Его слова задели что-то глубоко внутри меня.
Неужели я действительно такой? Неужели все эти люди для меня лишь пешки на доске? Я вспомнил лица наших солдат, их доверие и веру в нас, командиров. Нет, это не просто игра. Это жизнь, настоящая, с болью, страхом и кровью. И все же… та часть меня, что привыкла мыслить стратегиями и тактиками, не могла не видеть в этом всем определённую закономерность, определённый порядок, как в хорошо продуманной игре.
— Это не игра, это жизнь и я её живу. Она что-то настоящее в моей личной истории, а не игры, не стратегия, — негромко ответил я.
— Сыграть в стратегию? Да кто бы нам дал, вшивым старшинам, повлиять на ход битвы, где сойдутся десятки тысяч человек? — скептически перебил меня Мейнард. — Всем на нас плевать, это явно не наш масштаб.
Он пнул камешек, который отскочил от ствола дерева и скрылся в высокой траве. Звук был резким, нарушающим идиллию момента. Где-то вдалеке испуганно вспорхнула птица.
— Дело не в нашем формальном статусе, это всё ерунда. Главное — это наше желание, — сказал я, наконец отрываясь от созерцания проплывающих облаков. — Сначала. И это важнее всего, наше желание. Из желания формируется цель и задачи, которое мы хотим разрешить. Например, чтобы Орден, который мы не особо-то и любим, все же победил в этом сражении. А дальше… дальше всё просто. Мы умные. Мы можем спрогнозировать модель поведения обеих сторон. Мы знаем, как они воюют.
Я чувствовал, как внутри разгорается знакомый огонь — не азарт игрока, а что-то более глубокое, более важное. Желание защитить своих людей, свою роту, этих крестьян, которые доверились нам. Может быть, это и есть та причина, по которой я здесь. Не ради игры, а ради людей.
— Стенка на стенку они воюют, — буркнул Мейнард. — Благородные рыцари на благородных рыцарей, а за ними пехота, как стадо баранов. Без тактики, без манёвра. Тупая лобовая атака. А дальше всё решает сила, личная выучка и качество снаряжения. Для рыцарей это лучшее в мире развлечение, попробовать себя на прочность и омыть клинок чужой кровью.
Его лицо исказилось от презрения, а в голосе звучала горечь профессионала, вынужденного наблюдать за дилетантами. Я видел, как его пальцы нервно барабанят по рукояти меча — не от страха, а от нетерпения, от желания действовать, а не ждать.
— Вот именно! — подхватил Эрик, пряча нож в ножны. Лезвие скользнуло в ножны с тихим, но весьма зловещим шелестом. — И тут-то нашим доблестным рыцарям и придет крышка. Я прикинул то, что нам наболтал тот трактирщик Мартин. У Альянса рыцарей втрое больше, и броня, за счёт развития ремёсел в городах Альянса, у них более качественная. Брони им хватает не только на рыцарей, но, и чтобы поставить в строй тысячи латников. Зато лучников почти нет, считают это оружием трусов. Классическая ставка на ближний бой, тяжёлый сокрушающий удар.
Солнце на мгновение скрылось за облаком, и по полю пробежала тень, словно предвестник грядущих событий. Я ощутил внезапный холодок, пробежавший по коже — не от ветра, а от мысли о том, что скоро это мирное место превратится в ад.
— А вот в этом, — я обвёл их взглядом, — и кроются наши способы воздействия на ситуацию. В их предсказуемости и наших знаниях. В том, что они будут делать то, чего мы от них ждём.
Мейнард и Эрик одновременно уставились на меня. Я почувствовал, как в воздухе повисло напряжение — не враждебное, но заряженное ожиданием.
— Ростислав, не томи, стратег хренов, — прорычал немец. — Ты уже что-то придумал?
Его голос звучал раздражённо, но в глазах мелькнуло что-то похожее на надежду. Я невольно улыбнулся, чувствуя, как внутри разгорается знакомое чувство — азарт перед важной партией.
— Да, — кивнул я. — Придумал.
Ветер усилился, принося с собой запах свежей зелени и отдалённый звук колокола из деревни. Время словно замерло в ожидании.
…
— Итак, — подытожил Эрик, вставая и отряхивая штаны. Сухая земля осыпалась с его одежды, образуя маленькое облачко пыли у ног. — Три человека с тремя разными причинами оказались в одном месте и в одно время. Ну что, джентльмены, поможем не особо любимому нами Ордену победить? Или хотя бы не проиграть с разгромным счётом.
Мы переглянулись. Ответ был очевиден. Мы были частью этой армии (куда не хотели вступать), и её поражение означало нашу смерть или, в лучшем случае, позорное бегство по фальшивым документам Эрика. Так что, как ни крути, мы болели за Орден.
Следующие дни мы посвятили подготовке.
Пока большие армии только стягивались к границам, а весенняя распутица мешала им начать активные действия, мы методично работали.
Эрик, с его поразительным талантом находить общий язык с кем угодно, уже знал по именам половину жителей Хайбарга. Он договорился с крестьянами, что пока их поля стоят под паром и сельскохозяйственные работы не начались, мы наймём их для «особых земляных работ по приказу командования».
