елюбви. Я знаю, как это – испытывать на себе его ненависть. Все это я проходила… Переживу и сейчас. Возьму кусочек его любви, напитаюсь ей и уйду в свой мир – туда, где его нет… Где я и мой сын, моя скучная жизнь, ростовые куклы, ипотека и, возможно, Алексей.
– Даня… – прижимаюсь к его груди, слушая, как сильно бьется сердце.
– Меня так и зовут, Кать. Не поверишь, мне до чертиков нравится, когда ты зовешь меня Таир… Это… крышесносно. Только не называй меня так при посторонних.
– Понимаю, – приподнимаюсь на предплечьях, чтобы найти его взгляд в свете уличного фонаря. – Даня, я…
– Пожалуйста, не надо. Милая, хорошая, родная… ты пожалеешь об этих словах завтра, – взмаливается он, сжимая меня так крепко, что захватывает дух. – Я разберусь со всем, веришь? И с Салимом тоже.
«Я и сама могу с ним разобраться. Хитростью или другими способами. Поговорю об этом с Элей. А тебе, любимый, знать об этом необязательно».
– Хорошо, – бросаю я.
– Я хотел тебе кое в чем признаться, – произносит Даня, поглаживая подушечкой большого пальца мою скулу.
– Ты же обещал потерпеть до завтра, – бросаю взгляд в окно, на занимающийся рассвет. Завтра я буду мучиться от недосыпа. Сашка просыпалась всего один раз и в другой ситуации я могла бы выспаться.
– Кать, я внес остаток долга за ипотеку, – твердо произносит он.
– Господи, зачем? – вздыхаю от неожиданности. Данил мягко обнимает мои плечи и успокаивающе гладит поясницу.
– Потому что… Не хочу, чтобы ты нуждалась. Квартира принадлежит тебе. Нет больше платежей и дурацких подработок куклами или… Кем ты там еще работаешь?
– Нянями у похотливых мужиков, – фыркаю в ответ.
– Это не возбраняется, – улыбается Данил. – Я хочу устроить Ярика в самый лучший детский сад. Частный, с английским уклоном. Как ты на это смотришь?
Как я смотрю? Я с трудом сдерживаю подступившие слезы… Вот тебе и Таир. Когда только успел?
– Данька, а как ты узнал про долг и как…
– Господи, разве это проблема? Для бывшего шпиона. Я внес на твой счет точную сумму. Тебе останется прийти и забрать из залога свидетельство о собственности. Ну и закрыть счет, если он тебе не нужен, – деловито протягивает Даня.
– Спасибо, – всхлипываю, осыпая его лицо поцелуями. Родной, любимый, самый лучший человек… Я не представляю, чем он сумеет изменить мое к нему отношение. Мне хочется рыдать от счастья и признаться Абу-Таиру в любви, но я сдерживаю порыв усилием воли, зная, что завтра буду ненавидеть себя за беспечность…
Сашулька будит меня в семь утра. Даня не просыпается – переворачивается на другой бок и продолжает сладко спать. Набрасываю на плечи халатик. Мышцы звенят от сладкой боли, губы пекут, а кожа расцветает следами мужского внимания. Подхватываю малышку на руки и тихонько иду на кухню.
– Сейчас, моя хорошая. Давай, мы дадим нашему папе поспать, как ты на это смотришь?
Сашка недовольно гулит и капризно поджимает губки. Раскладываю на кухонном столе плед, включаю чайник и, пока он вскипает, подмываю Сашеньку. После приема молочной смеси она успокаивается и наблюдает за падающим снегом, лежа в люльке возле окна. Я тоже сажусь рядом, пью кофе и гадаю о будущем… Что ждет меня, когда в дом вернется мама Сашеньки? Как Данил позаботится об этой «проблеме»? Мне бы заняться самобичеванием, но вместо этого я глуповато улыбаюсь и смотрю в зимнюю хмарь за окном, словно там таятся ответы на все мои вопросы…
Данька просыпается через сорок минут. На плите варится гречневая крупа, на сковороде пыхтят сырники, а возле этого образчика домашнего уюта кручусь я.
