В Эмбере отлив оставил полосу влажного песка, и она простиралась почти до «Поборника свободной торговли». Скалы, на которые налетел авианосец, обнажились, собравшись на мелководье у носа окаменевшим содержимым, хлынувшим из внутренностей корабля. Усевшиеся на камнях чайки пронзительно кричали друг на друга. Над песком скользил лёгкий ветерок и поднимал мелкую рябь в лужицах воды, собравшихся в наших следах. С деревьев вдоль набережной исчезли плакаты Анчаны Саломао, и улица стала ещё более блеклой и пустынной.
— Я думала, вас уже здесь нет, — сказала Ирена Элиотт.
— Стою в очереди. Харлан тянет с разрешением на пересылку. Если честно, я там никому не нужен.
— И здесь вы никому не нужны.
Я пожал плечами.
— Для меня это не внове.
Некоторое время мы шли молча. Я испытывал странное ощущение, разговаривая с Иреной Элиотт, вернувшейся в собственное тело. За несколько дней, пока мы готовили проникновение на борт «Головы в облаках», я успел привыкнуть к её прежнему лицу. Но эта атлетическая светловолосая оболочка была почти одного роста со мной, и от неё исходила аура сдержанной компетентности, лишь изредка проступавшая в манерах предыдущего тела.
— Мне предложили работу, — наконец сказала Ирена. — Консультант по проблемам безопасности компании «Мейнлайн». Вы слышали о такой? Они занимаются проблемами пересылки оцифрованного сознания.
Я покачал головой.
— Одна из самых преуспевающих компаний на Восточном побережье. Судя по всему, охотятся за специалистами по всему земному шару. Как только ООН сняла с меня обвинения, эти ребята постучали ко мне в дверь. Потрясающее предложение. Пять тысяч, как только я поставлю подпись под контрактом, а дальше видно будет.
— Да, это общепринятая практика. Примите мои поздравления. Собираетесь перебраться на восток, или же работу будут пересылать сюда?
— Пока что я останусь здесь, хотя бы на какое-то время. Мы поместили Элизабет на виртуальную передержку в Бей-Сити, это совсем недорого. На первый взнос ушла бо́льшая часть из пяти тысяч задатка. Мы прикинули, что за несколько лет сможем скопить девочке деньги на новую оболочку. — Повернувшись ко мне, Ирена Элиотт застенчиво улыбнулась. — Сейчас мы проводим там почти всё свободное время. Туда и отправился сегодня Виктор.
— Можете не извиняться, — мягко остановил её я. — Не думаю, чтобы он горел особым желанием встречаться со мной.
Ирена отвела взгляд.
— Понимаете, дело в том… Виктор всегда был таким гордым и независимым…
— Не берите в голову. Если бы кто-нибудь так прошёлся по моим чувствам, как я — по чувствам вашего мужа, думаю, мне бы тоже не захотелось встречаться с этим человеком. — Умолкнув, я сунул руку в карман. — Да, кстати, вспомнил об одной вещи. Я кое-что принес.
Ирена Элиотт недоумённо посмотрела на серый кредитный микрочип на предъявителя.
— Что это?
— Здесь около восьмидесяти тысяч, — сказал я. — Надеюсь, на эти деньги вы сможете купить для Элизабет что-нибудь выращенное на заказ. Если она сделает выбор быстро, сможете загрузить её в новую оболочку уже к концу года.
— Что? — Она смотрела на меня, и у неё на лице то загоралась, то гасла улыбка. Как будто я рассказал ей анекдот, и Ирена сомневалась, правильно ли поняла его соль. — Вы даёте нам… Почему? Зачем вы это делаете?
Ответ у меня был. Я думал об этом сегодня утром всю дорогу из Бей-Сити. Взяв руку Ирены Элиотт, я вложил в неё микрочип.
— Потому что хочу завершить дело чем-то светлым, — тихо произнес я. — При воспоминании о чём у меня бы теплело на душе.
Какое-то время она молчала, затем, судорожно зарыдав, бросилась мне на шею. Испуганные чайки тяжело поднялись в воздух. Я ощутил на лице щекочущие слезинки, но Ирена Элиотт уже смеялась. Обняв, я прижал её к себе.
И всё то время, что длилось это объятие, я чувствовал себя таким же чистым, как дующий с моря ветерок.
«Бери то, что предлагают, — однажды произнесла Вирджиния Видаура. — Иногда этого достаточно».
Мне потребовалось ещё одиннадцать дней, чтобы добиться разрешения на пересылку обратно на Харлан.
Всё это время я практически безвылазно проторчал в «Хендриксе», смотря выпуски новостей. Меня не покидало странное чувство вины по поводу предстоящего отъезда. Широкой общественности не сообщили почти никаких подробностей относительно истинных обстоятельств кончины Рейлины Кавахары — кричащие экстренные сообщения корреспондентов были чрезвычайно далеки от правды. Работа специальной комиссии ООН оставалась окутана строжайшей тайной. Поэтому, когда пошли слухи о скором принятии резолюции номер 653, никто и не связал случившееся с недавней трагедией. Фамилия Банкрофта в связи с этим делом не упоминалась. Ни разу. Равно как и моя собственная.
