– Ей это удалось, Салим. Одного Мадина не предусмотрела: при всем моем благородстве, я ее посажу.
Глава 23
Таир.
Салим ухмыляется и бормочет что-то по чеченски. Отпивает из кувшина и произносит нараспев:
– Не посадишь, Абу-Таир. Как пить дать не посадишь. Мадина слишком умна, чтобы попасться. У тебя ничего на нее нет. Кто знает, где она сейчас? Уж не думаешь ты, что мать настоящей Марины в безопасности?
Нутро скручивает болезненный спазм. Ольга Леонидовна – единственная, кто может подтвердить, что Марина погибла, а Мадина присвоила себе ее документы. Если ее не будет, то… Конечно, остается Андрей – сын Марины. Если военная прокуратура поднимет дело, можно легко установить, что он не является ее сыном. И сверить ДНК… А, с другой стороны, срок давности прошел… Парню восемнадцать лет, значит, столько же времени прошло со смерти Марины, Ибрагима и сотен других людей… Басир прав – мне надо оставить прошлое в прошлом и жить дальше. Я ничего не исправлю. Ничего не изменю. Даже если докажу, что Мадина другой человек, ей дадут мизерный срок за мошенничество. А могут и ничего не дать, как матери грудного ребенка и добропорядочной женщине… Такие вот дела, Таир. А ты останешься в дураках… Будешь смотреть, как Марина плачет и заламывает руки, рассказывая судье сказки об опасностях, подкрадывающихся на каждом шагу. На миг представляю эту картинку – так живо, словно все происходит наяву…
Марина стоит за стойкой и слезно молит судью простить ее за опрометчивый поступок глупой испуганной женщины, которой она на самом деле является. Она расскажет, что настоящие террористы Марина – русская жена ее брата Ибрагима, и сам Ибрагим. А она была только свидетелем… Испуганной девушкой, которую втравили во взрослые игры злые мужчины. Она пострадавшая, черт возьми! А я глупый идиот, поверивший недавно отпущенному из мест заключения Салиму – террористу и убийце… Вот как все будет выглядеть. И посадить могут меня, а не ее… За предательство родины и слив информации, относящейся к государственной тайне. Наверняка Марина-Мадина расскажет следствию, как ее горе-муж ездил в Чечню и общался с террористами…
– Что задумался, Абу-Таир? – голос Салима вырывает меня из пучины мыслей.
– Я поторопился в выводах, Салим. Срок давности прошел, дело давно в архиве. Так что оставлю Мадину на суд Аллаха. Так будет правильно. Он мудрый и справедливый, он разберется с ней.
– Ты все узнал, что хотел, Таир?
– Где я могу найти этих людей, Салим? Арсения и Семена? Тех, кто завербовал Катю?
– Их давно нет… Четыре года назад они раскрыли себя и получили от американцев пулю в лоб. Дело было в Сирии… Провалили операцию и были ликвидированы.
Замечаю, как громко вздыхает Катя… Новость ее радует или… Печалит, тревожит, успокаивает – в ее глазах столько невыразимых чувств, что мне сложно понять, что она испытывает на самом деле. Наверное, страх, как и я… Мы должны были сюда приехать. Вопреки здравому смыслу – должны были…
– Это они определили местом жительства Кати город, куда поселили меня? Только я действовал по приказу СВР, а Катя…
– Конечно, они. Катя же сама знает. Не знаю, кто им сказал о тебе… Очевидно, и в вашей конторе водятся крысы, – отвечает Салим, ерзая на месте. Не терпится закончить разговор и убить нас?
– Салим, ты все узнал, что хотел?
– Не совсем, Таир. Ответь – ты когда-то был искренен? – он вскидывает полный боли взгляд. – Два года ты выжимал из меня все –мысли, планы, чувства… Ты стал моим братом, а потом чир. (Кровный враг по чеченски. Примечание автора).
– Прости меня, Салим. Давай примиримся, отпустим вражду. Много крови пролилось, ты не находишь? Ты знаешь, что спасет мир, Салим? Я думал, что во мне ничего не осталось, кроме расчета и цинизма. Пока не встретил любовь, – бросаю взгляд на встревоженную Катю. – Любовь спасет тебя. Исцелит сердце и душу. Прощение, вот что нужно… Ты можешь быть счастливым, Салим.
– Хватит, Таир! – рычит Салим, поднимаясь из-за стола. – Я воин и таким останусь.
Он приказывает своим людям развязать нам руки и отпустить. Черт, я правильно понимаю, что он говорит?
Басир облегченно вздыхает, когда шавки развязывают веревки и спрашивают Салима по чеченски, куда нас вести.
– Идите на все четыре стороны, Таир. Будьте прокляты. Ты и твое государство, которое использовало тебя. И меня… Будь проклято ЦРУ… Надеюсь, Аллах поступит с вами по справедливости. А теперь… вон. Вон! Вон, я сказал!
От его звериного крика закладывает уши. Катя и Айшат бросаются к нам. Басир обнимает жену, я хватаю Катю за локоть и закрываю своим телом. Не верю ни единому его слову… Он правильно дал себе определение – воин-убийца, не прощающий никого…
– Басир, у тебя есть что-то с собой, – шепчу, когда шавки ведут нас по гравийной дорожке к воротам.
– Нас отпускают, Таир. Сыночек мой, я так рад, что Аллах дал мне немного времени побыть с тобой. Он подарил нам тебя… Подарил старикам счастье, – в его глазах блестят слезы, подбородок подрагивает.
