Мадам Рубнер стала поправлять немного запыхавшейся Синди, которая забежала на веранду глотнуть морсу, воротничок.
– Дочка, вы, я вижу, уже давно не играете с Пабло... И Франсиско совсем перестал появляться.....
– Ну их, мам... Лора подралась с Пабло... И мы чуть его не побили... И потом – Джессика не хочет, чтобы мы с ними играли.
– Чья Джессика не хочет этого?
Мне показалось, что мадам Рубнер слегка поперхнулась от удивления...
– Моя. И та, что у Лу... ДЖЕССИКА, ВООБЩЕ...
– Господи, – сказала моя гостья, провожая взглядом убегающую к подругам дочь, – я же говорю, что только во сне могла представить...
– Да, – сказала я. – Но как те герои у Шекспира мы, наверное, сотканы из той же материи, что и наши сны...
– Это, кажется, из Бури? – спросила мадам Рубнер. Как и я, она была очень начитанной домохозяйкой.
– Смерть... – сказала я. – Игра в смерть... Вот с чего началось...
Доктор Горфилд – обстоятельный и допропорядочный, словно пасхальный кулич, нагнулся ко мне.
– Вас угнетает мысль о смерти? Беспокоит ее неизбежность?
Я поморщилась.
– Дочь, доктор... Меня беспокоит дочь. И еще – сны...
Я задумалась, прикрыв глаза, вздохнула, и начала сначала.
– Сны... – сказала я доктору Горфилду. – Знаете ли, мерзкие сны... Нет, ничего такого... Никто не гонится за мной по подземельям. И никто не угрожает мне вообще... Дело идет о моей дочери...
– У вас взрослая дочь, миссис Айриш? – живо осведомился док. – По всей видимости, вам надо подробнее...
– Ей скоро будет десять... Всего-навсего. И она... слишком инфантильна для своих лет...
Расслабившись на черном диванчике – классическом инструменте психоанализа, я созерцала довольно оригинальный узор, покрывавший потолок кабинета, и размышляла о том, что совсем другой уровень подобен зыбучим пескам. В жизни не задумывалась о своих неврозах, хотя толстокожестью, вроде, не отличалась и, однако, вот вам нате – становлюсь клиенткой местного светила медицины. Стандартная добродетель обитательниц коттеджей с бассейнами с подсветкой и подсиненной водой...
Общение с психиатром – занятие, несколько напоминающее собеседование с бестолковым посетителем семинара по, скажем, поэзии русского серебряного века. Сейчас, вот, мне пришлось, например, объяснять, что, когда я говорю об инфантильности своей дочери, я вовсе не имею ввиду, что она до сих пор мочится в постель.
Успокоив дока в этом отношении, я постаралась привести ему несколько примеров того, что же я все-таки имею ввиду, говоря о душевной ранимости Лу. Например, случай с Таузером. В результате, я очевидно, самым непростительным образом создала в глазах почтенного обладателя дипломов трех университетов образ ребенка, вышедший из-под пера раннего Сэллинджера, и внутренне содрогнулась, сопоставив его с тем вполне реальным, довольно прожорливым и, порой, достаточно вредным созданием, которым умела быть моя (и Би-Ай) дочь.
Слава Богу, док все-таки счел нужным взять быка за рога и напомнил мне, что я хотела рассказать ему нечто о своих снах.
– Видите ли, – запинаясь, снова начала я, – дело тут, может быть, не только в снах этих... Это могут быть не совсем и сны...
– Слушаю вас... – подбодрил меня док.
– Понимаете, сначала это была просто глухая такая тревога, знаете, я все это относила за счет того, что мне сразу не понравилась ее... Это смешно, конечно, но мне сразу не понравилась ее кукла...
– Вам не понравилось то, что девочка в таком возрасте все еще сохранила интерес к куклам? Это не должно беспокоить вас, уверяю... Большинство девочек...
– О, нет... Дело совсем не в этом, док... Джессика... эта ее кукла мне не понравилась как... как может не понравиться, допустим, новая школьная подруга дочери. Мне... Это странно говорить, но мне показалось, что Джессика может плохо повлиять на Лу...
– Но ведь вы же хорошо представляете, миссис Айриш, что такая вещь, как кукла – это всего-навсего инструмент, через который находят выход только лишь внутренние напряжения ребенка. Только его и никого более... Подумайте, может быть эта кукла напоминает вам кого-то? С кем связано какое-то зло... Это может быть какое-то скрытое воспоминание вашего детства... Вернемся к вашим снам. Когда они появились?
– Нет... Я хотела бы объяснить... Еще несколько слов о Джессике... Видите ли, доктор, это не совсем обычная кукла. Это часть компьютерной системы игрового обучения... Фирмы «Ултимэйт нолидж». Вы должно быть...
– Ах, боже мой, как я не сообразил сразу. Та самая Джессика... Вы, должно быть, очень любите свою дочь – только две или три семьи на весь Сансайд позволили себе такую дорогую забаву для детей...
– Они тоже обращались к вам?
– Ну, вы же знаете, что, фактически, каждая вторая семья здесь имеет свои проблемы... Но, поверьте, куклы их не беспокоили...
– Однако они все-таки упоминали их?