С самим Банкрофтом я больше не встречался. Разрешение на пересылку на Харлан и сертификат на загрузку в новую оболочку доставила мне Оуму Прескотт. Поверенная разговаривала достаточно любезно и убедила меня в том, что условия контракта будут выполнены до последней запятой. При этом она недвусмысленно предупредила меня впредь не пытаться контактировать с кем-либо из семейства Банкрофт. Официально названной причиной был мой обман, связанный с «Поставленным на дыбы», но я знал, что к чему. Я прочёл ответ на лице Банкрофта в ходе перекрестного допроса, когда всплыли факты относительно занятий Мириам Банкрофт во время нападения на «Голову в облаках». Под напускным лоском и высокомерием мафа было видно, что старик жестоко ранен ревностью. У меня мелькнула мысль, как бы он поступил, если бы вдобавок ему продемонстрировали и стёртые записи «Хендрикса».
В день отправки Ортега подбросила меня до центрального хранилища Бей-Сити. В этот же самый день Мери-Лу Хинчли предстояло быть загруженной в синтетическую оболочку, чтобы в качестве свидетеля принять участие в открытом процессе по делу «Головы в облаках». Перед входом в хранилище стояла скандирующая толпа. Её сдерживали угрюмые полицейские в чёрных мундирах из управления общественной безопасности ООН. Над головами митингующих колыхались те же самые грубо выполненные голографические плакаты, которые я запомнил в день прибытия на Землю. Низко нависшее небо было зловеще серым.
— Безмозглые клоуны, мать их, — проворчала Ортега, распихивая демонстрантов. — Если они выведут из себя ооновских полицейских, им придется несладко. Я уже видела этих ребят в деле; зрелище впечатляющее.
Я вильнул в сторону, обходя бритого наголо молодого парня, яростно тычущего кулаком в небо и сжимающего в руке генератор плаката. Парень охрип, вгоняя себя в буйный транс. Догнав Ортегу у ступеней хранилища, я обнаружил, что запыхался.
— На самом деле эти люди не настолько организованны и не представляют серьёзной угрозы, — сказал я, повышая голос, чтобы перекричать толпу. — Они пришли, просто чтобы пошуметь.
— Да, но ооновцев это не остановит. Они всё равно проломят несколько черепов, из принципа. Фу, смотреть тошно.
— Это плата за прогресс, Кристина. Ты хотела резолюцию номер 653. — Я обвел рукой море разгневанных лиц. — Вот ты её и получила.
Один из полицейских в шлеме с забралом и бронежилете покинул цепочку и сбежал вниз по ступеням, помахивая дубинкой. На плече его мундира алели сержантские нашивки. Ортега показала полицейский значок, и после обмена парой фраз — обоим пришлось надрывать голос — нас пропустили наверх. Цепочка полицейских расступилась, и мы прошли через двустворчатые двери в зал ожидания. Я не смог бы сказать, что в большей степени походило на бездушные машины — двери или безликие фигуры в чёрном, охраняющие их.
Внутри царили тишина и полумрак. Свет ненастного дня пробивался через прозрачные панели крыши. Окинув взглядом ряды пустынных скамеек, я вздохнул. Какой бы ни была планета, каким бы ни был путь, пройденный тобой, расставание всегда выглядит одинаково.
И ты снова один.
— У тебя есть минутка?
Я покачал головой.
— Я хотел бы остаться на целую жизнь, Кристина. А потом ещё на чуть-чуть.
— Постарайся держаться подальше от неприятностей. Быть может, тебе это удастся.
Прозвучавшая в её голосе шутливая интонация походила на труп, всплывший на поверхность плавательного бассейна. Судя по всему, Ортега поняла, насколько фальшиво прозвучала фраза, потому что смущённо умолкла. В отношениях между нами нарастала неестественная напряжённость. Это началось после того, как меня повторно загрузили в оболочку Райкера для дачи показаний комиссии ООН. Пока продолжалось расследование, мы с Ортегой были слишком заняты, чтобы часто встречаться. Хотя у нас и состоялось несколько сумбурных совокуплений, они доставили лишь поверхностное удовлетворение. Но как только стало ясно, что с Райкера снимут все обвинения и он будет освобождён, прекратились и они. Взаимное тепло, объединявшее нас, теперь вырвалось из-под контроля и стало опасным, словно пламя в разбитой керосиновой лампе. А попытка удержать его могла привести лишь к болезненным ожогам.
Обернувшись к Ортеге, я слабо улыбнулся.
— Значит, мне надо держаться подальше от неприятностей, да? То же самое ты сказала Трепп?
Это был удар ниже пояса, и я знал это. Как выяснилось, Кавахара лишь зацепила Трепп краем луча из шокового пистолета. А осколочный пистолет я перед тем, как войти в каюту Кавахары, установил на минимальный угол рассеивания и по чистой случайности так и оставил. К тому времени, как на борт «Головы в облаках» прибыла спешно вызванная бригада криминалистов ООН для расследования под руководством Ортеги, Трепп бесследно исчезла. Вместе с ней исчезла и моя антигравитационная упряжь, остававшаяся в башенке тестирования атмосферы, через которую я проник на дирижабль. Я так и не узнал, то ли Ортега с Баутистой решили дать наёмнице бежать, опасаясь её показаний по поводу «Розы Панамы», то ли Трепп просто успела сойти со сцены до прибытия полиции. Ортега не посчитала нужным просветить меня, а от нашей былой близости осталось слишком мало, чтобы я мог спросить напрямую. Так что сейчас мы впервые заговорили об этом.