но забрал у казахстанских коллег вещи Андрея, отдал их его родителям.
Вот тогда встал вопрос: где и с кем жить Марии. Они с Андрюхой с родоками не ужились, квартиру снимали. Оставлять Машку одну на съёмной квартире было глупо. Мало ли что сотворит, ещё беременная, да и одну с ребёнком тоже не бросишь.
К родителям Андрюхи она не пойдёт, к своим тем более. Предложил пожить у меня, пока не родит и ещё какое-то время. Согласилась. И она, и родственники. Как выписали, так к себе перевёз.
Тяжко было. Её кормить и поить приходилось. Уговаривать жить ради сына. Напоминать, что они сами с Андрюхой меня просили крёстным стать их мальчику.
А потом как-то пришёл с работы, а она меня встречает, ужином накормила и говорит:
— Ты не бойся за меня, Митя. Я не умру, Андрей не хотел моей смерти. Ты прости меня, что я его любила, тебя тоже, но не так, как его. Простишь?
Ничего ей не ответил, ужин похвалил.
Так и жили — вместе и врозь. Она за хозяйство взялась. Готовила, прибиралась. Я работал. Потом Пашка родился.
Странное ощущение — живой, крикливый, тёплый.
Маша уставала, не высыпалась, я помогал. Андрюхины родители сначала приходили, потом перестали. Матери его тяжело было на внука смотреть, когда сына больше нет.
Так ещё месяца три прошло.
Из командировки вернулся злой и уставший.
Летал на место падения самолёта Ан-28, принадлежащего авиакомпании East Wing, который упал в двадцати восьми километрах от Алматы. На борту воздушного судна находилось пять человек: три члена экипажа и два медицинских работника.
Судно выполняло рейс по маршруту Алматы-Шымкент-Алматы. Борт исчез с радаров спустя двенадцать минут после взлета и упал в селе Междуречинск на территорию крестьянского хозяйства. Пилотам удалось увести самолет от построек, но всё же машина задела линии электропередач.
Женщина, к которой направлялись врачи, и её нерождённый ребёнок — погибли.
Долго не мог прийти в себя после этой трагедии. Держал на руках маленького Пашку, играл с ним и обещал всегда быть рядом, беречь и защищать. Вот тогда я обратился к нему впервые «сынок». Потому как действительно почувствовал его своим сыном.
Марии о трагедии рассказал, статью забабахал.
Спать лёг поздно, но не спалось. Слышал, как Маша к Павлику вставала, как покормила, как песню ему мурлыкала.
Потом пришла, легла рядом со мной, ночнушку скинула, обняла, прижалась телом и целовать стала, ласкать…
А уже после всего, что между нами случилось, прошептала:
— Я люблю тебя, Митя.
========== Часть 4 ==========
— Надя, значит, система такая. Мы прилетаем домой, и я передаю тебя другому наставнику. Понятно?
— За что, Дмитрий Иванович?
— Что значит «за что»? У меня дела, работа. Отпуск возьму и займусь семьёй.
— Так отпуск или работа? И мне сказали, что вы не женаты.
— Женат! И кому лучше знать — мне или тому, кто сказал? А потом, что с тебя толку? Пишешь ты паршиво, помочь со статьями не можешь, водяру и вискарь не пьёшь, ну зачем ты мне?
— Учиться, вы ж не учите.
— Вот, я не учу, отдам тебя тому, кто учить будет.
— Я буду, честное слово! Только не отдавайте!
— Что будешь?
— Водку пить с вискарём, не прогоняйте меня, а!
— Надь, ты дура или прикидываешься?
— А какая разница, если вам до меня дела нету.
— Надя, мне сейчас не до тебя, я должен расследовать одно дело, понимаешь, почти личное. Два с половиной года назад погиб мой самый близкий друг. До вчерашнего вечера я думал, что это несчастный случай. А теперь понимаю, что его могли убить.
— Как вы это поняли?
— А мне письмо пришло от анонима. Странное письмо. Андрюха его написать никак не мог. Там говорится, что он жив. То есть не говорится, а подразумевается.
— А если жив? — Она не мигая смотрела на меня своими инопланетными глазами.
— Если жив — я его найду, а если мёртв, то найду его убийц. Но сначала мне придётся поработать с документами, а потом лететь в Алматы. Если шеф заинтересуется — в командировку; если нет, то за свой счёт.
— А если я с вами за свой счёт, мне практику зачтут?
— Зачтут. Но зачем тебе всё это надо?
— Я люблю мой родной город, мы же совсем недавно, всего четыре года назад, из Алматы уехали. А так я там родилась и выросла. Вы без меня пропадёте, Дмитрий Иванович.
— Уехали почему?
— Так мама решила после смерти папы. Родственники к себе позвали, да и образование лучше в России. Диплом котируется.
— Диплом! Получишь ли ты ещё свой диплом? Журналистка, блин. Надь, смотри. Трупов ты боишься, спать одна в номере не можешь, писать не умеешь. Что я забыл из твоих достоинств?
— Водку не пью.
Я рассмеялся.
— Точно! Не пьёшь!
— Дмитрий Иванович, я могу помочь с расследованием, понимаете, могу. Вам же кучу статей и материалов просмотреть надо будет. Вы один не справитесь. А тут я в помощь. Я внимательная очень и детективы люблю.
— А ещё навязчивая и наглая.
— Как все журналисты.
