— Это то, что нам будет втирать Клубничкина, — ответил я. — Будет неплохо, если ты в чём-то поправишь её, в чём-то ей возразишь. Но сделаешь это не наугад, а со знанием дела. Так ты обратишь на себя внимание Гены Тюляева. Ты же этого хочешь?
Иришка вздохнула.
Почти пять секунд она молчала, затем всё же ответила:
— Хочу.
— Вот и прекрасно, — сказал я. — Только не будь назойлива. Открою тебе страшную тайну: мужчины охотники, а не собиратели. Они охотятся на женщин. Женщины, полученные без борьбы, ценятся ими значительно меньше. Если вообще ценятся.
Иришка вскинула голову.
— Что значит, без борьбы? — спросила она.
— То и значит. Борьба за внимание женщин мужчинам часто интересна не меньше, чем само это внимание. Иногда и больше. Мужчины соревнуются друг с другом, борются за статус в коллективе. Победы всегда повышают статус. Как и полученные трофеи.
Лукина нахмурилась.
— Я не трофей, — сказала она.
— Вот это и плохо, — ответил я. — А вот Клубничкина — трофей. За неё идёт борьба. Быть может, в этом и есть её главная ценность для того же Тюляева? Если бы Света ответила ему взаимностью — быть может, Гена и потерял бы к ней интерес.
Иришка покачала головой.
— Вася, ты говоришь неприятные вещи. Зачем ты называешь женщин добычей? Это звучит… неприятно, пошло.
— Поменяй слово «добыча» на слово «приз». Если «приз» для тебя звучит приятнее. Смысл моих пояснений от этого не изменится.
— Мне не нравится, что ты рассуждаешь о женщинах, как о вещах.
Я усмехнулся, покачал головой.
— Я рассуждал не о вещах, Иришка, а о жизни. Ты можешь сколько угодно отмахиваться от моих слов. Но только обманешь сама себя. Ведь женщины тоже в общении с мужчинами ищут выгоду. Разве не так? Ведь ты выбрала того мужчину, которого посчитала лучшим. Конкурируешь за него с той же Клубничкиной. Получишь удовольствие от победы. Женщины тоже хищницы, пусть и маскируют эту сторону своей натуры. Это не хорошо и не плохо. Это просто факт, Иришка. Такова жизнь.
Я развёл руками и заявил:
— Поэтому запомни главное, сестрёнка. Завтра твоей основной целью будет не мелькание перед глазами у Тюляева. Твоя цель — это чтобы Гена сообразил: ты трудная, но интересная цель. Он не должен до общения с тобой «снизойти». Он должен за тебя сразиться.
Я встретился глазами с задумчивым взглядом сестры.
— Бери пример с той же Клубничкиной, — сказал я. — Света разгадала эту особенность мужчин. Она умело набивает себе цену в их глазах. Ты думаешь, ей нравится Черепанов? Нет. Но он важен ей, как ещё один соперник для того же Тюляева. Или для кого-то ещё. Чем больше будет таких охотников за «призом», тем более ценным этот приз будет выглядеть в их глазах. Поэтому Клубничкина с радостью явится в кафе завтра в полдень. Ведь после этого вся школа узнает: за Светино внимание существует огромная конкуренция.
Иришка фыркнула.
Пробормотала:
— Конкуренция…
Она опустила лицо, взглянула на тропинку у себя под ногами. Вздохнула.
— Где ж её взять… эту конкуренцию? — едва слышно спросила она.
Я усмехнулся и ответил:
— А кому сейчас легко, сестрёнка? Запомни, Иришка: любые отношения — это труд. Вот завтра ты и потрудишься.
Вечером я увидел, как Лукина стояла в ночной рубашке около зеркала. Она расчёсывала волосы. Я отметил в очередной раз, что у неё хорошая фигура и симпатичное лицо. Подумал, что по внешним данным моя двоюродная сестра ничем не уступала той же Свете Клубничкиной.
Я подошёл к Лукиной и поинтересовался, чем она сейчас занималась.
— Причёсываюсь, — ответила Иришка.
Она почувствовала на себе мой взгляд — приосанилась.
Я сказал:
— Вижу, что причёсываешься. А что сделаешь потом?
Лучина дёрнула плечами — ночная рубашка скользнула вверх-вниз по её телу.
— Спать лягу, — ответила Иришка.
Я шумно выдохнул и спросил:
— Сестрёнка, ты с ума сошла?
Иришка растеряно моргнула, посмотрела на меня из зеркала.
— Почему это?
— Ты ляжешь спать, а завтра утром снова заплетёшь косички? — спросил я.
— Ну… да.
— Точно, сумасшедшая. Забыла? Ты завтра в кафе пойдёшь. Там тебя не только Тюляев и Черепанов увидят. Там будет много народу. В том числе и из нашей школы. Понимаешь? Чем пристальнее парни будут тебя разглядывать, тем более ценным призом ты покажешься тому же Генке. Или ты захотела, чтобы завтра смотрели только на Клубничкину? Нет? Поэтому… отставить косички!
Лукина вздрогнула от резкого звука моей команды, повернула в мою сторону лицо.
Я указал на неё пальцем и потребовал:
— Неси бигуди своей мамы, сестрёнка. Сделаем из тебя к завтрашнему дню сногсшибательную красавицу.
