магазин «Гастроном» урну с мусором.
Геннадий не обманул наши ожидания: он явился в квартиру Лукиных, едва только я вернулся из магазина. Тюляев сразу же получил от Иришки в награду за исполненное обещание мороженое в вафельном стаканчике. Лукина отвела его в свою комнату, где дружно шуршали конвертами и листами бумаги Надя и Алексей (к тому времени я ещё не включился в работу). Генка поставил свой портфель рядом с Иришкиным столом, поздоровался с нами, окинул взглядом фронт работы (с позавчерашнего дня нераспечатанных писем стало меньше, но их всё ещё было предостаточно).
Черепанов и Степанова едва ли не хором поинтересовались у Генки, что произошло вчера на вечерней репетиции спектакля.
— А что там произошло? — не понял смысл вопроса Тюляев.
— Ты поговорил с Клубничкиной о том случае с ножом? — спросил Алексей. — Как… всё прошло?
Генка победно улыбнулся.
— Вот вы о чём, — сказал он. — Поговорил.
Тюляев остановился в проходе около шкафа (на границе между моей и Иришкиной частями комнаты), пожал плечами.
— Нормально всё прошло, — ответил Гена. — Иначе и быть не могло.
— Нормально? — переспросил Алексей. — Поэтому Клубничкина не пришла сегодня в школу?
— Её не было в школе? — вполне искренне удивился Тюляев. — Не знал об этом. Не встретил её сегодня на переменах. Подумал, что она прячется от меня после вчерашнего.
— А что случилось вчера? — спросила Иришка.
Генка взмахнул мороженым (развёл руками).
— Ничего особенного, — ответил он. — Мы со Светланой пообщались после репетиции. Спокойно, без ругани. Клубничкина пошла домой живая и здоровая. Во всяком случае, вчера она больной не выглядела: я этого не заметил. Хотя Светлана и расстроилась, конечно. Но иначе и быть не могло: уж очень она перестаралась с этими своими женскими интригами.
— Что ты ей сказал? — поинтересовался Черепанов.
Он положил на стол недочитанное письмо.
— Да почти ничего, — ответил Генка. — Прочёл ей один интересный документ. Только и всего. Попросил, чтобы она забрала документы и перешла в любую другую школу нашего города. У Клубничкиной тётка в гороно работает. Поэтому с переходом в другую школу у Светки проблем не будет. Проблемы у неё случатся, если она останется в своём нынешнем классе.
— Какие проблемы? — спросила Иришка.
— Что за документ ты ей показал? — поинтересовался Алексей.
Мы примерно три секунды наблюдали за тем, как Тюляев ел мороженое и затягивал интригу.
Генка снова взмахнул чуть уменьшившимся в размерах вафельным стаканчиком.
— Это неофициальная бумага, — сказал он. — Я пообещал Клубничкиной, что неофициальной она и останется. Я поклялся Светке, что никому эту бумажку не покажу. Если Светка выполнит моё условие. По-моему, всё справедливо. Я не потребовал от неё ничего невозможного. Так что всё будет хорошо, вот увидите.
— Так что же это за документ? — сказала Лукина. — Гена, ты нам его покажешь?
Тюляев пожал плечами и ответил:
— Никому не покажу. Пока. Потому что пообещал.
Он снова отвлёкся на поедание мороженого.
Иришка прикоснулась к его руке.
— Гена, — сказала она, — так не честно. Мы же умрём от любопытства. Хотя бы намекни нам, чем ты её припугнул.
Генка ухмыльнулся и заявил:
— Документ вам не покажу. Даже не уговаривайте…
Он решительно покачал головой.
Тюляев ухмыльнулся и добавил:
— … Но расскажу вам о том, что в этой бумаге написано.
Он посмотрел на Иришку — полюбовался на радостный блеск её глаз.
Я отметил, что моя двоюродная сестра и Тюляев сейчас будто бы общались друг с другом, не замечали никого вокруг.
Поэтому напомнил о себе, сказал:
— Рассказывай, Геннадий. Мы тебя внимательно слушаем.
Генка кашлянул, посмотрел в мою сторону — он будто только сейчас вспомнил о моём существовании.
— В субботу мы с папиным другом дядей Серёжей Лампасовым ездили домой к Ромке Шипуле, — сообщил Геннадий. — Шипуля сперва отнекивался: говорил, что не был в четверг около нашей школы и никому не угрожал ножом. Ромка поначалу вёл себя борзо, как дядя Серёжа и предсказывал. Но я прочёл ему твоё, Василий, заявление…
— Какое заявление? — спросила Иришка. — Вася, ты написал заявление в милицию? Почему мне об этом не сказал?
Генка покачал головой.
— Вася ничего не писал, — ответил он. — То заявление настрочил я. Под диктовку дяди Серёжи. Дядя Серёжа сказал, что с заявлениями потерпевшего и свидетелей на руках наши дела пойдут веселее, чем если мы явимся к Шипуле только с угрозами. Поэтому я прочёл Ромке Васину заяву. Прочитал свидетельские показания Ермолаевых…
Он взглянул на меня и сказал:
— Сёма и Серёга тоже ничего не писали. Но Ромка-то об этом не знал. Он поначалу выкрутасничал. Но Лампасов объяснил ему, что нападение с ножом — это уже не хулиганство, а покушение на убийство, да ещё и в составе группы, по предварительному сговору. Он сказал, что за такое условки не будет. Сказал, что в этом случае реальный срок практически гарантирован…
Тюляев ухмыльнулся.
