еран армии Маха Бандулы, которого зовут У Таун Чжи. Постепенно удалось собрать о нем и отдельные подробности. Местные жители, например, утверждали, что старец в 120 лет рубил деревья в лесу и на плечах перетаскивал в деревню бревна. Обстоятельно рассказывали о том, как однажды повстречался старик на узкой дорожке в джунглях с тигром и дубинкой переломил ему хребет. Офицеры начали подсчитывать примерный возраст бравого солдата. Припомнили, что генерал Маха Бандула набирал в армию восемнадцатилетних юнцов. Если У Таун Чжи прослужил у него хотя бы месяц, то и выходило, что в 50-х годах старику перевалило за 150: Маха Бандула погиб 1 апреля 1825 года.
После таких предварительных подсчетов решили расспросить самого У Таун Чжи. Послали за ним воловью упряжку. Однако ехать, говорят, он не захотел, а пошел пешком, оставив позади волов. Пришел в гарнизон и лукаво усмехнулся:
— Что толку в таком транспорте? Слишком медленно.
Пошли расспросы. Весьма уверенно У Таун Чжи сказал, что ему далеко за 140 лет, но точно не припомнит. Знает то, что в 17–18 лет поступил на военную службу к принцу Таравади, войска которого стояли в 1824 году под Рангуном в ожидании боя с англичанами. Он также вспомнил и о том, как в марте 1825 года в составе подкрепления был переброшен к Маха Бандуле, который организовал линию обороны под Данубью.
Солдаты плотно обступили У Таун Чжи. Каждому хотелось услышать живое слово о далекой истории, сказанное очевидцем, взглянуть его глазами на легендарного полководца, победоносно водившего в атаки войско, вооруженное мушкетами, луками, пиками да бамбуковыми палками, против оснащенной дальнобойными пушками британское армии. Не все мог знать простой солдат. Позже историки восстановили ход событий: как высаживались с судов около Данубью войска английского генерала Коттона и получили достойный отпор бирманцев, как искал он соединения с частями другого генерала — Кэмпбелла, чтобы объединенными силами двинуться в наступление.
В памяти У Таун Чжи запечатлелся сильный артиллерийский обстрел позиций бирманцев в районе Данубью, когда снаряды «белых индийцев», как называл старик англичан, беспрерывно осыпали бревенчатую крепость с башней. Даже артиллерия англичан на первых порах оказалась бессильной перед деревянными укреплениями. Противник пороховыми взрывами проделывал проходы, вклинивался в бреши и вновь откатывался, натыкаясь на острые бирманские сабли и пики. Наступление солдат англичане беспрерывно поддерживали огнем орудий. Снаряды взрывались один за другим, Один из них оказался роковым для Маха Бандулы.
— Если бы не погиб тогда наш генерал, не видать бы англичанам победы, — заключил У Таун Чжи.
Старик был прав. Гибель главнокомандующего лишила бирманских солдат мужества и вселила панику в их ряды. Никто больше не подчинялся приказам, и, казалось, не было той силы, которая могла удержать солдат в лагере. Под покровом ночи многотысячное войско оставило Данубью. Только утром 2 апреля 1825 года ринувшиеся на штурм англичане заметили, что там никого нет. Позже один из участников первой англо-бирманской войны, Дж. Снодграсс, напишет в своих мемуарах, что это так хорошо замаскированное тихое отступление могло послужить образцом тактики отступления в условиях осады для любой европейской армии. Он же отмечал и великолепные командирские качества Маха Бандулы, который до самой гибели подавал своим людям пример храбрости, требуя ее от каждого. Англичане убедились в том, что бирманские войска при столь талантливом полководце стали достойным противником цивилизованной британской армии.
— А что потом, отец? — спросил молоденький солдат.
У Таун Чжи поведал о том, как они отступали после поражения под Данубью и как пошел он служить в дворцовую стражу у предпоследнего бирманского короля Миндона и последнего Тибо. После поражений в третьей англо-бирманской войне (1885–1896) королевская знать решила капитулировать перед колонизаторами при условии предоставления Бирме хотя бы формальной независимости, о чем король Тибо написал 25 ноября 1885 года английскому генералу Прендергасту. Ответ последовал ультимативный: «Прекращения военных действий не будет, но, если сам король Тибо соглашается передать себя, свою армию и свою столицу в руки англичан и если не будет причинен ущерб европейским жителям Мандалая и их имуществу, генерал Прендергаст обещает сохранить жизнь королю и его семье». Ультиматум был принят. Утром 28 ноября английские войска вошли в Мандалай. Тибо поспешил отдать трон и бирманскую землю захватчикам. Однако он не мог распорядиться судьбой народа, поднявшегося на священную борьбу за независимость родины.
В числе семи бывших придворных солдат У Таун Чжи подался в Нижнюю Бирму. В пути припасли три ружья, два копья и две сабли. Только подошли к границам Тенассеримской области, как встретились с отрядом наемников-индийцев из тридцати человек. В стычке погибло четверо бирманцев. Трое оставшихся в живых ушли в горы.
