– Если Жан и был нам чем-то обязан за это предупреждение, он уплатил свой долг сполна, – прервал ее Харкорт. – Он храбро бился на стенах. Там его и ранили. Нам не хватало таких людей, как он.
К ним подошла Иоланда с высокой кружкой в руке.
– Прошу тебя, мой господин, – сказала она, – выпей глоток нашего эля, хоть он и не ахти как хорош.
– Почему не ахти как хорош? – отозвался Харкорт. – Если память мне не изменяет, эль у Жана всегда получается замечательный.
Он взял кружку и поднес к губам. Эль был действительно замечательный. Харкорт внимательно посмотрел на дядю, который спал, что-то бормоча во сне и шевеля пальцами.
– У нас есть время, пока не придут люди из замка, – сказал Харкорт Иоланде. – Ты не покажешь мне свои работы?
– Это будет для меня большая честь, мой господин, – ответила она.
Харкорт допил эль, поставил кружку на стол и вышел вслед за Иоландой.
Солнце, клонившееся к западу, светило тепло и ласково. Его лучи играли на поверхности реки, которая бурным потоком неслась мимо, приговаривая что-то низким, уверенным голосом, какой всегда бывает у больших рек. Едва заметный тонкий аромат диких лесных цветов, которыми были усеяны тенистые места под деревьями, плыл над поляной, где стояла мельница и домик мельника. Приятное место, подумал Харкорт. Хорошо бы побыть здесь некоторое время – полюбоваться на реку, послушать, как она шумит, насладиться этим цветочным ароматом.
Иоланда повела его за мельницу, к сарайчику, который стоял поодаль, ниже по реке. Его стена, обращенная на юг, была доведена только до половины высоты, чтобы внутрь проникало побольше света.
– Вот этот широкий карниз, – сказала Иоланда, – для того, чтобы туда не попадал дождь, а здесь проходит воздух, чтобы дерево лучше сохло.
Она открыла дверь и, отступив в сторону, жестом пригласила Харкорта войти. Он перешагнул через порог и замер от удивления.
Вдоль стены сарая стояло множество прислоненных к ней резных фигур во весь рост – одни были еще недоделаны, другие показались ему вполне законченными. На полках теснились деревянные головы – и человеческие, и изображавшие каких-то неизвестных ему чудищ. Были там и не только головы: вырезанная на доске роза, обвитая виноградной лозой, несколько лошадок, кошка с котятами, вол, запряженный в повозку, и человек, погоняющий вола. Но больше всего было голов.
– Подходящее дерево найти не так просто, – сказала Иоланда. – У каждой породы свои причуды. Лучше всего вишня и орех, только хорошие ореховые деревья попадаются редко. Дуба здесь много, но дуб трудно обрабатывать, и он крошится. Годится и мягкая древесина, но она плохо принимает полировку.
На одной из полок в углу стояла горгулья, такая безобразная и страшная на вид, что казалась почти прекрасной. У нее была огромная клыкастая пасть, занимавшая полморды, дряблые толстые губы, раздутые ноздри и уши, как у нетопыря.
– Одного я не могу понять, – сказал Харкорт. – Как ты ухитряешься выдумывать такие фигуры? Вот эту горгулью, например.
– В аббатстве есть каменные горгульи, – отвечала она. – Аббат Гай позволил мне разглядеть их как следует. Там кое-где есть и другие фигуры, их там много.
– Наверное, есть, – сказал Харкорт. – Я об этом как-то не подумал. Должно быть, просто никогда не обращал на них внимания.
– Я их рассматриваю, – продолжала Иоланда, – и запоминаю. А потом сама кое-что в них меняю. Я хочу, чтобы они были как живые. Как настоящие. Вон та горгулья, на которую вы смотрите, – это ведь чудовище, но я старалась, чтобы оно жило и дышало. Пока я ее вырезала, я разговаривала с ней и воображала, будто она мне отвечает. И старалась сделать так, чтобы было похоже, будто она может отвечать.
В дверь заглянула жена мельника.
– Твой дядя проснулся, – сказала она. – Пытается что-то сказать. Выговорил несколько слов, только так неразборчиво, что я ничего не поняла.
– Иду, – сказал Харкорт, шагнув к двери.
На кухне он опустился на колени рядом с подстилкой.
– Дядя Рауль, – позвал он.
Тот открыл глаза.
– Чарли? Чарли, это ты?
– Я, дядя. Я пришел, чтобы забрать тебя домой. Дедушка в замке, он тебя ждет.
– Где я, Чарли?
– На мельнице. У Жана-мельника.
– Значит, я на нашем берегу?
– Конечно. Тебе нечего опасаться.
– Я уже не на Брошенных Землях?
Харкорт молча кивнул.
– Хорошо, – сказал дядя. – Очень хорошо. Наконец-то я в безопасности.
– Мы перенесем тебя наверх, в замок.
Рауль схватил Харкорта за руку своими высохшими пальцами, похожими на когти.
– Чарли, – прошептал он. – Чарли, я нашел ее!
Харкорт наклонился к нему.
– Не волнуйся, – сказал он. – Не старайся мне сейчас все рассказать. Потом расскажешь.
– Я нашел ее, только не мог до нее добраться. Слишком их было много. Но я знаю, где она. Я знаю, что она существует. Это не просто легенда. Не просто дурацкие россказни.
– О чем ты, дядя?
– О призме, – прошептал дядя. – О призме Лазандры.
