Вечером, перед сном, Иришка снова пришла к моей кровати и спросила:
— Вася, как ты считаешь, есть у меня хоть немного актёрского таланта?
Она дожидалась моего ответа, задержав дыхание. Словно от моего вердикта зависело её будущее.
Я улыбнулся и ответил:
— Ты прирождённая актриса, сестрёнка. Без шуток. Я уверен, что тебя на актёрском поприще ждёт большое будущее.
Глава 20
В пятницу двадцать пятого февраля мы шли в школу втроём, по подтаявшему снегу. Температура прошедшей ночью не опускалась ниже нуля, поэтому снежная каша не покрылась ледяной коркой. Под ногами у нас не весело хрустели льдинки, а хлюпала грязная жижа. Генка и Иришка всю дорогу обсуждали итоги вчерашней репетиции театрального кружка.
Тюляев авторитетно заявил, что Лукина прекрасно вошла в роль. Генка пообещал, что восьмого марта мы с Черепановым уже не присвоим себе всё зрительское внимание — на этот раз театральные актёры нашей школы всё же покажут зрителям подготовленный спектакль и получат свою долю оваций.
Иришка слушала Тюляева, мечтательно улыбалась.
Первым уроком у десятого «Б» в пятницу снова был немецкий язык.
До самого звонка Черепанов и Лукина спорили о том, что важнее: «физика или лирика».
Их спор прервало появление в классе учительницы.
— Guten Morgen, liebe Leute! — сказала Лидия Николаевна.
— Guten Morgen, Лидия Николаевна! — ответили ученики десятого «Б».
— Присаживайтесь, — разрешила учительница.
Десятиклассники опустились на лавки.
Некрасова замерла около первой парты среднего ряда, пробежалась глазами по лицам школьников. Задержала взгляд на моём лице. Едва заметно улыбнулась.
— Пиняев и Черепанов, — сказала Лидия Николаевна, — вас вызвала к себе Клавдия Ивановна. Она ждёт вас сейчас в своём кабинете. Прихватите с собой портфели, ребята. Как я поняла, у вас сегодня занятий в школе не будет.
По классу прокатились завистливые вздохи.
— А что случилось? — спросила с места Надя Веретенникова.
Её вопрос повторили сразу несколько голосов.
— Я уверена, что Василий и Алексей нам с вами об этом обязательно расскажут, — сказала Лидия Николаевна. — Завтра. А пока мы с вами займёмся немецким языком.
— Вася, как думаешь, зачем мы понадобились директрисе? — спросил Черепанов. — Почему класуха сказала, чтобы мы прихватили с собой вещи? Мы на немецкий уже не вернёмся?
— Лёша, я знаю пока не больше, чем ты. Сейчас нам всё скажут. Не волнуйся. Не думаю, что нас ждут плохие известия. Иначе Лидия Николаевна не говорила бы с нами таким спокойным тоном.
Тишину в школьном коридоре нарушали только наши шаги.
Алексей вздохнул.
— Может… это из-за Клубничкиной? — сказал он. — Может, это она на нас нажаловалась?
— Сейчас узнаем, Лёша, — пообещал я. — Потерпи немного.
В кабинете директрисы пахло свежезаваренным чаем. За окном ещё не рассвело. На листьях расставленных по кабинету растений, блестели капли влаги. Клавдия Ивановна сидела за столом, делала записи в тетради. Она посмотрела на нас, чуть сощурила глаза. Аккуратно положила авторучку на страницу.
Директриса обменялась с нами приветствиями.
— Проходите, ребята, — сказала она. — Василий, придвинь к столу ещё один стул. Присаживайтесь.
Я обменялся взглядами с Владимиром Лениным, который посматривал на нас с портрета на стене. Прогулялся к красному знамени, взял стоявший рядом с ним стул. Подсел к уже разместившемуся за столом напротив директрисы Черепанову. Отметил, что при свете ламп Лёша выглядел бледным, будто испуганным.
Первым делом директриса похвалила наше выступление на концерте, состоявшемся в среду вечером. Она заявила, что мы с Лёшей «очень выручили» и её, и всю школу. Клавдия Ивановна проговорила это, глядя на Черепанова. Директриса рассказала, что гости остались довольны подготовленным школой мероприятием.
В контексте недавнего концерта она не выделила ни меня, ни Алексея — говорила о нас, как о едином коллективе. Директриса заявила, что уверена: мы с Алексеем ещё не раз продемонстрируем свой талант до окончания учебного года. Пообещала нам всяческую поддержку, как от своего имени, так и от лица комсомольской организации школы.
Сказала она и о школьном театральном кружке. Клавдия Ивановна буднично упомянула о переходе Клубничкиной в другую школу. Сообщила, что побеседовала с актёрами о будущем кружка и выяснила, что моя двоюродная сестра заменит покинувшую кружок актрису. Выразила надежду, что в марте «февральская ситуация не повторится».
— Впереди ещё много концертов, — сказала директриса. — Очень важно, чтобы у наших актёров всё наладилось. Потому что в следующий раз, мне кажется, заменить их будет не так просто.
Она покачала головой.
Черепанов встрепенулся.
— Клавдия Ивановна, — сказал он, — если понадобится, мы с Василием и в следующий раз поможем! Если нужно, мы снова отыграем хоть двадцать песен. Только скажите! Ведь так же, Вася?
Я кивнул.
Директриса улыбнулась.