– Не верь, Басир. Не мог он так…
Ворота открываются. Скрежет ржавого металла разрезает густую горную тишину. И в этот звук вплетается грозный крик Салима:
– Я воин, Абу-Таир Ибрагимов! И я никогда никого не прощаю – тем более кровных врагов! Чи-и-р! Чир!
После его слов двери открываются, выпуская на волю собак. Они лают, являя взору окровавленные пасти, белоснежные зубы и длинные блестящие языки. И бегут прямо на нас.
– Спасайся, Таир. Собаке собачья смерть.
Салим захлопывает двери, скрываясь в доме, а я подхватываю под руки Басира и что есть мочи, бегу…
– Господи, сынок… Как же так, – хрипло выпаливает Басир, таща Айшат за локоть.
Собаки настигают нас. Ловко перепрыгивают через камни и взрывают лапами сугробы.
– Таир… Я задыхаюсь, – сипит Катя, крепко держа под руку Айшат.
– Вот нож, Таир.
Басир на секунду останавливается и вынимает из сапога длинный узкий нож.
– Берите камни и кидайте в них, – приказываю своим близким. – Мы их не убьем, но напугаем и заставим отстать. А нож прибережем для лучших времен.
Айшат бойко собирает мерзлые камни и швыряет в алабаев. Катя повторяет ее пример.
– Уходите! Прочь, прочь!
Собаки на мгновение останавливаются, а потом вновь настигают нас. Айшат падает на землю. Один из псов набрасывается и впивается зубами в ее ногу.
– Айшат! Помоги, Таир! – кричит Басир, резко развернувшись.
Беру в руки огромный валун и бросаю в пса. Он отпускает ногу Айшат и, повизгивая, убегает прочь. Скулит и лижет лапу, а потом, словно позабыв о боли, возвращается к погоне. Мы не спасемся… Я понимаю это так же ясно, как то, что поле бескрайнее, а собаки голодные… Надрессированные на убийство жестокие псы, которым дали приказ.
Катя громко дышит, помогая бежать раненной Айшат. Басир бежит позади женщин, бросая в собак камни. Под нашими ногами хрустят грязный плотный снег, мерзлая трава и мелкая галька. Если мне не изменяет память, через сто метров будет горная дорога, ведущая к реке. Может, нам повезет и мимо кто-то будет проезжать?
– Осталось сто метров! – задыхаясь от бега, произношу я. Поднимаю камни одеревеневшими от холода пальцами и бросаю в собак. Они будто не убиваемые… Отряхиваются от ударов, скулят, но продолжают бежать. – За бугром дорога. По ней же часто ездят машины, Басир?
– Часто, сынок. Ох… Ох… Я устал, Таир. Может, пусть они меня…
– Не смей. Мы спасемся.
– За бугром старинное кладбище, Таир. Ты просто забыл… На нем похоронен Муса. И все остальные. И наши сыновья. Я не знал, что у Мадины был сын, Таир. Клянусь Аллахом, не знал…
– Не время говорить об этом, Басир, – поднимаю камень и бросаю в пса. Двое оторвались – устали от погони и убежали домой, поджав хвосты. – Потом…
Помогаю женщинам перейти через ров на другую сторону поля, слыша, как тишину пронзает рокот двигателя.
Катя цепляется за мое плечо и шагает через овраг.
– Ох, Таир… Я не могу больше… Я…
Ее голос надламывается, в глаза закрадывается ужас. Что она увидела? Смерть?
– Она… Она…
Подбородок Кати мелко дрожит, под глазами наливаются тени, щеки бледнеют.
– Держись, переступай, – говорю твердо, стараясь не смотреть назад.
Катя перепрыгивает через овраг, обессиленно приваливаясь к моему боку. Я оборачиваюсь, наконец, увидев то, что ее так напугало…
Марина, собственной персоной. Я даже рот раскрыть не успеваю… Звенящий от холода воздух пронзает выстрел. Уши закладывает, колени трясутся от усталости и долгого бега, по спине льется пот, в глазах рябит от пережитого потрясения…
Накрываю Катю своим телом, не понимая, что произошло. Мы живы… Кажется.
Краем глаза замечаю лежащий на снегу окровавленный труп бойцовской собаки. Неуверенно поднимаю голову, а затем и встаю.
– Теперь он вас не съест, – спокойно произносит Марина, опуская ружье. – Салим так предсказуем. Смешно…
На ней камуфляжная куртка с чужого плеча и кирзовые сапоги. На голове вязаная черная шапка. Лишь сейчас замечаю, как она непохожа на русскую женщину. На Марину, Олю и многих других, кем она могла притвориться…
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю, неотрывно наблюдая за ее движениями. Мне надо успеть спасти Катю, если Марина надумает стрелять в нас…
– Поехала за вами, Абу-Таир. Или Данил. Как тебе больше нравится?
– Не задумывался. Называй как хочешь. Что тебе нужно, Марина?
– А тебе Салим не рассказал? Ты убил моего любимого мужчину и маленького сынишку, ты…
– Не понимаю, как ты все это время терпела меня, Мадина. Или Марина, как тебе больше нравится?
– Мадина. Там меня назвали при рождении.
– Зачем ты вышла за меня? Зачем родила Сашеньку? Ты же облекла себя на мучения и…
– Нет, Таир. Я лелеяла этот момент, – ружье дрожит в ее руках, а глаза наливаются зловещим блеском. – Мечтала вот так, как сейчас держать тебя на мушке. И моя мечта сбылась. Ты жалкий, Таир. Никчемный разведчик и никчемный человек. Любовник правда прекрасный, но на этом все. А тебе повезло, вобла! – она переводит снисходительный взгляд на Катю.