не один раз до женитьбы волосы, чтобы в какой-то момент заказать церемониальный головной убор или же продать излишки соплеменникам, если хозяин был слишком волосат. Парик изготавливает мастер, он валяет волосы вместе с колючками, пучки вставляет в шиньон с помощью бамбуковой палочки. Украшенный перьями попугаев и райских птиц головной убор – истинный символ того, что его обладатель отныне может мужественно противостоять разрушительному воздействию брака.
Когда мужчина хули возмужает, его семья отдаст за невесту три десятка свиней, у него родятся дети. Потом вигмен, если сможет себе позволить, заведет и вторую супругу, и третью, а свой парик передаст по наследству детям, так же как этому парнишке передо мной перепала шапка из батиных волос.