– Мне приходится поддерживать беседу с пациентами на самые разные темы. Неудивительно, что и о куклах этих мы говорили. В связи с воспитанием детей. Тем более, что это – действительно чудесное достижение технологии.
– Док, а вас самого не тревожит это чудесное достижение? – спросила я, с тревогой всматриваясь в замаскированные традиционной для его профессии благообразной бородкой, черты доктора Горфилда.
– Не более, чем другие блага того же рода, миссис Айриш... В свое время большие проблемы вызвало развитие TВ. В детском воспитании, особенно... Однако редко встретишь сейчас дом без этой... без этого удобства. Что поделаешь, мы – общество потребления, а за любое потребляемое благо приходится платить не только деньгами. Я начинаю понимать корни вашего беспокойства, миссис Айриш, и, поверьте мне, оно не такое уж противоестественное. Если мы будем относится к... к технологическому прогрессу без доли такого беспокойства, мы очень быстро станем типичной цивилизацией некрофилов.
– Вы имеете ввиду...
– Нет, не в том примитивном смысле... Просто опасно любить только все послушное. Мертвое... Предметы наших чувств должны иметь свой характер... Давайте поподробнее остановимся на этой вашей Джессике, тем более, что все оказывается не совсем так просто, как я думал сначала...
– Все дело, может быть, именно в том, что у Джессики-то как раз и есть характер... Может быть, даже слишком много характера... Ведь сама она – сама кукла, я имею ввиду, это только рабочий орган целой компьютеризированной системы. Довольно самостоятельный орган – в ней есть свои процессоры, в них разные программы, но все это подчинено целой сети ЭВМ в трех городах и, Бог его знает, скольким еще вспомогательным центрам на местах...
– Тем не менее, я думаю, ваша дочь прекрасно понимает, что может себе позволить в отношении э-э-э... Джессики нечто... ну, скажем, нечто такое, чего она ни при каких обстоятельствах не может позволить себе в отношении реального, живого человека, пусть даже совершенно ей чуждого... Ну, например, просто вовсе не обращать на нее внимание. Долгое время. Или... Ну, ладно... – док задумчиво подошел к окну и, сложив руки за спиной, некоторое время созерцал расположенный во внутреннем дворике миниатюрный сад камней.
– Да нет, я как раз опасаюсь того, что Лу слишком уж... одушевляет Джессику. Видит в ней... ну подругу, что ли. Может, даже нечто большее...
Так я и знала. Мои слова направили мысли дока во вполне предсказуемое русло. Совершенно не то, что вело к облегчению моих проблем.
– Давайте вместе подумаем, – ласково начал он, – на кого все-таки э-э-э... Джессика оказывает неблагоприятное воздействие... Ваша дочь, говорите вы, совсем неплохо относится к ней...
– Давайте договоримся, доктор. Джессика вовсе не напоминает мне ни злую мачеху, ни Буку из детских кошмаров. Выслушайте меня внимательно, стараясь, извините, не перебивать, и вы поймете, что моя... тревога – совсем другой природы...
– Что ж, слушаю вас внимательно и, поверьте, ничуть не обижаюсь на вас. Может, выговориться – самое подходящее для вас сейчас средство... – док, послушно склонив голову набок, устроился на удобном сидении у изголовья и весь превратился в воплощенное внимание. Тихо шуршал магнитофон.
– Да, в самый первый момент, еще в руках продавца, кукла произвела на меня какое-то... странное, двойственное впечатление... – начала я в саморазоблачительном порыве. – Если хотите, было какое-то... предчувствие... Но после того как техник от фирмы произвел полную наладку, все пошло удивительно хорошо: Джессика превосходно исполняла команды, рассказывала Лу неплохие истории, потом приставала к ней с вопросами – ненавязчивыми и довольно хорошо продуманными. Даже позволяла себя кормить маленькими кусочками шоколада, орехов и вежливо отказывалась от мороженого, напоминала, что надо освободить маленький контейнер у нее на спине, куда поступали все этим яства. Потом...
Сначала мне даже пришлось по вкусу то, что Лу не расстается с Джессикой – таскает ее с собой на теннисный корт, усаживает на краю бассейна, когда учится плавать и, конечно, забирает с собой в спальню. Часто остается с ней одна. Понимаете, это было просто удобно – дочка не путалась под ногами, изнывая от скуки, не убегала с подругами черте куда, даже о папе не то, чтобы перестала тосковать, но... Тоска эта приняла уж больно какую-то дисциплинированную, книжно-идиллическую форму. Вздох о папе на ночь, обязательное присутствие у телевизора в ожидании сюжета об Орбитере в новостях, «как-то там папа?», сказанное вовремя пару раз в день... Пожалуй, вот с этого – с какой-то неискренности в наших с Лу отношениях и началась эта моя тревога. Такой неуловимой, и от того – особенно неприятной...
Доктор Горфилд заворочался на своем насесте и изменил позу, подавив, видимо, желание прервать мои откровения каким-то вопросом.
– Знаете, док, на меня подействовал один случай... Тишина... Понимаете, тишина... Луиза-Габриэлла у меня – довольно шумный ребенок и меня стали настораживать длинные периоды затишья, которые пришли в наш дом вместе с Джессикой... В конце-концов, я... Я как-то пересилила себя и – никогда раньше я не делала этого – подкралась к дверям детской и...