а такой службы. Тот вроде как раскаялся, дал интервью, через день — опровержение, а затем к месту встречи не явился и по адресу проживания обнаружен не был. Но с его слов, существует «эскадрон смерти», который по определенным заказам не просто фабрикует провокации против неугодных властям людей, но и убивает их.
— Тебе не кажется, что всё слишком сложно?
— То есть?
— Андрюха материал в печать не дал, так?
— Не дал, Григорий Ильич.
— А почему не дал? Потому как даже если эта структура и существует, то выдавать себя она не намерена. Нашёлся болтун, и нет болтуна. Всё, нет проблемы. Тот журналист обвинён и сидит. Виновата структура или нет — мы не знаем. Суд признал его виновным. Мы суду верить обязаны. Да и в каком виде существует этот призрачный батальон — одни домыслы. Тупик это.
— Но журналисты гибнут, пропадают без вести. Вот чем Андрей занимался.
— Нет, Митя, неверная у тебя информация. Он хотел этим заниматься, но влез совсем в другое дело. Он сам мне об этом рассказывал. Утверждал, что в его руках совершенно скандальная информация. И она не о каких-то тайных структурах «органов». Она затрагивает тех, кто выше. Говорил, что его материал — бомба, причём немедленного действия. Сетовал на Ерлана, не хотел публикации с ним вдвоём. Собственное «Я» у него зашкаливало. Журналист, конечно, часто по краю ходит, а потому и жертвы всегда есть. Но это если по краю. А вот если черту переступает, вот тогда всё плохо.
— Думаете, что Андрей продался?
— Я не знаю. Он парень тщеславный. Может, и не продался, может, сенсации хотел. Прославиться мечтал. Мы ж разные, кто-то любит журналистику в себе, а кто-то себя в журналистике.
— Спасибо! Поеду, меня мои девушки ждут.
— Что за девушки?
— Жена и практикантка.
— Хорошо же ты устроился. С женой-то ладно, зря сюда с собой не взял. Познакомил бы. А вот практикантку при жене…
— Да нет, Григорий Ильич, вы неправильно всё поняли! Надя, практикантка, - дочь Ерлана, и Маша, моя жена, совсем не против её присутствия.
— Та самая Маша, с которой вы лет шесть назад приезжали?
— Да, та самая.
— Ты привози своих девочек сюда. Я их не обижу, и никто тут их не обидит. Как я понимаю, ты от своего не отступишься, а у меня и воздух свежий, и еда экологически чистая. Всё своё, всё с грядки.
Я обещал подумать да у своих девочек спросить. Хотя ответ Маши знал наверняка — она меня одного не оставит.
Посидели мы ещё. Григорий Ильич мои первые статьи вспомнил, потом про Машу поговорили, про сына.
Домой поехал поздно.
По дороге купил большой арбуз килограмм на двадцать. То есть заплатил я за все двадцать три, но что меня обвесили — не сомневался.
Пока рулил, размечтался о счастливом вечере с моей подругой, о воплощении замыслов с ананасами или с клубникой в сливках. Главное, как-то согреть продукты перед использованием, чтобы не из холодильника.
А то мне ещё проблем не доставало. Хотя, как я читал у Маши, холодные продукты возбуждают гораздо сильнее тёплых. Мозг рисовал картинки во всех подробностях: и процесс нанесения пены из взбитых сливок на определённые участки тела, и оформление ягодами, и нежный сливочный вкус, и собственные ощущения. И её губы и язычок…
Вести машину становилось всё труднее, я не мог сосредоточиться на дороге — воображаемый язычок, слизывающий с меня сливки с клубникой, затмевал всё остальное. Мне даже пришлось остановиться у обочины, чтобы отдышаться и привести мысли в порядок. Опять попал в пробку, только уже в самом центре.
Наконец добрался до дома.
Каково же было моё удивление, когда, войдя в квартиру и приняв душ, я не обнаружил ни сливок, ни клубники, ни банки с ананасами.
На вопрос, где всё это, девочки удивлённо переглянулись и сообщили, что съели клубнику со сливками ещё в обед, а ананасы прикончили буквально перед моим возвращением.
========== Часть 11 ==========
Усталость и апатия накатили практически одновременно, а завтра в горы. Нет, если немедленно не лягу, то на Шымбулак подниматься будет некому. Сейчас не сезон, снега нет, но гостиница работает, можно остаться дня на три. Отпуск у меня или как? Когда ещё удастся вот так, вдвоём с Машей, оказаться в этих местах.
Я одёрнул сам себя. Что за мысли, с чего вдруг последний отпуск? Пашка растёт, уже мужик, с ним с каждым годом всё легче. Будем ездить втроём, с сыном. Семья мы, в конце концов, или нет?
Я люблю Павлушку. Жаль, на Андрея пацан похож, не на Машу. Сколько раз просил её родить следом, чтобы разница у детей маленькая была. Не хочет. Наверно, потому что любит его, Андрея в смысле. Я ещё о чём-то думал, но мысли ускользали, а потом и вовсе уснул.
Разбудила нас Надя, она постучала в двери и сразу вошла.
— Маша, Дима, ну совесть есть? Шесть часов уже, светло, а вы как два сурка. Мы же не успеем.
— Куда не успеем?
— Мы сегодня едем или нет?
— Мить, что она хочет? — Мария оторвала голову от подушки и смотрела на меня полузакрытыми глазами.
— Едем на Шымбулак?
— На машине? Я в машине посплю, — проговорила Маша и снова устроилась на подушке.
