В школе на меня обрушились звуки детских голосов. К чёрным, белым и серым цветам здесь добавились многочисленные алые пятна пионерских галстуков. Замечал я и красные комсомольские значки на одежде старшеклассников (у себя на лацкане пиджака я обнаружил такой же). С сопровождавшей меня Иришкой то и дело здоровались школьники — кивали они и мне, но эти их кивки выглядели неуверенными и будто бы смущёнными.
Верхнюю одежду мы оставили в гардеробе (там все прочие ароматы заглушал запах хлорки). В школьном вестибюле я разглядывал многочисленные стенды на стенах с заголовками «Информация». Замечал стоявшие на широких подоконниках цветочные горшки с комнатными растениями (не вспомнил, видел ли я их раньше). Почти не смотрел на лица детей — больше разглядывал их одежду. Шагал рядом с Иришкой Лукиной по скрипучему паркету-ёлочке мимо невзрачных дверей классных кабинетов.
«В этой школе я учился две недели, — сказал я, будто бы ответил на не озвученный вопрос Эммы. — Тогда я почти ни с кем не общался. Мне здесь не нравилось. Я только и думал о том, что скоро отсюда сбегу. Почти ни с кем не разговаривал. Немного общался лишь с сестрой и с Черепом. Признаю: вёл себя не очень приветливо, посматривал на окружающих свысока. Ведь я же был жителем столицы. Да и к тому же, всё ещё чувствовал себя звездой. В общем, не удивительно, что от меня все шарахаются».
Иришка резко свернула вправо: к открытой нараспашку двери кабинета. Я не сразу среагировал на её манёвр — вошёл в класс следом за двоюродной сестрой. Первым делом взглянул на исписанную белым мелом и украшенную меловыми разводами ученическую доску. Невольно улыбнулся. Потому что подумал о том, что учитель (или учительница) будет недовольна этими художествами. Будто в ответ на мои мысли к доске подошла светловолосая девица и принялась протирать её влажной тряпкой.
«Если это всё же виртуальная реальность, то её точно сделали на основе моих воспоминаний, — сказал я. — Или же разработчиков консультировал выходец из СССР примерно моего возраста. Выглядит всё очень реалистично. Признаю. Не подкопаешься. Будто я действительно очутился в прошлом. Все эти фотографии на стенах, эти дурацкие деревянные парты и деревянные лавки, от которых в ногах постоянно оставались занозы — всё это я помню. Не подозревал, что технологии шагнули так далеко».
Я снова заметил, что десятиклассники радостно приветствовали мою сестру и будто бы смущённо здоровались со мной. Но здоровались со мной далеко не все. Некоторые парни рассматривали меня оценивающе, будто бы со скрытым вызовом во взгляде. Девчонки посматривали на меня с явным интересом и с любопытством (но тут же отворачивались, встретившись со мной взглядами). Следом за Лукиной я неторопливо прошёл между рядами старинных деревянных парт.
Иришка поставила свой чемодан на третью парту в среднем ряду. Я прошёл чуть дальше: к четвёртой. Память подсказала, что именно на этом месте я просидел две недели, пока учился в сорок восьмой кировозаводской школе. Я даже удивился, что вспомнил такую подробность через шестьдесят лет. Рассматривал лица школьников. Имён своих нынешних одноклассников я в памяти не нашёл. Но лица узнавал: без сомнения я этих парней и девиц в нелепых нарядах уже видел раньше.
А вот имя светловолосого розовощёкого паренька, сидевшего за четвертой партой, я вспомнил.
Алексей Черепанов. Или, как его называли одноклассники, Череп.
Черепанов поднял на меня глаза, улыбнулся. Он протянул мне руку.
— Здравствуй, Василий, — сказал Череп.
Я пожал Черепанову руку — его пальцы были холодными, словно парень только что играл в снежки.
Череп вздохнул (как мне показалось, печально), нахмурил белёсые брови и спросил:
— Ты читал во вчерашней «Правде»?
Звуки его голоса утонули в пронзительном дребезжании школьного звонка.
Глава 3
— Здравствуйте, ребята, — прозвучал спокойный, но громкий женский голос, едва только смолк звонок.
В классе сразу же забурлило движение: ученики поднимались с мест и становились около своих парт лицом к двери.
— Здравствуйте, Лидия Николаевна! — хором сказали ученики десятого «Б» класса.
Стоявшая на фоне доски высокая худая учительница махнула рукой и скомандовала:
— Садитесь.
Школьники устало опустились на деревянные лавки.
В моей памяти всплыло слово «классуха» — словно мозг отправил мне подсказку. Я вспомнил, что эта учительница с окрашенными хной волосами и с бледным лицом была классной руководительницей десятого «Б». Фамилию «классухи» я не вспомнил. Зато припомнил, что она преподавала у старшеклассников немецкий язык (школьники из других классов величали её «немкой»).
Заметил, как классная руководительница стрельнула взглядом в ещё сохранявшую влажные разводы, но уже чистую доску. Она кивнула головой и прошла к своему столу. Отметил, что строгое серое платье хорошо смотрелось на стройной фигуре учительницы. Прикинул, что «классухе» примерно тридцать пять лет. Подумал: учительницу слегка старили серые мешки, что темнели у неё под глазами.
