Меня это не должно беспокоить. Если бы это были обычные подруги, то меня вообще бы не волновало. Но факт остается фактом: Лили меня ненавидит, и любой случай, когда она с кем-то весело проводит время, напоминает мне о том, что проводить время со мной ей больше не нравится. Она не простила меня за преданную дружбу, не простила за гадание с картой Домохозяйки, не простила за заклинание, превратившее ее в реку.
Я пытаюсь придать лицу безразличное выражение.
– Ну ладно, попробуем с моим даром. Фи, давай и мы сделаем что-нибудь вместе.
Фиона устало глядит на меня.
– Ну не знаю. Не думаю, что твой дом подходящее место для экспериментов. У тебя сейчас внизу родители. Да и нам выходить нужно минут через двадцать.
– Да, наверное, ты права, – говорю я, стараясь не показывать разочарования. А потом кое-что вспоминаю. – Утром я была на теннисном корте. Ро попросил меня найти его сережку, которую он потерял. И там был Аарон.
Обе они ошеломленно смотрят на меня. Как бы говоря: «И она решила рассказать об этом только сейчас?»
– Что ему там было надо? На нашем месте?
– Он сказал, что чувствует, когда я использую магию. Сказал, что между нами связь, – я морщусь при воспоминании. – Сказал, что у нас с ним гораздо больше общего, чем у меня с вами. Что ваша магия…
Я замолкаю, пытаясь вспомнить.
– Что вы не родились с ней, или что-то вроде того, так что она меньше значит.
– О боже, – говорит Фиона, встряхивая волосы. – Как это похоже на него. Даже в магии у него расизм. В следующий раз как бы он не достал рулетку и не принялся измерять ширину наших черепов.
– Он предложил мне присоединиться к ним.
– Господи Иисусе, мерзость какая, – морщится Фиона.
Лили смотрит на меня как на нечто прилипшее к ее ботинку, от чего ей хотелось бы побыстрее избавиться.
– А Нуале ты рассказала? – спрашивает Фиона.
– Да. И она предложила целую теорию. О том, что мы все части магического круговорота, цепи обмена магией.
Я пытаюсь вспомнить слова Нуалы.
– Но я не очень-то поняла. Ну ладно, – говорю я более бодрым тоном. – Сейчас нам пора на автобус.
Но атмосфера сгущается. Как будто бы раньше я шла нога в ногу с Фионой, а теперь сбилась с ритма. А Лили вообще осталась где-то далеко позади. Я вдруг ощущаю себя «третьей подружкой», которая постоянно держится в стороне. Как будто, рассказав об Аароне, я стала еще ближе к нему. Как будто его предложение присоединиться к «Детям» только подтвердило подозрения о том, что у нас с ним есть что-то общее.
Мэйв, ты и вправду дура.
Фиона роется в своей косметичке в поисках хайлайтера.
Нет, лучше проверить, действительно ли я настолько глупа.
– Только волосы сперва поправлю, – громко говорю я и включаю в розетку выпрямитель волос и жду, пока он нагреется, а потом захватываю им прядь, чтобы сделать изящный локон в стиле GHD[3].
Пока от моих волос исходит пар, я ищу свет Фионы. Теперь, после долгой практики, это дается мне легко. У меня даже получается одновременно орудовать выпрямителем.
«Хотелось бы, чтобы Мэйв не была такой ревнивой. Ты не можешь участвовать буквально в каждом разговоре. Иногда складывается такое впечатление, будто она думает, что мир перестает вращаться, когда ее нет рядом».
На глазах наворачиваются слезы.
– Все в порядке, Мэйв? – спрашивает она вслух, пересекаясь со мной взглядом в зеркале.
– Да, – шмыгаю я носом, отпуская выпрямитель. – Немного обожглась.
Я ищу свет Лили. Я не часто заглядываю ей в голову. Это какое-то неуютное место, полное воды, течений. Но я все равно погружаюсь в него. Цепляюсь за ее свет и вхожу.
«Она меня так достала».
Я роняю выпрямитель, иду в ванную и тихо плачу, как настоящая дурочка.
– Мэйв, – доносится голос папы снизу. – Могу подвезти вас с девочками до центра, если хотите.
– Спасибо, – слова едва не застревают у меня в горле.
Я ощущаю боль и бессилие. Вот что такое настоящая телепатия. Слышать обидные мысли о себе и даже не иметь возможности открыто разозлиться на людей, которые так подумали. Телепатия – это проблемы, на которые ты сама нарываешься и в которых тебе некому винить, кроме себя.
В машине я по большей части молчу. Папа спрашивает Фиону о ее планах на колледж. Моим родителям нравится Фиона. Она из тех подруг, которых обожают родители.
– Хочу обучаться театральному мастерству в дублинском Тринити-колледже, – отвечает она с энтузиазмом. – Там училась Рут Негга.
Фиона постоянно твердит про Тринити-колледж начиная с самого начала лета. По ее словам, это единственное место в Ирландии, где начинающему актеру «хоть что-то светит».
Я смотрю в окно, все еще расстроенная от подслушанных украдкой предательских мыслей Лили и Фионы. Папа иногда бросает на меня взгляд.
– Знаешь, Фиона, я тут недавно прочитал, что Киллиан Мерфи учился в Ирландском национальном университете в Корке. И неплохой из него вышел актер, правда? А Корк гораздо ближе, чем Дублин.