Я наблюдал, как он общался с местными — легко, непринуждённо, словно всю жизнь прожил среди них. Его речь становилась проще, жесты — более открытыми, а в глазах появлялось выражение искреннего интереса. И люди тянулись к нему, доверяли, не подозревая, что за этой маской дружелюбия скрывается холодный расчет. «Мастер социальной инженерии», — подумал я с невольным восхищением.
Мужики, измученные зимним бездельем и весенним безденежьем, охотно согласились. Лишняя монета никому не мешала.
От крестьян пахло землёй, потом и простой, честной усталостью. Их загрубевшие от работы руки были сильными и умелыми, а лица — открытыми и доверчивыми. Мы отдельно переговорили с фермерами, которым принадлежали огромные Ржаные поля, раскинувшиеся к северу от деревни.
— Возможно, а мы ничего не утверждаем, но существует вероятность, что на ваших полях случится сражение сил Ордена и сил Альянса. Понимаем, вас это пугает и огорчает, — сложил руки в треугольник Эрик, — Поля существуют для того, чтобы сеять и пахать на них.
— Да что вы, господа военные, — усмехнулся один из них, кряжистый старик с лицом, похожим на печёное яблоко, и мудрыми, выцветшими глазами. — Мы к знаем, в каком мире живём и к этому привычные. Что ваши, что те, из Альянса, все одно — потопчут. Так всегда было. Компенсаций нам никто не платит, да мы и не просим. Своё возьмем опосля. Мой дед ещё рассказывал, как после битвы у Кровичей, что была при его молодости, они на поле столько потом трофеев, оружия и доспехов насобирали, что потом можно было десять лет не работать.
От него пахло курительным зельем и чем-то терпким, землистым — может быть, той самой землёй, которую он обрабатывал всю жизнь. Его руки, покрытые сетью морщин и старыми шрамами, спокойно лежали на коленях, а в глазах читалась вековая мудрость человека, пережившего не одну войну.
— Но… Солдаты собирают трофеи. Разве не так?
— Оно, конечно так. Да только когда битва большая, всё ты не соберёшь. Армии уйдут, а на поле много чего останется. Оружие, части доспехов, монеты из прохудившихся кошелей, да мало ли чего ещё. Что мародёры не подберут, то и наше. И мы-то никуда не торопимся, всю землицу переберём. Так что мы, как бы жутко это ни звучало, всегда в наваре. Война одних разоряет, а других кормит.
Он засмеялся, и его смех был похож на скрип старой телеги — надтреснутый, но по-своему уютный. Я невольно улыбнулся в ответ, хотя внутри ощутил холодок от этой циничной, но жизненной правды.
От этой циничной, но по-своему логичной правды жизни стало не по себе. Эти люди смотрели на войну, как на стихийное бедствие, вроде засухи или наводнения — неприятно, но можно переждать и даже извлечь выгоду. В их глазах не было страха — только спокойное принятие неизбежного и практичный расчёт. Я почувствовал странное уважение к этим простым людям, сумевшим найти способ выживать в мире, где их жизни ничего не значили для власть имущих.
ачили для власть имущих.
Глава 24Ржаные братья
Однажды, когда мы с Эриком и Мейнардом размечали колышками поле, из лесочка вышли два парня и подошли к нам.
Одеты они были как странствующие торговцы, но ни товара, ни даже пустых мешков у них с собой не было. Ещё и не местные. Ну, ясен красен, чьи-то шпионы. У Ордена была своя разведка, но они действовали официально, зная, что население относится к ним лояльно, с уважением. Значит шпионы Альянса. Их выдавала не только слишком чистая одежда и добротные сапоги, но и руки без мозолей, выговор со слегка чужим акцентом, и то, как их взгляд профессионально «сканировал» горизонт, а не искал покупателей.
Я почувствовал, как напрягся Мейнард рядом со мной, его инстинкты солдата сработали мгновенно. Его рука незаметно сместилась к поясу, где обычно висел меч, хотя сейчас там был лишь широкий боевой нож скрытого ношения. Я едва заметно покачал головой, призывая его к спокойствию.
— Доброго дня, крестьяне, — приветливо улыбнулся один из них, однако пока рот его улыбался, глаза были холодными и жёсткими. — Мы тут ищем, где бы товар свой сбыть — кожи, ремни, сумки. Может быть, тут в окрестностях есть военные, которым можно продать?
От него пахло мылом, специями и мясной похлёбкой. Его руки, сейчас держащие посох, были слишком чистыми и ухоженными для человека, который бродит по лесам и полям.
— Есть военные, отчего же. В Плееве вроде были, — ответил я, не моргнув глазом, опираясь на лопату и стараясь выглядеть как можно более усталым и туповатым. — А мы тут землю готовим под посев. Братья мы. Хозяева сказали копать, мы копаем. Рожь сажать будем.
Я нарочно растягивал слова, словно мне было тяжело говорить и думать одновременно. Внутренне я посмеивался над собственной игрой, но лицо держал максимально тупым. «Ролевой навык повышен: Актёрское мастерство», — мелькнуло в голове.
Шпионы удивлённо переглянулись, разглядывая меня, щуплого Эрика и Мейнарда, похожего на шкаф.
— Не очень-то вы похожи, — заметил второй, его взгляд был цепким и оценивающим.