– Толик! – взволновалась Лидочка и осеклась. Нельзя же называть Толиком капитана милиции, если он такого права не давал.
– Ничего, – великодушно заметил Толик. – Вы старше. Вам можно. Я же понимаю, вы не сама – Ольга меня так называет. А у меня с Ольгой особые отношения. Называйте меня Толиком, только не на людях, хорошо?
– Извините.
– Я продолжаю. Откидываем версию о том, что убийца просто все уронил в траншею, как наивную. Потому что он, вернее всего, сразу полез бы доставать. Тем более что ночью не догадаешься, какая там грязь. Ладно, берем нормальную версию. Убийца бежит ночью к станции. Увидел траншею, кинул туда узел… значит, не профессионал.
– Почему?
Они свернули на узкую тенистую улицу. Здесь, в поселке старых большевиков, стоял высокий сосновый лес, не то что редкие деревья в поселке по ту сторону.
– Почему? Потому что профессионал придумал бы место получше, понадежнее.
– Какое?
– Надо думать. Подумаю – скажу.
Лидочка сомневалась, что глубокой ночью можно было найти место лучше, чем траншея, но не стала мешать Толику рассуждать.
– Значит, мы имеем на руках убийство из жадности, из ревности, из ненависти – полный букет. Надо найти, кто ненавидел Сергея Романовича больше всех. Достаточно, чтобы убить.
– Вы все-таки думаете, что Руслан?
– Я уже звонил в милицию по месту проживания Руслана Киренко, чтобы его задержали.
– Жалко.
– Мне тоже жалко. Но я не могу рисковать. А что, если он, чтобы покрыть преступление, убьет еще кого-нибудь? Вдруг вас убьет, потому что вы много знаете?
– Я ничего не знаю, Анатолий Васильевич.
– Какой я вам Анатолий Васильевич?! Договорились же!
Впереди показался забор дачи Глущенок. По улице к ним несся Пуфик, которому, видно, не было жарко, несмотря на густую курчавую шерсть.
– Это ихний пес, – сказал Толик. – Как вы думаете, он не кусается?
– Вы боитесь собак?
– Меня одна в детстве укусила. С тех пор опасаюсь.
Лидочка подхватила подбежавшего Пуфика на руки. Он был горячим и часто-часто дышал. В калитку выглянула Итуся.
– Вот ты где, негодяй! – сказала она укоризненно. Толик вздрогнул. – Ах, здравствуйте! Вы – следователь? Вы за пистолетом пришли? Скорее, скорее. Женечка совсем не спал, он за меня боится.
Итуся поспешила вперед.
Со второго этажа солнечный зайчик ударил Лидочке в глаз – у открытого окна стоял Женя и смотрел в бинокль.
С чувством глубокого облегчения Итуся стала готовить чай. Лидочка отказалась – в такую-то жару. Толик с тоской поглядел на большую банку меда, выставленную Итусей на стол, словно она знала о слабости капитана.
– Вас ждут дела, – напомнила Лидочка.
– Тогда за дело, – ответил Толик и уселся за стол. Из портфеля он достал листы бумаги. – Будем писать протокол об изъятии.
– В чем дело? – Женя надел очки.
– Вы сдаете мне пистолет, хранить который не имеете права. Вы должны письменно объяснить, каким образом он попал к вам. Вкратце.
– Мне тоже писать? – спросила Лидочка, чтобы ее друзья не чувствовали себя покинутыми.
– Вы у меня в отделении отчитаетесь, – строго ответил Толик.
Пока Глущенки писали объяснительные записки, сидя рядом за столом и порой подглядывая в сочинения друг друга, чтобы списать, Толик все же выпил чашку чая с медом. Похвалил. Лицо у него было красное, распаренное от влаги, пот лился градом, но Толик этого не замечал. При этом он ел мед ложкой из банки. Когда деликатная Итуся попыталась всучить ему банку с медом в подарок, он отказался, сообщив, что у его жены Людмилы на мед аллергия, и это его семейная драма.
Глущенко принес сумку, они по одной вынимали из нее вещи и раскладывали на столе, отогнув скатерть.
– Это что за предмет? – спросил Толик. – Зачем его тащили?
– Портсигар, – ответила Лидочка, словно Толик никогда не видел портсигаров.
И тут же подумала – сейчас он спросит у Глущенок, видели ли они его раньше, и они, конечно же, скажут, что видели его у Нины. Бедная Нина!
Но Толик почему-то не спросил. Он проверил короткие списки, составленные «хранителями», прочел их одинаковые показания и сказал, что пора бежать. Спасибо за помощь следствию. Наверное, если бы не близкое свидание с Мариной, он бы задал вопрос о портсигаре. А так судьба опять улыбнулась Нине.
На обратном пути в милицию Толик начал рассуждать о писателях. Оказывается, он им завидовал. И если бы не стал капитаном милиции, обязательно бы выучился на писателя. Вот, например, вся эта ситуация, как бы ее здорово можно было расписать! А в самом деле Сергей Романович был писателем? Нет, я не имею в виду научно-популярные книги. Писатель – это который пишет романы. Ну, в крайнем случае рассказы.
– Сергей написал роман.
– Чего же вы раньше молчали. Большой роман?
– Марина вам расскажет. Она его читала, она редактор романа. А я не знаю.
– Как же вы не спросили? – Толик был потрясен равнодушием Лидочки. Если бы у него не были заняты обе руки, он бы всплеснул ими.
