И сегодня как раз она и была. Люди убирали улицы, рыли ямы, возились со своими домами, размахивали метлами и красили заборы. Для страны, где практически 70 % населения живет за чертой бедности, это просто удивительно. Кроме того, Руанда еще и самое густонаселенное государство в Африке. Пожалуй, это единственная на моей памяти страна, которая опровергает равенство между бедностью и грязью на улицах и озлобленностью. Потому что руандийцы добры.
Их часто называют улыбчивой и приветливой нацией. И это правда. Мне улыбались везде, где бы я ни остановилась по дороге в Кигали: поддатые мужчины с пивом, отдыхающие после тяжелого дня, женщины в ярких нарядах умушанана, занимающиеся плетением на улицах, детишки, пожилые люди махали рукой. И это несмотря на все жуткие испытания, которые им пришлось пережить во время геноцида тутси в 1994 году. В Руанде сегодня безопасно как нигде в Африке. Здесь есть поговорка «Utaganiriye na se ntamenya icyo sekuru yasize avuze», которая в переводе звучит примерно так: «Тот, кто не разговаривает с отцом, не будет знать, что сказал дедушка». И они помнят и разговаривают друг с другом. Хотя и передают из уст в уста всякие мракобесные легенды про котов на длинных ногах или птиц-стервятников.
Пятерка большая, малая и уродливая
«От разъяренного слона нужно убегать спиралями из стороны в сторону» – очередной лайфхак от нашего нового гида уже в Национальном парке Акагера отложился в голове с пометкой «надеюсь, не пригодится». Мы разглядывали стадо слонов. Несмотря на сильный ливень, гиганты совершенно умиротворенно ломали ветки деревьев и лакомились сочными листьями. Мамы-слонихи поглаживали хоботом своих малышей, рядом носились два подростка, играя друг с другом. Сложно было представить, что может вывести слона из себя, чтобы он бросил свои слоновьи семейные дела и погнался за человеком. Впрочем, сидя в машине-веко, чувствуешь себя в полной безопасности: крупные животные и хищники воспринимают автомобиль как нечто большое и явно невкусное и по большому счету полностью игнорируют наше в нем присутствие.
Национальный парк Акагера начинается вскоре за тысячным холмом Руанды – там, где мир неожиданно из вертикального, где линия горизонта похожа на кардиограмму гипертоника, превращается в зеленый и горизонтальный, с озерами и оранжевыми дорогами, папирусными болотами и низким кустарником. Благодаря такому разнообразию биосреды в Акагере обитает большое количество видов животных, только одних птиц более 500. Столько копытных, что в подвидах антилоп не разберешься и за неделю. Хотя все начинают с «вкусных» и «несъедобных». Едва мы въехали за ворота, как из-за высокой травы начали выглядывать рыжие мордочки бородавочников, поднимать головы из грязных луж буйволы, бросаться врассыпную импалы. Не встретили мы только людей.
Акагера – небольшой парк по меркам некоторых африканских гигантов. Но тем не менее это дом и для большой пятерки: носорога, льва, буйвола, леопарда и слона, – и для малой: слонового прыгунчика, жука-носорога, леопардовой черепахи, буйволового ткача и муравьиного льва.
Уже по дороге в кемп Magashi встречаешь стада зебр и антилоп, слонов, бородавочников и жирафов. Но все же на «правильное» сафари выезжают с рассветом и в предзакатные часы. Именно тогда в саванне случается с голодухи самая большая активность. Кругом рыскает зверье и просыпаются птицы. По законам природы здесь все кого-то едят.
Почти двадцать лет в Акагере царило запустение, львов и носорогов полностью истребили во время геноцида, территорию парка повстанцы сократили в три раза. Но десять лет назад правительству Руанды все же удалось почти целиком ликвидировать браконьерство и восстановить дикую природу одного из старейших парков континента. В 2015 году в Акагеру завезли семь львов, два года спустя успешно реинтродуцировали 18 черных носорогов, которые даже уже обзавелись первым потомством. А ведь их, как и горилл, оставалось в мире всего около 1000 особей. Вернулись и слоны – сегодня в парке их насчитывается больше сотни.
Первая ночь в африканском лагере всегда самая запоминающаяся. Нигде больше вы не будете засыпать под жалкий вой гиен, крики сонных обезьян, шелест листьев и хохот бегемотов. Если вы никогда не слышали, как хрюкает гиппопотам, только за этим стоит отправиться в Африку. Лагерь, разбитый у любого озера, предлагает этот ни с чем не сравнимый опыт – затаившись в темноте, слушать, как хохочет где-то совсем рядом с тентованным домиком бегемот. Звуки, летящие над озером, разносятся далеко, и кажется, что гиппо, выбравшись из воды, гомерически, словно актер, играющий роль злодея в ТЮЗе, смеется буквально в метре от твоей кровати. Так было и в этот раз, когда я, утопая в белоснежных подушках, прислушивалась к звукам африканской ночи в Magashi Сamp, новом лагере, разбитом на берегу озера Руаньяказинга. По уверениям местных гидов, в небольшом водоеме жили семь сотен бегемотов.