Классная руководительница уселась за стол, открыла классный журнал. Подняла взгляд — оглядела притихший класс.
— Кого нет? — спросила она.
— Все здесь, — ответила тонким голосом сидевшая перед ней за первой партой девица (обладательница толстой косы из светло-русых волос).
Учительница отыскала моё лицо взглядом, посмотрела мне в глаза и снова кивнула.
— Прекрасно, — сказала она.
Взяла в руки авторучку.
— Начнём с политинформации, — сообщила она.
Указала авторучкой на сидевшую передо мной Лукину и сказала:
— Пожалуйста, Иришка. Приступай.
Лукина резво вскочила на ноги, взяла с парты газету.
Я заметил, с каким жадным интересом взглянул на её укутанную в платье фигуру мой сосед по парте.
Только сейчас я почувствовал, что от разглядывавшего Иришкины ягодицы Черепанова несло табачным дымом.
— Сегодня семнадцатое января, — торжественно объявила Лукина. — Понедельник.
Она зашуршала газетой.
Я вдохнул растворённые в воздухе класса крупинки мела, взглянул на портреты серьёзных мужчин, что висели на стенах кабинета. Увидел на стене украшенную красными флажками карту Германской Демократической Республики. Отметил, что на окнах нет штор. Обернулся — заметил на стеллаже у дальней стены подпиравший книги белый гипсовый бюст Владимира Ленина.
— Пятнадцатого декабря, — громко сказала Иришка, — в Доме правительства Монгольской Народной Республики состоялось подписание Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Союзом Советских Социалистических Республик и Монгольской народной Республикой. Договор подписали по уполномочию Президиума Верховного Совета СССР глава советской партийно-правительственной делегации Первый секретарь ЦК КПСС…
— Какой ещё договор⁈ — воскликнул сидевший слева от меня Черепанов. — Причём тут договор? О чём вы говорите? Вы разве не слышали, что академик Королёв умер? Об этом вчера в «Правде» написали!
Я отвлёкся от разглядывания кабинета. Взглянул на раскрасневшееся от возмущения лицо Черепанова. Подумал о том, что уже слышал эту выданную Алексеем гневную тираду — шестьдесят лет назад.
Лукина обернулась, взглянула на Черепа сверху вниз. Она нахмурилась. Потрясла газетой.
— Я знаю, Черепанов, — ответила она. — Я расскажу об этом. Вот у меня та самая газета.
— А что случилось? — прозвучал у меня за спиной вопрос.
— Кто такой этот Королёв? — сказал сидевший за второй партой около окна парень в очках.
Черепанов не сводил глаз с Иришкиного лица.
— Большой учёный, — объявил он. — Королёв это тот, кто строил наши космические ракеты. В «Правде» об этом так и написали. Написали, что под его руководством Человек впервые совершил полёт в Космос. Неужели вы не читали?
Черепанов взглянул на лица одноклассников, повернулся к Иришке и потребовал:
— Про Королёва скажи, Лукина. Потом уже… про Монголию.
— Ребята, тише! — сказала Лидия Николаевна. — Не мешайте Иришке.
Лукина дёрнула плечами, поджала губы.
— Ладно, — произнесла она. — Расскажу.
Зашуршала страницами газеты.
Повернулась к сидевшему с красным лицом Черепанову спиной и прочла вслух:
— Четырнадцатого января тысяча девятьсот шестьдесят шестого года в Москве на шестидесятом году жизни скоропостижно скончался крупнейший советский учёный, член президиума Академии наук СССР, коммунист, дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, академик Сергей Павлович Королёв. В лице С. П. Королёва наша страна потеряла…
«Эмма, я помню этот день, — сказал я. — Примерно вот так всё и было. Череп не дал Иришке рассказать о Монголии. Лукина на него разозлилась. Но быстро остыла. Кажется, Черепанов мечтал стать космонавтом и бредил космосом. Череп мне потом признался, что очень расстроился, когда узнал о смерти Королёва. Хотя и он тогда не представлял, какая на самом деле трагедия произошла. Помню: о Королёве мы тогда ничего не знали. До появления в газетах этого некролога. Что с Королёвым случилось? От чего он умер?»
«По официальной версии, — ответила Эмма, — товарищу Королёву была произведена операция удаления опухоли с экстирпацией прямой и части сигмовидной кишки. Смерть товарища Королёва наступила от сердечной недостаточности (острая ишемия миокарда)».
«А есть и неофициальные версии его смерти?»
— … Королёв был крупнейшим конструктором ракетно-космических систем, — зачитывала Иришка, — на которых впервые в мире осуществлены запуски искусственных спутников Земли, доставлен советский вымпел на Луну, совершён облёт и фотографирование обратной стороны Луны…
«В интернете встречаются версии врачебной ошибки, — сказала Эмма, — троцкистского заговора и вмешательства иностранных шпионов. Но ни одна из этих версий не доказана».
«Ясно, что ничего не ясно. Я только сейчас сообразил, что мы тогда, в шестьдесят шестом, о Королёве ничего толком и не знали. Сейчас, похоже, только Черепанов догадался, кого именно потеряла страна».