Фиона презрительно фыркает.
– Корк ненамного больше Килбега. А я устала от захолустья.
– Килбег считается настоящим городом, – вмешиваюсь я. – В нем даже есть свой кафедральный собор.
Меня раздражают эти ее рассуждения. Как будто она какая-то старлетка 1940-х, выросшая в глухом поселке, в котором были только почта и аптека. Да, я люблю ее, но такие слова выводят меня из себя. Я ерзаю в кресле, устраиваясь поудобнее, и больше ничего не говорю.
Почуяв смену настроения, Фиона продолжает:
– Да и Мэйв собирается поступать в Университетский колледж Дублина. Мы даже вместе хотим снимать квартиру, правда, Мэйв?
Это была фантазия, которой Фиона забавлялась какое-то время, а я ей не перечила. О том, что мы будем учиться и жить вместе, как будто я когда-нибудь наберу достаточно баллов, чтобы поступить в дублинский колледж. Или вообще в любой колледж. Во взгляде отца, с которым у нас пару недель назад состоялся «очень серьезный разговор» по поводу моей успеваемости, отражается скептицизм.
– Ну что ж, посмотрим, – говорит он. – А ты куда собираешься, Лили?
– В Голуэй, – отвечает она. – Я хочу переехать в Голуэй.
Я это слышу от нее впервые и поворачиваюсь.
– Ты хочешь переехать в Голуэй?
– Да, – холодно отвечает она.
– И что в Голуэе?
– Океан.
– А, ну да, – говорит папа. – Дитя природы.
– И поэтому ты ходишь на дополнительные занятия летом? Чтобы набрать баллы для Национального университета в Голуэе?
Я понимаю, что невежливо настолько грубо проявлять любопытство, но Ро и Фиона постоянно строили грандиозные планы, а о том, что Лили не собирается оставаться в Килбеге после школы, я слышу впервые.
– Да.
– Ну что ж, девочки, – говорит отец, останавливаясь. – Здесь наши дороги расходятся.
Мы все выходим из машины, благодарим папу и вместе идем по тротуару. Я не могу выкинуть из головы мысли о Голуэе. Мы пересекаем мост. Над рекой Бег висит небольшой туман. Лили оборачивается и смотрит на него тоскливо, как на старого любовника.
– Так на что ты надеешься, Лили? – спрашиваю я. – В смысле, по баллам.
Она отводит взгляд от реки.
– Баллов на четыреста.
– Четыреста, – повторяю я.
Мама подсчитала все мои ведомости и предсказала, что с такими средними оценками я едва наберу триста баллов. А я всегда училась чуть лучше Лили.
– Думаешь, у тебя получится?
Она ничего не говорит. Я по какой-то причине не могу заткнуться – меня охватывает волнение, подступает к горлу. Неужели к концу следующего года я единственная останусь в Килбеге?
– А ведь чтобы поступить в хороший университет, тебе нужно сдать ирландский, математику и один европейский язык, правда?
– Лили очень старается, – говорит Фифи с резкими нотками в голосе. Говорящими: «Да хватит уже, Мэйв». – Правда, Лили?
Мы все замолкаем. Слышен лишь стук наших подошв по мостовой. Но я не могу остановиться. Мне не хочется, чтобы Лили уезжала. Я хочу, чтобы она осталась и снова научилась любить меня. Чтобы она больше не думала про себя: «Она меня так достала».
– А ведь языки – это не самая сильная твоя сторона, правда?
И что на меня нашло?
– Мэйв, – предупреждает меня Фиона. – В воздухе запахло тупой стервой…
Это такая наша «гангстерская шутка». Мы так говорим, когда кто-то ведет себя неуверенно и глупо. Но сегодня я не в настроении шутить.
Лили поворачивается ко мне с улыбкой на лице. Берет меня за руку и на мгновение мне кажется, что она собирается приободрить меня. И тут по всему моему телу пробегает электрический разряд. Белая вспышка пронзает мое плечо и устремляется к ногам.
– Господи, Лили! – кричу я, отталкивая ее от себя.
– Что такое? – резко оборачивается Фиона.
– Лили ударила меня током!
– Лили, ты что? – Фиона переводит взгляд на Лили, и я на долю секунды испытываю удовлетворение, боль затихает.
Лили лишь пожимает плечами и ускоряет шаг.
– Опоздаем на концерт, – говорит она и идет впереди нас.
– Ты можешь поверить? – говорю я Фионе. – Она использовала свою силу против меня, Фи.
Фиона колеблется, а потом напускает на себя выражение миротворца. – Ну ты же подначивала ее…
Я сама не могу поверить в то, что произошло.
– Мы же поклялись, что не будем использовать наши силы за пределами теннисного корта, – неубедительно говорю я.
Фи качает головой, не сводя с меня глаз.
– И ты тоже придерживаешься этой клятвы, да?
5
Когда мы добираемся до старого угольного рынка, между нами до сих пор ощущается неловкость, но это неловкость другого рода, противоположной крайности. Все ведут себя слишком вежливо, как будто хотят избежать ссоры. А это еще хуже. Мы стоим в очереди на улице, дрожим и перебрасываемся неуклюжими фразами.
– Я в восторге от Хонор, – говорю я, хотя это и звучит банально, и каждый из нас уже как минимум трижды повторил эти слова. Ро весь месяц только и твердил, что про Хонор.