В дверь постучали. «Good morning, Lady! Wake up, miss Olga. I bring to you a cup of coffee!» – «Муракози (спасибо)», – пробормотала я сонно. Кофе в мою африканскую постель принесли еще затемно. Рассвет ожидался через час, но надо было вставать. Распорядок дня африканской лагерной жизни суров: подъем часов в пять утра. Душ спросонья, горячий кофе с печенькой, легкий завтрак, который поглощаешь в состоянии дремоты. Осознание того, что в Африке наступает утро, приходит, когда ты уже видишь туманную поволоку над озером. Еще полчаса сна урывками во внедорожнике – и вот он, первый жираф дня, выглядит на портрете отлично, как лучший работник месяца. В кэмпе за тебя побеспокоились обо всем: в машине лежат теплые пледы, дождевики, вода, снеки, горячий чай и кофе, бинокли. Да что там, в Magashi все делают за тебя.
Накануне сафари, вечером, в баре к нам подошел рейнджер Адриан. Он представился, вкратце рассказал о том, что нас ждет, и спросил, кого бы нам хотелось увидеть. Вопрос застал врасплох – хотелось увидеть всех и вся: и большую пятерку, и малую, птиц и самых разных зверей. Но оказалось, наобум лучше не ехать. «Тогда давайте начнем со львов», – предложила я. Я обожаю африканских кошек, знаю обо всех их милых особенностях. Например, я многие годы живу с осознанием того, что у самцов очень короткая память. Львы помнят лишь то, что происходило в их жизни последние 5 минут.
Сафари в Национальном парке Акагера кажется домашним, а местный прайд и вовсе почти родным. Львиную семью отслеживают с помощью треккера, установленного на ошейнике одной из самок. Все, что нужно, чтобы обнаружить местонахождение прайда, – специальный локатор с биппером. С другими животными большой пятерки это не работает, больше ни у кого ошейников нет. Поэтому сложнее всего увидеть леопарда, скрывающегося большую часть дня в густых кронах деревьев, и восточноафриканского черного носорога.
Адриан заглушил мотор внедорожника. Достал антенну, включил устройство на прием, вышел из машины и поднял конструкцию над собой. В предрассветной саванне раздались тихие сигналы биппера. Рейнджеры ориентируются по звуку, поворачивают антенну по сторонам света, чтобы поймать более мощный сигнал и понять, где львы. Оценив ситуацию, Адриан снова сел за руль, и через полчаса мы нашли большой прайд. Малыши резвились на полянке, мамы делали вид, что дремали, но сами зорко следили за своим потомством. Не видно было только самцов.
В лагерь мы возвращались уже затемно. Наш гид Адриан включил инфракрасный фонарь и рыскал им по деревьям, дороге и кустам. То и дело красный луч освещал оскал гиены, трясущегося кролика, отражался в маленьких глазах бегемота, вышедшего из озера на ночную прогулку по саванне. Большинство гиппопотамов покидает водоемы в темное время суток, я силюсь представить, сколько их на самом деле бегает в кромешной тьме по саванне и возле номера.
Ту львиную семью мы захотели увидеть снова через пару дней. Как и в первый наш раз, воспользовавшись треккером, мы приехали на место, но никого не было видно. Мы битый час кружили в радиусе километра и никак не могли найти прайд. Адриан снова и снова доставал локатор, мы отчетливо слышали звук: львы были где-то здесь – и их не было. И тут Адриан рассмеялся, он наконец-то заметил кошек. Они мирно спали в кроне дерева, которая полностью скрывала их от посторонних. Совсем рядом с деревом даже спокойно сидели бабуины, ковыряясь в траве, совершенно не чувствуя опасности над своими головами.
Бабуины и оливковые павианы, буйволы, голубые мартышки, марабу, крокодилы, гиены, слоны, цесебе, ситтатунги, блуждающие в ночи бегемоты – кого мы только не встретили за два дня! Всех увиденных я педантично вносила в дневник юнната, который выдают постояльцам. В длинных списках птиц я потерялась и просто поставила жирную галочку напротив страуса марабу. Он, кстати, участник большой уродливой африканской пятерки, которую собирают как пасьянс те, кто уже видел большую и малую. Нарисовала я и грустный скетч.
Мы уже уезжали из парка в Кигали, когда наш гид заметил у обочины новорожденного теленка буйвола, который лежал на солнцепеке и был настолько слаб, что не мог даже еще стоять на ногах.
Это была довольно опасная ситуация: в теории, рядом с малышом могла оказаться разъяренная мать. Но беда была в том, что мамы не было рядом. Куда делась буйволица, которая пару часов назад родила малыша, неизвестно. Возможно, ее отогнали от теленка гиены или даже, может, она погибла. Какая-то трагедия явно случилась. Теленок звал маму и очень хотел пить. Рейнджер отнес его в тень и заботливо уложил в траву. Мое материнское сердце рвалось на части. «Давай его заберем, отвезем к ветеринарам или куда его можно отвезти?» – умоляла я. «К сожалению, нельзя. Мы не вмешиваемся в дикую природу», – ответил гид. «А что же с ним будет?» – волновалась я. «Если мать не вернется, то до утра он точно не доживет», – сказал рейнджер. «Да чтоб эту мамашу муха цеце покусала! – гневалась я. – Или тех, кто ее съел».