Хватаю сумку, кричу из дверей: «Счастливого рождества!» — и иду за Уэйдом по холодной сырости туннеля под трибунами.
— И конечно, — продолжает он, — если вам придется вставлять зубы, как думает Дей, то клуб должен будет это оплатить. Я скажу Уиверу. Ну, как вы? То есть зубы как?
Я что-то буркаю, и мы по деревянной лестнице поднимаемся в буфет. В дверях, как я и думал, стоит старик Джонсон. Он хватает меня за локоть, когда я прохожу мимо.
— Как ты тебя чувствуешь, Артур? Все обошлось?
Глазки у него совсем сощурились от тревоги. Для него-то все кончено. Я вырываюсь, стараясь не очень его ушибить.
— Не приставайте к нему, Джонсон, — говорит Уэйд. — Мы торопимся.
Да только не слишком. Я сразу понял по спине Уивера, что поездка к дантисту в такое время ему совсем ни к чему. Уэйд переминается с ноги на ногу, пытаясь отвлечь Уивера от разговора. Пес стоит неподвижно. Джонсон следит из дверей. Наконец Уэйду надоедает приплясывать, и он легонько трогает плечо Уивера под дорогой материей. Фабрикант чуть оборачивается, разыгрывая свое обычное удивление перед случайностями жизни, и быстро взглядывает на меня, но тут же начинает с легкой насмешкой сверлить взглядом смущенное лицо Уэйда.
— Ну что, Джордж?
— Артур готов ехать, мистер Уивер, — говорит Уэйд и, помолчав, добавляет: — Когда вам будет удобно.
— Ах, вот что? Я сейчас освобожусь, Джордж. Ну, как вы, Арт, мальчик?
Он возвращается к своему разговору как раз вовремя, чтобы не расслышать моего ответа.
— Деловая беседа! — шепчет Уэйд, выворачивая большой палец в сторону тех, кто стоит перед Уивером, и, правильно сообразив, что он здесь лишний, добавляет: — Если что-нибудь понадобится, я буду в баре. А вертеться возле него мне незачем.
И он уходит с собакой туда, где сидят члены комитета.
Джонсон соображает, что сейчас, пожалуй, можно снова со мной заговорить, но пока он до этого додумался, Уивер успел повернуть ко мне свое херувимское личико и теперь говорит с раздражением:
— Вы готовы, Артур?
Я отвечаю утвердительно, конечно шепелявя, и он смягчается.
— Дайте-ка взглянуть, — говорит он, тоже бессознательно начиная пришепетывать, и я показываю ему всю картину.
Тут он немножко оттаивает. И будто нечаянно отступает в сторону, так, чтобы и его приятели заодно посмотрели.
— Здорово заехали, сынок. Не знаю, сумеет ли он привести в порядок этакую кашу.
Есть у Уивера это манерничанье, — и не только в речи, — которое, по его мнению, сразу показывает, что он промышленник и демократ. Некоторые никак не могут с этим свыкнуться. Уэйд, например, никогда не называет его Чарльзом, а только мистером Уивером. Я замечаю, как краснеют припухлости вокруг глаз Уивера, и понимаю, что он говорил сейчас обо мне.
— Ничего, если мы немного подождем? — спрашивает он. — Мориса еще нет, а я хотел бы поговорить с ним, прежде чем мы поедем… Как он, был почти готов, когда вы уходили?
— И долго мы будем ждать?
— Ну, пока он не придет, — отвечает Уивер. — Хотите выпить? — Но тут он взглядывает на свои ногти, словно что-то вспомнив. — А впрочем, не стоит — вдруг вам дадут наркоз. Я пошлю кого-нибудь поторопить Морри — он показал сегодня класс. Как по-вашему?
— Просто мяч отлетел в его сторону.
— Как всегда, сынок. — Уивер весь загорается, а потом настолько успокаивается, что говорит: — Вы и сами хорошо играли, Артур, — до этого случая. А для чего, герой, вы вернулись на поле?
— Подумал, что так будет лучше. Я совсем расклеился.
— Вы с ним поквитались?
— С кем?
— С бревном, которое вас стукнуло.
— Меллор затянул пасовку.
— Да… может быть. Ну, ничего. С кем не бывает! Правда, не слишком приятный рождественский подарок. — Один бок его вздымается: Уивер машет Морису, который влетает в дверь. — Мы здесь, Морри!
— Ну, как ты, Арт? — говорит Морис. Он вертится внутри своего вместительного пальто. Плечи обвисли, потому что Мориса под ними просто нет. — Меллор! — говорит он. — Ну и поганый же игрок. — Он смотрит на Уивера. — Не понимаю, почему вы держите в команде таких, как он?
— Так, по-вашему, виноват Меллор? — говорит Уивер без всякого интереса, но смотрит на Мориса очень внимательно.
— А! — Морис морщится и меняет тему. — Не думай об этом, Арт, и не порти себе вечер, — говорит он. — Ах, черт, да ведь ты же собирался к дантисту! Дей сказал, что ты уже ушел.
— Мы как раз едем, — сообщает ему Уивер. — Хотите с нами в машине? Не знаю, долго ли мы задержимся, но как только Артур покончит со своими зубами, так сразу и отправимся.
— Я — за. Хотя бы ради того, чтобы полюбоваться, как Артур сидит в кресле. Жаль, нет фотоаппарата.
— Раз уж мы об этом заговорили, то надо бы захватить и Джорджа Уэйда, — решает Уивер. — Он, конечно, не обрадуется, но все равно, пусть поедет и убедится, сколько это потребует хлопот.