– Привет, Рокси, – шепчет Даня, обнимая меня со спины.
– Наступило утро, Данил. Я жду… Чего ты там хотел сказать?
Я могла бы промолчать – накормить своего мужчину и урвать еще кусочек его нежности. Отложить момент оглушительной реальности и еще немного побыть в сказке…
– Марина пришла в себя. Сегодня я поеду в больницу и узнаю, когда смогу ее забрать, – отвечает Таир, пряча взгляд.
– Из-за этого я должна тебя ненавидеть? Что за глупости, Дань? Я рада, что мама Сашеньки выздоровела. Правда рада, – отвечаю, испытывая облечение. Успокойся, Рокси, ничего страшного он не сказал. Я никому не желаю смерти… Салиму – да, а несчастной женщине вовсе нет.
– Кать, как ты себе это представляешь? Ты и Марина в одном доме. Это… Нечистоплотно, ужасно и неправильно. Ты не можешь работать у меня, раз все так между нами случилось.
– Что ты предлагаешь, Абу-Таир? – вспыхиваю, рефлекторно хватая ребенка из люльки. Прижимаю кроху к груди, чувствуя кожей грядущий момент неминуемой разлуки. – Как Марина сможет ухаживать за малышкой? Она ведь слаба и…
– Рокси, ты с ума спятила? Тебе самой будет комфортно находиться в одном доме с моей женой?
– Значит, ты не собираешься рассказывать ей о нас?
Так вот, что Таир имел в виду? Теперь я понимаю… И, кажется, начинаю ненавидеть его всей душой. Почти так же сильно, как и люблю…
– Не собираюсь, во всяком случае пока. Это ее добьет.
Данил.
Собирался ли я сообщать Марине о нас? Безусловно, да. Я даже репетировал речь, не поверите…
«Это моя бывшая. Ее звали Катя, но сейчас она Роксана Корсун. И еще она мать моего ребенка. О Ярике я не знал, потому что выгнал Катю не выслушав. И никогда не узнал, если бы не его Величество случай». Ну и бред… Я даже на миг представляю лицо Марины, когда я вывалю всю эту чушь. Да и Рокси… Не понимаю ее реакции – она правда хочет работать у нас? Дружить с Мариной и секретничать на кухне, пока меня нет дома. Гадко, неправильно, нечистоплотно… Рокси не должна дружить с Мариной. И не будет…
– Это ее добьет, Роксана. Сейчас я не собираюсь рассказывать Марине о нас.
– Не понимаю твоего упрямства. Люди разводятся и остаются друзьями. У меня сложилось мнение, что Марина самодостаточная женщина, умная, понимающая. А когда ты расскажешь ей о сыне, то… Это все равно придется сделать.
– Рокси, тебе не надо думать – это у тебя плохо получается. Тебе надо просто послушать меня и сделать все по инструкции, – почти рычу, глядя ей в глаза. – Считай, это приказ старшего по званию.
– Ты много на себя берешь, Абу-Таир! Твоя жена сейчас нуждается в помощи порядочного человека. Кого ты собираешься сюда звать? Или будешь каждого кандидата прогонять по базе? Подумай о Сашеньке…
– Буду, Рокси. Странно, что я не сделала этого сразу. Расслабился, наверное.
Встречаю укоризненный взгляд Роксаны и замолкаю. Знала бы Рокси, какая Марина «самодостаточная и современная» женщина и на какую ревность она способна…
Мы завтракаем в абсолютной тишине. Рокси отвлекается на плачущую Сашеньку, а я бурчу слова прощания и ухожу из дома.