– О той, в которой…
– О той самой, – сказал дядя. – В которой заключена душа святого.
– Но, дядя…
– Говорю тебе, что знаю, где она. Я чуть-чуть до нее не добрался. Я был в том месте, где она лежит. Еще немного, и я бы мог ее…
– Пока забудь об этом, – прервал его Харкорт немного резче, чем хотел. – Не будем об этом сейчас говорить. Сначала нужно доставить тебя домой.
В дверях послышался голос жены мельника:
– Вон идут люди из замка. Они спускаются по тропе.
Глава 4.
До верхнего конца тропы было еще далеко, когда Харкорт услышал приглушенное звяканье оружия и громкие голоса. Он выехал из оврага и остановил коня, увидев, что у ворот замка толпится множество вооруженных людей. Это были римские легионеры в своей походной форме. Шлемы, панцири и поножи сверкали в лучах вечернего солнца, за плечами у каждого висел пилум – тяжелое двухметровое метательное копье. Острые наконечники пилумов частоколом торчали над неровными рядами легионеров, которые под окрики офицеров строились в походный порядок.
Навстречу Харкорту выехал на коне центурион в шлеме с развевающимися алыми перьями. Подъехав, он отсалютовал, небрежно подняв руку. Харкорт ответил таким же небрежным приветствием.
– Нам сказали, что вы поднимаетесь по тропе с больным на носилках, – сказал центурион. – Мы ждали, пока тропа не освободится – говорят, она узкая и крутая. Вы ведь Харкорт?
– Чарлз Харкорт к вашим услугам, сэр. А вы кто?
– Делим Аполлинарий Валентуриан, командир роты в этой когорте. Скажу вам откровенно, у нас большой некомплект. Это называется когорта, но на самом деле половины солдат в ней не хватает. В нашем легионе теперь постоянно так – все делается наполовину.
– Положение везде нелегкое, – сказал Харкорт.
– Что верно, то верно, – отозвался Децим. – Особенно в Риме. Император у нас безмозглый идиот, а вместо папы, если верить слухам, какая-то баба.
– Я об этом ничего не слыхал, – сказал встревоженный Харкорт.
– Это самая свежая новость, – ответил центурион. – К тому времени, как она дойдет до нас по обычным каналам, она может уже устареть: новости безнадежно опаздывают. Коммуникации повсюду разрушены, никто не знает, что происходит.
Харкорт хотел расспросить подробнее про женщину-папу, но не решился, опасаясь, что это окажется просто скверной шуткой. Что до безмозглого идиота на императорском троне, то это сообщение его не особенно взволновало: безмозглые идиоты оказывались во главе Империи и раньше, в этом не было ничего нового.
– Вы патрулируете границу? – спросил он центуриона.
– Не просто патрулируем, – ответил тот. – Нас послали провести рекогносцировку на Брошенных Землях. Ходят слухи, что варвары напирают и Нечисть волнуется. Если это правда, то может случиться все что угодно. Мы не знаем, выстоит ли Нечисть против варваров. Если не выстоит, то неизвестно, чем это кончится.
– Маловато у вас сил для такого поручения, – заметил Харкорт. – Вы говорите, неполная когорта?
– Посмотрите сами – похоже это на когорту?
– Не очень. Но люди как будто боевые.
– Отборные мерзавцы, – с гордостью сказал центурион. – самые отъявленные головорезы. Хорошо знают, что такое граница, и спуску никому не дают.
– Ну, в конце концов, это только рекогносцировка. Вы ведь не станете ввязываться в бой.
– Если все сделать как надо, то так и должно быть, – ответил центурион. – Туда и сразу же обратно, как только прояснится ситуация. Только наш трибун ни за что не даст нам сделать все как надо. Он рвется к славе. Очень может быть, что живыми мы не вернемся.
– Последние несколько лет здесь тихо, – сказал Харкорт. – Со времени последнего большого набега нас не беспокоили. Я все думал… Может быть, вы мне сможете ответить. Когда в тот раз Нечисть навалилась на нас всей своей силой и мы бились с ней не на живот, а на смерть, – где тогда был ваш легион?
Это было больное место Харкорта, которое давно не давало ему покоя.
– Спокойно сидел в лагере, – сказал Децим. – И двинулся бы только в том случае, если бы вы не устояли.
– Мы-то устояли, – заметил Харкорт. – Мы отогнали их за реку по всей границе.
– Вы говорите, что в последнее время здесь тихо. Очень надеюсь, что так оно и есть, – сказал центурион. – Может быть, они на нас не полезут. Но заранее ничего сказать нельзя. А вон, кажется, и ваши люди.
Харкорт повернулся в седле.
– Да, это они, – подтвердил он. – Сейчас освободят тропу, и вы сможете двинуться. Спасибо, что подождали. Если бы мы встретились, неразбериха была бы страшная.
По крутому подъему, которым заканчивалась тропа, поднимались шесть человек с носилками. За ними шли еще шестеро, готовые их сменить.
– Это мой дядя, – сказал Харкорт. – Он заболел.
– Мне уже говорили в замке. Желаю ему скорее поправиться.
Больше ничего Харкорт объяснять не стал, а центурион ни о чем не спрашивал. Очевидно, дед ему ничего не сказал, подумал Харкорт. Узнай центурион, что Рауль вернулся с Брошенных Земель, расспросам не было бы конца. Люди с носилками прошли мимо, направляясь к замку.