Через окно в задней стене трибуны я вижу внизу, в проулке, «бентли» Уивера. Рядом с машиной вдруг появляется из служебного входа Фрэнк; он идет, наклонив голову, а концы белого шарфа, которым замотана его шея, заправлены за воротник старой, перекрашенной шинели. Свет уличного фонаря ложится на его плешь.
— Возможно, я оставлю вас у дантиста, если это будет слишком долго, — говорит Уивер, возвращаясь с Уэйдом на буксире. — Вы ведь не обидитесь, Артур? Я сегодня жду Слоумера и еще кое-кого, так что мне нужно вернуться домой пораньше. Ну, мы все готовы?
Мы все выходим на улицу.
— Может быть, вы посадите собаку в багажник, Джордж? Так, пожалуй, будет удобнее, — говорит Уивер, высовываясь из «бентли».
— Хорошо, — неуверенно отвечает Уэйд.
— Багажник отперт. Можете сами ее посадить. — Затем он медленно добавляет: — А как насчет вашей собаки, Артур?
— Какой еще собаки?
Он показывает на Джонсона — старик стоит у служебного входа, кепка ему велика и совсем закрывает его лицо.
— Не смешно, — говорю я ему.
Уэйд и Морис словно не слышат моего тона.
Уивер втягивает голову внутрь машины и спрашивает оттуда:
— Вы хотите, чтобы он поехал?
Я этого вовсе не хочу, но все же подзываю Джонсона, и он поспешно ковыляет к нам, готовясь благодарить и благодарить.
— Влезай, — говорю я ему. — Мы сейчас трогаемся.
— А ты где сидишь, Артур? — спрашивает он.
Я втаскиваю его на заднее сиденье.
— А вдруг, мистер Уэйд, ваша собачка вылакает все пиво? — говорит Морис, который сидит впереди.
— Ну, для этого ей нужен вместо зубов бутылочный ключ, — говорит Уивер, но никто не смеется.
Автомобиль проплывает мимо служебного автобуса — в нем сидят трое игроков и смотрят наружу, но нас не видят.
Внизу поворачиваются огни города. Мы быстро спускаемся к ним. Сэндвуд, на противоположном склоне долины, где живет Уивер, скрывается за каменными зданиями. С Булл-Ринга мы сворачиваем в улицу с односторонним движением и останавливаемся у кирпичного дома времен королевы Виктории.
— Он уже тут, — говорит Уивер. — Прекрасно. — Перегибаясь через руль, он показывает на освещенное окно на втором этаже. — Вы все пойдете туда или подождете в машине?
— Я пойду, — отвечает Морис. — А вы, мистер Уэйд?
— Не обращайте на меня внимания. — Пока мы спускались с Примстоуна, Уэйд успел закурить сигару. — Я подожду здесь с собакой.
— Я тоже там не нужен, — говорит Уивер; его обычная холодность становится из-за этой поездки еще более заметной. — Я подожду с Джорджем. Если я вдруг понадоблюсь, позовите меня. Вероятно, мистер Джонсон пойдет с вами.
Мы трое вылезаем. Входная дверь открыта. На ней надпись: «Детская зубная клиника». Джонсон прижимает ладонь к моей спине, пока мы поднимаемся. Дантист услышал наши шаги и ждет на площадке.
— Кто из вас ко мне? — спрашивает он и уверенно глядит на Мориса.
В своем огромном пальто Морис смахивает на больного.
— Ошиблись, старина, — говорит Морис. — К вам Артур, вот он.
Дантист ведет нас в свой кабинет.
— Садитесь в кресло, — говорит он. — Я состою в клубе. Вот почему вам удалось меня отыскать. Впрочем, в этом году я не видел ни одного матча, — последнее он говорит так, словно это освобождает его от обязанности помогать пациенту. — Где мистер Уивер?
— В машине. У него коленки дрожат. Верно, Артур?
Я киваю, откидываюсь на спинку кресла и гляжу в матовое стекло плафона. Пахнет эфиром, и после вони в раздевалке и теплоты шикарной машины меня начинает мутить.
— Я сейчас вернусь, — говорит дантист и скатывается вниз по лестнице.
— Ты понимаешь, почему его заело? — говорит Морис. — Пожалуй, тащить твои клыки придется мне, Арт.
Он перебирает инструменты, дергает провод бормашины и обнаруживает в ящике щипцы как раз в ту минуту, когда дантист, тяжело топая, начинает взбираться по лестнице.
— Он идет, — предупреждает Джонсон из своего угла.
— Как по-твоему, сколько он выжал из Уивера? — спрашивает Морис.
— Пятерку.
— Да, не меньше. Вспомни, чей сегодня день рождения!
Дантист слегка запыхался. Он замечает в руке Мориса щипцы.
— Сами обойдетесь? — спрашивает он. — Или вам нужен мой совет?
— Консультация специалиста — что может быть лучше? — говорит Морис за моей головой.
— Ну так вот: не лезьте не в свое дело! — судя по голосу, он не просто сердит, а так как Морис ничего не отвечает, я догадываюсь, что дело серьезно.
Я пытаюсь повернуть голову, но дантист уже держит меня за виски. Я открываю и закрываю глаза. Он часто и жарко дышит, и пахнет от него не как от врача. Он раздраженно буркает:
— Однако! Больно?
— Не очень.
Джонсон тревожно квохчет, и из моей десны брызжет кровь.
— С ними ничего не случится, если подождать несколько дней, — говорит он. — Пойдете тогда к собственному дантисту. Это ведь детская клиника.
— А что нужно будет сделать?
— Удалить их, разумеется. Шесть зубов. Один, правда, можно попробовать сохранить, хотя придется повозиться. Но в любом случае вполне можно подождать до среды. А тогда зубоврачебные кабинеты уже откроются.