Глава 5
Утром мы с нервно хмурившей брови Иришкой пили чай, когда в кухню заглянул Виктор Семёнович. Лукин переступил порог, взглянул на свою уже снявшую бигуди дочь. Замер на пороге кухни с не прикуренной трубкой в зубах. Я отметил, что его семейные трусы отдалённо напоминали по фасону и расцветке шотландскую юбку. Пару секунд Виктор Семёнович изображал статую — смотрел на смущённо опустившую глаза Иришку. Затем он сунул руку под мятую майку, почесал живот. Вынул изо рта трубку, указал ею на дочь.
— А я тут на днях вспоминал, почему я женился на твоей маме… — тихо произнёс он.
Виктор Семёнович, хмыкнул, покачал головой и сообщил:
— Всё. Вспомнил. Она была такой же красавицей, как и ты, доча.
Иришкин отец снова закусил загубник трубки.
— Почему это, была? — донеслись из гостиной слова Веры Петровны. — Я что, по-твоему, теперь некрасивая?
Виктор Семёнович закатил глаза, бесшумно вздохнул. Снова вынул трубку, описал ею в воздухе полукруг.
— Потому что ты сейчас ещё прекраснее, чем в день нашего знакомства, любимая! — крикнул Иришкин отец. — Теперь бы я к тебе даже не подошёл: испугался бы, что ты мне откажешь!
— Все вы, мужики, трусливые, — сказала Вера Петровна. — Витя, принеси мне водички.
Лёша Черепанов явился за три четверти часа до полудня: на пятнадцать минут раньше оговоренного времени. От него пахло одеколоном и табачным дымом. Выглядел он взволнованным и будто бы испуганным. Лёша переступил порог квартиры Лукиных; снял шапку, шмыгнул носом. Я заметил у него на шее подсохшую царапину от пореза — отметил, что с подбородка Черепанова исчезли похожие на пушинки волоски. Лёша взглянул на себя в зеркало, поправил на голове причёску.
— Десять минут подожди, — сказа я. — Иришка наряжается.
Черепанов кивнул, сжал в руке шапку, прислонился плечом к стене. Он поздоровался с Иришкиным отцом, заглянувшим в прихожую по пути на кухню. Наблюдал за тем, как я перешнуровал ботинки.
И вдруг шумно выдохнул:
— Ух, ты!‥
— Что? — с вызовом спросила у Алексея ступившая в прихожую Иришка.
Она впилась в лицо Черепанова строгим взглядом.
— Ты это… прямо как львица, — сказал Лёша. — С гривой. Классная причёска. Раньше я тебя такой не видел.
Иришка фыркнула и заявила:
— У львиц нет гривы, балбес.
Она нахмурила брови, но всё же не сдержала довольную улыбку.
Я отметил, что Иришка улыбнулась сегодня впервые.
— Тогда, как лев, — сказал Черепанов.
Лукина тряхнула «гривой»
— Ну, спасибо, Лёша! — сказала она. — Я что, по-твоему, на мужчину похожа? Да?
Иришка недовольно скривила губы — мне показалось, что её недовольство было показным.
— Я не это хотел сказать…
— Прекращайте, — потребовал я. — Вы ещё подеритесь, горячие финские… товарищи.
— Почему финские? — спросил Алексей.
— Потому что я так сказал. Не ссорьтесь. Собирайтесь. Выходим. Нам ещё в кафе столик нужно найти. Будет смешно, если уже все столы расхватали. В «Юность» сегодня явится много народа, чтобы за нами понаблюдать.
Погода сегодня порадовала: ярко светило солнце, слабый мороз едва ощутимо покалывал кончик моего носа. Радостно чирикали птицы, рычали моторы проезжавших по дороге мимо нас автомобилей. Лукина держалась за мою руку. Черепанов не отставал от меня ни на шаг. По пути к кафе говорил в основном я. Устроил своим спутникам инструктаж по «правильному» поведению в общественном месте. Иришка и Алексей шли насупившись. Будто китайские болванчики кивали головами в ответ на мои вопросы «вам понятно?»
Я вкратце повторил для Алексея основанную на заключениях Дарвина теорию поведения мужчин и женщин. Напомнил Иришке, что она сегодня шла в кафе не для того, чтобы заглядывать в рот Тюляеву. А чтобы оказавшиеся в кафе мужчины засматривались на неё. Напомнил двоюродной сестре, что главное оружие женщины это хорошая осанка и улыбка. Лукина тут же улыбнулась, расправила плечи, выпятила вперёд грудь (которая у неё была ничем не хуже, чем у Клубничкиной — об этом я сестре сообщил ещё вчера вечером).
— Помните, — повторил я, — что в кафе мы идём, чтобы отдохнуть и развлечься. Поэтому не забывайте о еде, смотрите по сторонам. Не зацикливайтесь на своих переживаниях. Сосиски и мороженое вкусные. Я знаю: неделю назад мы с вами это уже выяснили. Поэтому не обижайте их своим невниманием. Покажите, что у вас хороший аппетит. Плохой аппетит у трусов и у больных людей. Покажите окружающим, что у вас всё в полном порядке. Пусть все видят, что вы наслаждаетесь отдыхом. Даже если это неправда.
Стол в кафе мы нашли быстро. Точнее, его заняла для нашей компании Надя Степанова. Едва я перешагнул порог зала кафе и вдохнул знакомые запахи советского общепита, как заметил: взмахом руки Надя-маленькая привлекала к себе наше внимание. Я улыбнулся и кивнул — показал старосте своего нынешнего класса, что увидел её. Отметил, что Надя расположилась за тем самым столом, который в прошлое воскресенье занимали Тюляев и его компания. Обратил внимание на то, что в зале кафе сегодня было много знакомых мне лиц: почти все сегодняшние гости кафе «Юность» были старшеклассниками из сорок восьмой школы.