Дрянному настроению поддакивает погода – снег колко садится на лобовое стекло и хрустит под колесами. Паркуюсь возле перинатального центра и спешно поднимаюсь в отделение. Снимаю куртку и набрасываю халат, уверенно стучусь в палату и, наконец, слышу его – голос жены…
– Да.
– Привет, Марина, – отвечаю, испытывая искреннюю радость за мать своего ребенка. Еще неделю назад я был уверен, что она не выкарабкается… – Как ты?
– Слабость, Дань. Встаю и голова тут же начинается кружиться. Как вы там? Как девочка? – бесцветно спрашивает она.
Устремляю взгляд на ее осунувшееся лицо. Сейчас наша разница в возрасте видна особенно… И пропасть между нами – такая черная и бездонная, что ощущается физически. Кажется, и Марина чувствует это – поселившееся между нами равнодушие. Она может сказать, что отвыкла без меня, а я лишь улыбнусь… Потому что не привыкал.
– Ты… Ты какой-то другой, Дань, – шепчет она, устремляя внимательный взгляд на меня. – Отвык, наверное, без меня.
«Я ночь напролёт занимался любовью с другой женщиной. Я пропах ее запахом и в моих глазах бессовестный блеск сытого мужика. И не говори, что ты этого не замечаешь. Твоей ревности хватит, чтобы утопить город. И желания меня присвоить себе тоже…».
– Да, нам с Сашенькой непросто, – бормочу, пряча взгляд. – Мне пришлось воспользоваться услугами няни из агентства.
– Сейчас поможешь мне собрать вещи и поедем домой, – протягивает Марина, нетерпеливо поерзав на постели. Замечаю следы от уколов на ее локтевых сгибах, круги под глазами и обострившиеся морщины. Моментально поселившуюся в глазах тревогу… И на имя дочери она никак не отреагировала…
– А разве тебя выписывают? Я приехал тебя проведать. Врач убедила меня, что…
– Если ты меня не заберешь, я приеду на такси, – отрезает Марина. – Сколько еще я здесь буду лежать? Как там… девочка?
– Ее зовут Саша.
– Я услышала, Данил. Мне не нравится это имя, но… Раз уж ты так решил, придется смирится.
Помогаю Марине сложить вещи и забираю у врача выписку. К слову, Марина еще утром изъявила доктору желание покинуть больницу. Я помогаю ей одеться, а до машины довожу на инвалидной коляске. Усаживаю на заднее сиденье, не глядя в глаза и проявляя нарочитую заботу. Мне противно от себя… Настраиваю радио и включаю печку на полную мощность. Марина молчит, устремив взгляд в окно и теребя спутанные волосы, отросшие у корней.
– Она сейчас у нас дома? – монотонно спрашивает она. – Няня.
– Да, Марин. Ты против? Я ее уволю, не волнуйся.
– Погоди, Данил. Я хочу на нее посмотреть, – двусмысленно протягивает она.
Вот это я встрял! Надо было спрятать Рокси хотя бы на время. Она не заслуживает ненависти Марины, что та испытывает ко всем без исключения молодым хорошеньким женщинам…
– Марин, я хочу, чтобы ты ухаживала за дочкой сама. Пока она маленькая, ты справишься. Будете спать днем вместе или смотреть телевизор, сидя на кресле возле камина. Я лучше найму домработницу и кухарку.
– Данечка, чего ты так разволновался, родной? – фыркает она, а я узнаю привычные нотки в ее голосе. – Я в состоянии сама управиться с обслугой.
Может, Рокси права? И мне надо сейчас обо всем рассказать жене? Марина вздыхает и жалуется на резкое головокружение, а я сникаю, решив, что повременю с разговором. Когда мы подъезжаем к дому, Марине становится совсем нехорошо: на ее висках и переносице проступают капельки болезненного пота, лицо становится землисто-серым, а тело легким, как пушинка… Не понимаю, почему врач не настоял на продолжении лечения? Повелся на ее мольбы и уговоры выписаться.