— Нет, на машине до канатной дороги, а потом почти полетим! Девочки, вещи на три дня с собой, тёплые — обязательно. Маш, мои сложишь, я сейчас созвонюсь с ребятами и договорюсь о встречах.
— Митя! А поспать! Я так хочу спать.
— Спать будешь дома, собирайся.
— Дома, дома… Я спать уже, похоже, вообще никогда не буду. — Она поднялась с кровати со слезами на глазах.
Я её не понял — нашла же повод для расстройства! — но ничего говорить не стал, отправился в душ. Кофе Маша сварила только мне и Наде, сама пить не захотела. Тоже что-то новенькое.
***
Путешествие было незабываемым. Сколько раз я поднимался в горы — не сосчитать. И здесь, и на Кавказе, и на Алтае. А каждый раз это праздник души, неповторимость, мощь и красота, величие природы.
Осень уже принялась за своё дело, переводя зелень в охру. Пусть не везде, пусть местами, но буйство красок просто поражало.
Пока озирались вокруг, мне позвонил Володя, друг Ерлана, и перенёс встречу на вечер. Ну что ж, вечер так вечер, так даже лучше. Сказал девочкам, что у нас есть время погулять, и мы направились к плотине. Вот откуда вид невероятный. Каток Медео как на ладони. Плотина — граница между миром цивилизации и дикой природы. Всего пару шагов от дороги — и забываешь, что такое асфальт. Есть только ты и вечность.
Мои девочки резвились, как дети. Охали, ахали, показывали пальцем то на гостиницу, то на горы, то сожалели о выгоревшей горе Махнатке. Фотографировались у входа на высокогорный каток.
Наконец мы подошли к плотине и знаменитой лестнице. Гигантское сооружение, имеющее три последовательных уровня высоты. Специальное водовместилище за плотиной позволяет удерживать более шести миллионов кубических метров воды. И вот лестница, поднимающая нас на смотровую площадку по самому верхнему краю сооружения. Восемьсот сорок две ступени по дороге к небу.
Поднимались с остановками, отдыхали. Маша пила воду, уставала больше обычного, но возвращаться вниз не хотела. Упрямая. Я спрашивал, не заболела ли? Отвечала, что здорова.
Когда мы были здесь прошлый раз, то бежали за ней наперегонки. Опять вспомнил Андрея. Неужели он так и будет стоять между мной и Марией? Живой, мёртвый ли — но третий. Надо распутать это дело. Узнать правду и поставить точку. Тогда можно будет жить дальше без оглядки на него.
— О чём задумался, Мить? — Маша присела рядом на гранитное ограждение и положила голову мне на плечо.
— Вспоминаю.
— Мить, ты вчера обиделся, что мы съели ананасы без тебя, так давай купим ещё, и ешь сколько хочешь.
— Вот ты дурында! А ещё автор кулинарной эротики.
— Ты читал? — она вспыхнула и зарделась.
— Маш, я всегда читаю, если вижу текст. Кстати, мне понравилось. Надо будет ознакомиться, и я даже не прочь поэкспериментировать.
— Митька, ну ты и извращенец!
— Я?!
— Ты!
— Ага, пишешь порно ты, а извращенец я?
— Кстати, знаешь, у моего романа есть постоянные читатели, мы подружились и переписываемся в сети. Один даже писатель-романист. Представляешь?
— Тебе мужа-журналиста мало, так на писателя-романиста потянуло?
— Ну что ты издеваешься? Может, во мне талант погибает!
— В тебе ничего не погибает, просто ты в своё кулинарное шоу эротику с порно добавила. Народ это любит. Можешь издаваться, я помогу.
— Мить, а этот писатель тоже говорит, что мне издаваться впору.
— Ну, значит, будешь, вот только домой вернёмся.
— Митька, как же я тебя люблю, ты бы только знал!
— Маш, главное, чтобы Ты знала, как Ты меня любишь. Давай попросим Надю нас сфотографировать? Память будет, Павлушке покажем, родителям.
— Давай.
Мы фотографировались, смеялись, шутили, и проблемы казались такими далёкими.
Но всё хорошее заканчивается. Мы спустились с плотины, загрузились в вагончик канатной дороги и поехали к месту нашего трёхдневного проживания.
Девочки устали от прогулки на свежем воздухе и сразу после ужина завалились спать. Я же отправился на встречу с одним из фрирайтеров.
Договорились встретиться в баре.
Володя подошёл, сел рядом, представился. Он сходу по внешнему виду вычислил меня, а я — его.
— Дима, давай на ты и без диктофона. Что знать хочешь? Ты, прежде чем спрашивать, усвой, что помочь я помогу, но свидетелем не буду. Просто я Ерле обязан. Он меня в своё время живым из снега откопал, а я ему тем же отплатить не смог. Видишь ли, лавина непредсказуема, быстра и опасна. Возникает внезапно там, где и предположить было трудно. Просто попал на слабое место, и она пошла как цепная реакция, сметая всё. Не разбирая, живое перед ней или нет.
— То есть крикнул, кашлянул, аукнул?
— Нет, Дима. То, что громкие звуки в горах вызывают лавины — миф. Такое может быть только в кино. По крайней мере, мы, профессиональные лавинщики, никогда не сталкивались с тем, чтобы лавина сходила от крика, звуковой волны, даже низко летящего вертолета. Этого всего мало. Требуется действительно очень сильный звук — например, бомба, разорвавшаяся поблизости, выстрел в снег. Понимаешь?