Закончив свой долгий рассказ, У Таун Чжи устало вздохнул. Прищурился, словно что-то припоминая из своих приключений, но больше говорить не стал. Молодые солдаты с благоговением смотрели на ветерана, которого ни вражеская пуля не взяла, ни старость.
— Откуда у тебя взялось столько силы, отец? — полюбопытствовал один из офицеров, оценивающе поглядывая на высокого (183 сантиметра) старика с еще заметной мускулатурой и сильными руками.
— Каждый хочет знать тайну долголетия. Сейчас это модно, — смекнул У Таун Чжи.
Как выяснилось, он не знал этой тайны. Да ее, видно, и не было. В детстве он бросал со сверстниками копья в мишень, занимался борьбой, скакал на резвых бирманских лошадках. Война с чужеземными завоевателями увела его из родной деревни и водила боевыми дорогами по всей стране. В восемьдесят лет он вставал с первыми петухами и отправлялся пешком в город Папун и к вечеру возвращался, пройдя за день около 70 километров. Говорят, что последний раз он женился в девяносто лет и у них с женой родилась дочь, в то время как старшему сыну уже было под восемьдесят.
Этот легендарный человек, участник исторических сражений бирманского народа за национальную независимость, оказывается, знал наперед, что наступит день и прогонят они иноземцев со своей многострадальной земли и что заживет народ новой, свободной жизнью. А историю эту рассказали солдаты третьего стрелкового полка…
ДОРОГАМИ ДРУЖБЫ
«Поля, поля, поля… Что-то напоминающее Россию: бесконечная равнина, пестрые пятна жнецов, стаи коршунов в высоте и белые капустницы над лугами, соломенные крыши избушек и длинные ряды подсолнечников…»[1]. «Мне все кажется, что я на Волге и эти деревушки — русские поселки…»[2]. Так писали о Бирме в дневниках русские путешественники, попавшие в разные времена в страну «златоверхих» пагод. Первые высказывания принадлежат молодому геологу Александру Жирмунскому, совершившему в 1911–1912 годах путешествие по странам Азии. Другие строчки-откровения оставил в своих записных книжках один из руководителей Русского географического общества, Иван Павлович Минаев, побывавший в Бирме в прошлом веке.
Признаки отдаленного внешнего сходства, казалось бы, столь непохожих стран — не плод ли обостренного чужбиной воображения, тайной тоски по оставленным на время родным местам? Записи убеждают в откровенности теплых чувств и живом интересе к древней стране, ее народу, истории, традициям и культуре, которыми прониклись путешественники из России, посещавшие Бирму в далекие годы. Их известно не так уж много. Путь туда был долог и труден, много препятствий чинилось путешественникам, особенно во времена английского господства. И несмотря на это, отправлялись в дальние странствия русские купцы, дипломаты, ученые — и не экзотики ради, а с живым интересом изучить страну и людей, оставить потомкам правдивый рассказ о них.
До нашего времени сохранились материалы, повествующие о приключениях в Бирме в конце XVIII века грузинского дворянина Данибегашвили, о встречах в следующем столетии русского путешественника Ненюковас бирманским королем Миндоном, который стремился наладить дружественные отношения с Россией. Позже неутомимый исследователь П. И. Пашино станет свидетелем чрезвычайной заинтересованности бирманского правительства в установлении дипломатических связей с Россией. Именно благодаря его усилиям российское военное министерство согласилось взять на обучение в Россию молодых бирманских офицеров. Перед угрозой английской агрессии против Бирмы он пытался склонить царских чиновников к активным действиям по защите страны. В своих прошениях Пашино писал: «Не знаю, откуда и с каких пор у большинства народов Азии родилось поверье, что они будут освобождены Россией от чужеземного владычества. Бирманский император Миндон — один из горячих сторонников такого взгляда и даже приказал перевести для себя историю Петра Великого, изучил ее в совершенстве и во что бы то ни стало желает походить на него…»[3].
Далекая история зарождения русско-бирманских связей богата примерами искреннего расположения и дружелюбия между двумя народами. Где бы ни ступал по бирманской земле русский землепроходец, он оставался весьма чувствительным и внимательным к нуждам и заботам гостеприимного народа. Демократическая мысль создавала в прессе наиболее объективное представление о Бирме, била в набат, когда английская корона посягнула на независимость страны.
Многие тысячи километров разделяют две страны. В годы британского колониального господства в Бирме географическая отдаленность как бы удвоилась. С победой в России Великой Октябрьской социалистической революции окопавшиеся в Бирме британские колонизаторы сделали все, чтобы помешать сближению советского и бирманского народов. Но идеи Октября всегда оказывали огромное влияние на передовые умы в Бирме. Революция в России зажгла в них искру надежды на освобождение страны от чужеземных захватчиков, а поступающая в Бирму марксистская литература указыв