— Алексей, Василий, я в вас и не сомневалась, — заверила она. — Уверена, что вы снова бы пришли к нам на помощь. Если бы смогли. Вот только сомневаюсь, что у вас это получится.
Клавдия Ивановна посмотрела на меня и сказала:
— Василий, я не забыла, о чём мы говорили с тобой в среду утром. Помню о твоём желании выступить в мае на сцене Дворца культуры — на концерте, посвящённом юбилею нашего города. Знаю, что ты рассчитывал на помощь Фёдора Митрошкина. Но я навела справки и выяснила, что организацию этого концерта поручили моей хорошей знакомой, Веронике Петровне Моргуновой.
Директриса выдержала двухсекундную паузу.
— Вчера я встретилась с Вероникой Петровной, — сказала она, — так случайно вышло. Но поговорила я с ней о вас, мальчики, не случайно. А потому что ценю, оказанные мне услуги. И отвечаю добром на добро. Я выяснила, что по этому же поводу Моргунова уже имела беседу с Митрошкиным. Тот отзывался о вашем выступлении очень хорошо. Я тоже похвалила вас, ребята.
Клавдия Ивановна постучала пальцем по столу.
— Вероника Петровна знает меня давно, ещё с сорок третьего года, — сообщила она. — Помнит, что я никогда не лукавила. Поэтому прислушалась к моим словам. Она заинтересовалась вами, ребятки. Сказала: если вы покажете себя хотя бы всего на порядок хуже, чем отозвались о вашем выступлении мы с Митрошкиным, то она добавит ваши номера в весенние концерты.
Директриса улыбнулась, заявила:
— Я никогда не преувеличиваю, когда хвалю чужие таланты и достижения. Поэтому не сомневаюсь: уже на День космонавтики вы споёте со сцены Дворца культуры имени Сергея Мироновича Кирова. Я с удовольствием посетила бы этот концерт. Вот только предвижу: время его проведение пересечётся с праздничным мероприятием в нашей школе.
Клавдия Ивановна развела руками.
— А вот на концерт в честь юбилея нашего города я обязательно приду. С гордостью посмотрю на представителей сорок восьмой школы, которые выступят вместе с лучшими музыкальными и танцевальными коллективами нашего города. Вася, Лёша, вы талантливые ребята. Не сомневаюсь: однажды у входа в нашу школу появятся памятные таблички…
Директриса подняла руки, продемонстрировала нам ладони.
— … Где напишут, что здесь учились Василий Пиняев и Алексей Черепанов.
Клавдия Ивановна мечтательно улыбнулась.
— Такое обязательно случится, — сказала она. — Я в этом почти уверена.
Директриса вновь постучала по столу и сообщила:
— Я договорилась, что Вероника Петровна прослушает вас уже сегодня. В десять часов она встретит вас у центрального входа во Дворец культуры имени Кирова. Так что не задерживайтесь, ребята. Отправляйтесь туда прямо сейчас. Времени у вас предостаточно, не опоздаете. Учителей я предупрежу, обещаю. Удачи вам, мальчики. Верю: всё у вас получится.
Дворец культуры имени Кирова находился в двадцати минутах езды на трамвае от дома Лукиных, на пресечении улицы Ленина с улицей Кирова. Он и с виду походил на дворец — трёхэтажный дом с каменными колоннами у центрального входа, украшенный надписями «Ленинизм — знамя нашей эпохи!», «Слава рабочему классу!» и «Народ и партия — едины!». У входа во Дворец культуры толпились граждане (словно у кинотеатра перед очередным сеансом). Они общались, выпускали в воздух клубы табачного дыма. Рядом с гражданами по лужам бродили голуби — ворковали, будто просили закурить.
На остановку «Дворец культуры имени Кирова» мы с Черепановым приехали в половине десятого — предварительно заглянули в квартиру Лукиных, оставили там портфели со школьными принадлежностями. Алексей заметно волновался, от чего говорил почти без умолку. Он пересказал мне статью из прошлогоднего номера журнала «Юный техник» о ракетных ранцах. Заявил, что скоро все автомобили и самолёты оснастят подобными реактивными двигателями. Перескочил на воспоминания о позавчерашнем танцевальном вечере. Признался, что танцевал на нём больше, чем за всю свою предыдущую жизнь.
Черепанов печально вздохнул при виде величественных колонн Дворца культуры, его щёки покрылись розовыми пятнами. Он шёл рядом со мной на прямых ногах, то и дело хмурил брови. Я невольно вспомнил, что подобным образом Лёша вёл себя позавчера в начале концерта: тогда он тоже был в предобморочном состоянии. Я не успокаивал Черепанова — в прошлый раз Лёша не прислушался к моим речам. Но я всячески отвлекал его от мыслей о грядущем «прослушивании»: вплоть до того, что вступил с ним в спор о перспективах использования реактивных ранцев и о будущем самолётостроения.
Мы всё ещё спорили, когда ступили за порог центрального входа Дворца и пошли по широкой каменной лестнице. Я заметил, как навстречу нам поспешила невысокая чуть сутулая женщина. Она преградила нам путь и поинтересовалась — не на встречу ли к Веронике Петровне Моргуновой мы пришли. Женщина представилась. Пообещала, что предупредит Веронику Петровну о нашем появлении. Она проследила, чтобы мы оставили верхнюю одежду в гардеробе, проводила нас по каменным лестницам к входу в Большой концертный зал. Распахнула перед нами дверь, указала рукой в сторону сцены.