— … Дядя Серёжа описал ему, что бывает с такими, как Ромка, в тюрьме. Лампасов был убедителен. Вот тогда Шипуля струхнул. Я сказал Ромке, что он ещё не в тюрьме только потому, что мне жаль Ермолаевых. Ведь они гарантированно пойдут за Романом прицепом. Я сказал, что Сёма и Сергей нормальные парни. Сказал: не хочу, чтобы они пострадали из-за Клубничкиной.
После взятой на поедание мороженого пятисекундной паузы Генка взглянул на Иришку и продолжил:
— Я пообещал Шипуле, что мой отец не даст хода Васиному заявлению. Сказал, что не отдам отцу и нож, на котором остались Ромкины отпечатки пальцев, и который опознал потерпевший. Но всё это случится только в том случае, если Роман письменно признается: это именно Светлана Клубничкина попросила его избить десятиклассника Василия Пиняева.
— Шинуля написал? — спросил Черепанов.
— Конечно, написал, — ответил Генка. — Чёрным по белому заявил, что его бывшая одноклассница Светлана Клубничкина потребовала, чтобы он нанёс Василию Пиняеву, с которым Роман лично не знаком и не имеет к нему никаких претензий, тяжкие физические повреждения. О ноже он не упомянул. Но рассказал, как Клубничкина пообещала отблагодарить его за оказанную услугу.
Тюляев хмыкнул и пояснил:
— Светке эта часть показаний Шипули особенно не понравилась. Ромка написал её с подсказки дяди Серёжи Лампасова. Я заверил Светлану, что об этих Ромкиных словах узнает каждый старшеклассник в нашей школе. Если Клубничкина не перейдёт в другую школу до окончания третьей четверти. Вот собственно об этом мы со Светой и поговорили вчера после концерта.
— М-да, — произнёс Черепанов.
Лёша и Надя переглянулись.
— Что теперь? — спросила Иришка.
— Светка перейдёт в другую школу, — сказал Тюляев. — Всем от этого будет только лучше: и нам, и Ермолаевым, и даже Клубничкиной. Я считаю, что это приемлемый вариант развития событий. Другого выхода из сложившейся ситуации я не увидел. Папа меня поддержал. Переход в другую школу — это не тюремный срок. И уж тем более, это не смерть от удара ножом в печень, как предсказывал Вася.
Лукина тряхнула головой.
— Ты молодец, Гена, — заявила она. — Я тоже тебя поддерживаю. Клубничкина сама во всём виновата. Пусть радуется, что пойдёт в другую школу, а не отправится в тюрьму.
— А если Светка не уйдёт? — спросил Черепанов.
Он вздохнул.
— Уйдёт! — хором заверили его Гена и Иришка.
Надя Степанова согласилась с их утверждением: кивнула.
Перед сном Иришка снова явилась в мою часть комнаты.
Мы с ней обсудили поступок Тюляева.
Лукина самостоятельно разобрала Генкину мотивацию (с точки зрения того, что все люди — эгоисты). С большинством её умозаключений я согласился. Ответил на возникшие у моей двоюродной сестры вопросы.
Получил за свои объяснения заслуженный поцелуй в щёку и пожелание «спокойной ночи».
Даже не смотря на то, что я не пояснил Иришке, почему Клубничкина сегодня не была в школе.
В среду двадцать третьего февраля я проснулся одновременно с Иришкой (по сигналу её будильника).
Вот только в школу я пошёл один (впервые за всё время своего пребывания в Кировозаводске) — потому что в полдень Лукину ждали в парикмахерской.
С Тюляевым я по пути не встретился.
В школе обнаружил, что Лёша Черепанов уже занял своё место за партой.
Алексей пожал мне руку и сказал:
— Светки Клубничкиной пока нет в школе. Она всегда приходила раньше меня. У десятого «А» сейчас литература. Я только что заглянул к ним: Клубничкиной в кабинете литературы не было. Неужто она действительно заболела?
Я пожал плечами.
— Может, и заболела.
Я кивнул в сторону Нади-маленькой и заявил:
— Девчонки скоро всё разузнают. И нам расскажут.
Черепанов тоже взглянул на Степанову — староста десятого «Б» класса одарила его улыбкой.
Ближе к середине первого урока в кабинет заглянула конопатая девчонка в пионерском галстуке и сообщила, что Василия Пиняева вызвала к себе директриса.
— Вася, что случилась? — шепнул Черепанов.
Я развёл руками и ответил:
— Понятия не имею.
— Василий, поспеши, — сказала Вероника Сергеевна (учительница математики). — Ты нас отвлекаешь.
Я кивнул и быстрым шагом вышел из класса.
Шёл по школьному коридору — перебрал в уме возможные причины вызова. Мне на ум пришли только три. Первая (и самая вероятная) была в том, что у Клавдии Ивановны возникли связанные с сегодняшним концертом вопросы. Второй возможной причиной я посчитал исчезновение ножа из комнаты физруков. Третья же причина была наименее вероятной: драка с Романом Шипулей.
Около кабинета директрисы я на пару секунд замер, прислушался.
Услышал женские голоса.
Постучал в дверь, потянул её за ручку.