– Я не думала, что его убьют. А так неловко спрашивать.
– Я спрошу Марину Олеговну про роман… Так вы говорите, что Спольников раньше романов не писал?
– Нет.
– А в пятьдесят лет написал?
– В пятьдесят лет.
– И хороший роман?
– Толик, спросите об этом у Марины Олеговны!
Толик не скрывал своего разочарования.
– Человек написал роман! Может быть, всю жизнь к этому готовился? – выговорил Толик Лидочке. – А вы – ноль внимания. Может, он погиб из-за этого романа! Бывает же так – человек открыл в романе жгучую тайну, а его за это – бз-зк! Знаете, сколько тайн и секретов в писательской среде! Вы не представляете. Откройте «Совершенно секретно» или «Криминальную хронику». Там в каждом номере кого-то разоблачают.
– Вы думаете, что роман – это нечто вроде доноса?
– Шутку понял. Роман – это откровенность. А откровенность бывает опасной.
К милиции они опоздали минут на десять.
У входа в прогретой тени маялась Марина Котова. Она издали увидела их и побежала навстречу, причем тут же выяснилось, что обижена она на Лидочку.
– Ну сколько можно! – сказала она. – Я уже полчаса жду. Здесь страшные собаки!
– Собаки? – удивился Толик.
Все обернулись к помойке. Собаки безмятежно спали возле баков.
– Извините, Марина Олеговна, – сказал Толик. – Мы за вещдоками ходили, задержались, пока оформляли. Я вас долго не задержу.
– Вот уж надеюсь, – согласилась Марина, продолжая обижаться. – Вы меня оторвали от дел.
– Я знаю, Лидия Кирилловна говорила, – согласился Толик, – что вы редактируете роман Сергея Романовича. Мне это очень интересно.
– Что вам интересно? – не поняла Марина.
Ее тонкие брови поднялись домиками, на щеках вспыхнули красные пятна. Зря она надела костюм – это солидно, но не по погоде.
– Мне интересно все, что касается художественной литературы, – с ходу рубанул Топик.
Марина еще не знала его и потому заподозрила иезуитскую хитрость. На самом же деле Толик был искренен, как никогда.
– Пошли, – сказал он, пропуская Марину вперед, но совершенно забыв о Лидочке, которая вошла в милицию последней. Может быть, это была месть за то, что Лидочка совсем не интересуется романом Сергея Романовича. Потому что на самом-то деле Толик о Лидочке не забыл. Когда они оказались в душном коридоре, он сказал: – Лидия Кирилловна, вы подождите, пока я Марину Олеговну устрою. Вы сюда заходите, здесь пусто. Подробно напишите о всех субботних обстоятельствах. Подробно!
Голос Толика был строг. Наверное, строгость эта объяснялась не только его разочарованием в Лидочке, но и присутствием чужого человека, Марины.
Толик указал Лидочке пустую комнату, где ей надлежало описать вчерашние подвиги. А сам уединился в другой вместе с Мариной.
Лидочка начала описывать подвиги и вскоре обнаружила, что пишет особым казенным языком, к которому никогда прежде не прибегала.
Творчество заняло у нее, наверное, около получаса. Никто ее не беспокоил. Забранное решетками окно было открыто. Скучно жужжали мухи. За окном в песочнице возились малыши. Низко пролетел самолет, жужжа, как муха.
Через полчаса в комнату заглянули Толик и Марина.
Марина казалась всклокоченной и замученной, хотя прическа и косметика были в порядке: видно, ее состояние выражалось в движении глаз и рук. Ей было так жарко в выходном костюме, что лицо побледнело до мучного цвета.
– Вы закончили, Лидия Кирилловна? – спросил Толик.
– Да.
– Сейчас я почитаю.
– Я свободна?
Лидочке, с одной стороны, было любопытно узнать, о чем говорил с Мариной капитан, с другой – не настолько любопытно, чтобы возвращаться с ней вместе по жаре и вести разговор, когда даже язык размяк и с трудом слушается. Эту проблему за Лидочку решил Толик.
– Марина Олеговна пусть едет, а вам, Лидия Кирилловна, придется задержаться. У нас разговор еще не кончен.
– Жаль, – произнесла Лидочка.
Марина из-за спины Толика пожала плечами и развела руками, показывая, что характер Толика оставляет желать лучшего.
Толик сделал вид, что ничего не происходит. Хотя Лидочка знала, что у него глаза на затылке.
– Спасибо, Мариночка!
Толик будто с трудом дождался ухода Марины, сразу шагнул к Лидочке, как Отелло к Дездемоне, и хрипло спросил:
– Значит, вам неизвестно, кому принадлежит портсигар?
– Вы меня не спрашивали.
– Еще как спрашивал. И Глущенко спрашивал!
Если он и не спрашивал, то теперь был убежден, что Глущенко и Лидочка скрывают от него важную для следствия информацию.
– Почему вы скрыли от меня, что портсигар принадлежит Нине Абрамовне Спольниковой? Почему? Кому это нужно?
– Я не скрывала…
– А я скажу почему! – рявкнул Толик. – Потому что вы как будто из одной компании. Даже если и не знакомы. А я из другой компании, и Василий Верчихин из другой, и Ольга из другой. Ваши знакомые преступлений не совершают, ваши знакомые занимаются науками и искусством. Ваших надо покрывать.