— И что мне с тобой делать?
— Учить, воспитывать и ещё раз учить. Я способная, я исправлюсь. Вы не пожалеете, что меня под крыло взяли!
— Я? Тебя? Под крыло? Ох, Надя! Сумку твою давай да поехали. Сейчас машину с паркинга заберу, тебя домой закину и в редакцию.
— И я в редакцию. У меня практика, не забывайте.
***
Узнав у Светы, что шеф на месте, я сразу направился к нему.
— Вот статьи, фотографии по Шахтинску. Надеюсь, я могу быть свободен?
— Не можешь. Громов, репортаж нужно сократить до трёх тысяч знаков. Это первое. И второе — зачем ты просил Свету поднять все статьи и материалы, по которым работал Андрей?
— Займусь этими делами.
— Дома проблемы? С Машей?
— Нет, с Машей всё хорошо, только я письмо получил странное.
Пришлось рассказать всё от начала и до конца.
— Дима, Андрей погиб. Ты это понимаешь, я понимаю. Но кому-то нужно, чтобы ты влез в это дело. Зачем? Вот в чём вопрос. Может быть, твой аноним так мстит? Опять-таки, кому? Тебе? Вполне возможно, давая очередной «гвоздь», ты наживаешь врагов. А если не тебе, то, может быть, Маше? Андрей не был примерным мужем, и ты это знаешь.
— Зачем было ждать два с лишним года, чтобы мстить Маше?
— Согласен. Слишком долго ждали. Есть ещё вариант: кто-то очень хочет, чтобы расследование, затеянное Андреем, завершилось, и виновные были наказаны. Таким образом аноним будет отомщён.
— И правосудие свершится моими руками?
— Да.
— Что бы это ни было, я должен узнать правду. Мне плевать на анонима, но я должен разобраться в смерти друга. Ради себя, ради Маши, ради Павлика. Понимаете, я должен найти Андрея, мёртвого или живого.
— Дима, я дам добро при условии, что публиковать будем всё, что нароешь. Только будь осторожен, Павлику необходим отец.
— Когда я получу материалы?
— Света к вечеру всё тебе пришлёт. Бумаги подготовлю за день-два. А теперь фишка — Андрей расследовал смерть журналистов в Средней Азии и Казахстане. Он пытался связать их гибель с неугодными властям статьями и передачами ТВ, понимаешь? Он вышел на «батальоны смерти», осуществляющие зачистки по приказу…
— Речь о самых верхах?
— Нет, не думаю. Слишком много прислужников рангом, а то и пятью рангами ниже. Верхи о таких делах могут вовсе не знать. Да и зачем им мышиная возня? Копай друг, но и про родное издание не забывай. План уже есть?
— Конечно, сначала изучу то, что вы мне дадите, посмотрю домашний архив, в компе Андрюхином пороюсь, а уж потом поеду на место его гибели.
— Хорошо. Дерзай. Всё, свободен.
Перед уходом домой глянул последние статьи Андрея. В частности — о заказном убийстве кыргызского журналиста Степана Павлова. Дело казалось раскрытым, а виновные наказанными. Подсудимые — граждане Казахстана Алишер Иликов и Шерар Ураин — приговорены к десяти и одиннадцати годам тюрьмы соответственно, гражданин Кыргызстана Алдар Иманкулов приговорен к семнадцати годам тюрьмы.
По данным следствия Степан был выброшен с шестого этажа жилого дома в городе Алматы, куда прибыл шестнадцатого декабря три года назад. Ноги и руки его при этом были связаны скотчем. От полученных травм он скончался двадцать второго декабря в одной из больниц. Гражданин Кыргызстана Алдар Иманкулов получил за данное преступление вознаграждение в сумме тысяча долларов США.
Обвиняемые свою вину не признали.
Тысяча долларов за убийство? Абсурд какой. Но так написано, значит, именно эта сумма была озвучена в суде. Алдар Иманкулов — бывший сотрудник спецслужб. Степан — оппозиционный журналист, пытающийся озвучить правду-матку.
Озвучил.
Итак, надо получить статистику о гибели журналистов в данном регионе за прошедшие пять-десять лет, потом попытаться выявить закономерности, общности в их работе и связи с расследованием Андрея и самим Андреем.
В какое дерьмо я лезу? Отмыться бы потом и живым остаться. Павлику нужен отец. Да я бы и ещё от детей не отказался.
========== Часть 5 ==========
Уже второй час ночи, а я всё читаю Андрюхины записи. Кажется, я забыл поесть, рядом с компом стоит тарелка с давно остывшим ужином. А вот кофе выпил.
Надо бы ещё налить. В желудке спазмы и боль, и волосы на голове шевелятся. Но не от голода, а от той информации, которую пытается усвоить и переработать мой мозг.
Что же это происходит? Суровые девяностые остались позади, криминальные разборки различных группировок — тоже, но, видимо, бандиты, став крупными бизнесменами, не потеряли своей бандитской сущности. Правда, методы стали более цивильными: на улицах никто не палит из автоматов, смерть настигает незаметно и является простым несчастным случаем.
Я никогда не лез в политику и не пытался расследовать такие заказные убийства.
Может быть, потому и был вторым всегда.
Вторым после Андрюхи, вот он падок до сенсации. И в немалой степени поэтому он мёртв, а я ращу его сына. И пусть я вечный второй, зато живой. Отвлёкся что-то.