— Угу.
— Держаться особняком — это ошибка. Как будто ты виноват за все грехи человеческие. Ты тоже берешь на себя чужую вину. — Винтер посмотрел на коллегу.
— Да, — сказал Рингмар. — Вина меня переполняет.
Компания у большого окна опять пребывала в нерешительности — не разразиться ли песней свободы, но все-таки тягости бытия перевесили. Паром миновал маяк. Винтер смотрел в окно.
— Не пойти ли нам на палубу поприветствовать город? — сказал он.
— Там холодно.
— То, что мне надо.
— Понимаю.
— Ты уверен?
— Не испытывай моего терпения, Эрик.
День был блеклым и уже клонился к старости. Палуба для автомобилей мерцала матовым угольным блеском. Серые скалы вокруг толстого туловища парома сливались с небом. Не так легко понять, где заканчивается одно и начинается другое, думал Винтер. Внезапно человек оказывается на том свете, сам этого не зная. Один шаг со скалы — и ты на небесах.
Когда паром, пригнувшись, проползал под мостом, вечер был уже здесь. Вдоль берега светились огни города. Рождество окончилось, и снег частично уже сходил. Прихвативший мороз зафиксировал страшные черные пятна земли, как на фотографии.
— Кого ни спроси, скажут, что конец января — самое отвратительное время в году, но когда оно наступает, оказывается, что оно не более мерзко, чем все остальное, — сказал Рингмар.
— Ага.
— То есть человек живет круглый год то ли одинаково паршиво, то ли, наоборот, как принц, — продолжал Рингмар.
— Да.
— Хотел бы я быть принцем.
— Разве все так ужасно?
— Когда-то давно я думал, что я кронпринц, но это оказалось неправдой.
Винтер не отреагировал.
— Вот ты — вылитый кронпринц, — сказал Рингмар.
Винтер молчал.
— Тебе сколько? Тридцать семь? И стал комиссаром в тридцать пять? Как в сказке.
До них стали доноситься звуки города.
— Ты это заслужил, Эрик, все нормально. Но если я сам на что-то еще и надеялся, то после этой конференции все надежды улетучились.
— Что за конференция?
— Скорее, это был тренинг для тех, кто хочет продвинуться дальше.
— А, да, вылетело из головы.
— Тебе-то это ни к чему.
— Это точно.
Винтер смотрел на шоссе на берегу. Машины мелькали, как проворные и шумные светлячки.
— На самом деле я не карьерист, — сказал Рингмар.
— Почему ты тогда так много об этом говоришь?
— Чтобы справиться с разочарованием. Иногда оно настигает даже тех, кого в целом устраивает скромный жребий.
— Но ты же, черт возьми, тоже комиссар.
Рингмар не отреагировал.
— У тебя важная роль защитника общества. Это большая ответственность. Ты не принц, но ты герой.
Эрик глубоко вздохнул. Ветер колол лицо, как будто он был с крупной солью. Паром надвигался на причал.
2
Он шагал по Сант-Джонс-Хилл на восток, и хотя его окружали звуки со станции Клэфэм-Джанкшн, он их почти не замечал. Чем больше и быстрее становятся поезда, тем меньше грохота, думал он.
Он вошел в кафе, заказал чай и сел у окна. Со стройки на углу доносились голоса рабочих, что-то обсуждающих во время завтрака, но он не слушал. На улице сновала толпа, большинство спешило в сторону Лавен-дер-Хилл и универмага. В «Ардинг и Хоббс» вечно что-то празднуют, подумал он. Это «Херродс» для нищих. Для простых людей, живущих «к югу от реки».
Стоял такой холод, что щеки прохожих напоминали розы. Даже в кафе чувствовался запах зимы: и от сквозняка из двери, и от одежды посетителей. Над Лондоном пронеслись северные ветры, и для людей, как всегда, это стало полной неожиданностью.
«Нет народа хуже нас по части снаряжения, — думал он. — Мы владели целым миром, но так и не привыкли к непогоде и ветру. Мы по-прежнему считаем, что погода должна приспосабливаться к британскому стилю одежды, и мерзнем до синевы, но не уступаем».
Комиссар лондонской полиции Стив Макдональд попытался выпить чаю, но он оказался слишком крепкий. «Мы пьем чай больше всех в мире, но так и не научились его заваривать. Он всегда сначала слишком слабый, а потом становится слишком крепким, а между этим он слишком горячий, а у меня сегодня паршивое настроение, и поэтому все так раздражает».
— …и тогда я ему говорю: «Теперь, сукин сын, ты мне должен поставить пиво», — завершил историю один из рабочих.
Все кафе провоняло жиром, даже воздух был жирный. Люди, проходившие через зал, оставляли в воздухе отпечаток. «Как в Сибири, — подумал Стив Макдональд. — Немного теплее, но такое же сопротивление в воздухе».
Он вышел на улицу и нащупал во внутреннем кармане телефон. Набрал номер и стал ждать, прижав к уху маленький аппарат и глядя на выходящих со станции пассажиров.
— Алло, — раздалось в трубке.
— Я здесь.
— И что?
— Я проболтаюсь здесь целый день.
— Разве не целую зиму?
— Это что, обещание?
В трубке молчали.
— Я пойду в сторону Мункастер-роуд.
— Ты уже обошел пруд?
— Да.
— И как?
— Это реально. Больше я ничего не могу сказать.
— Прекрасно.
— Я думаю зайти в «Дадли»[1].
— Если успеешь.
— Я хочу просто еще раз взглянуть.
— Мы потом об этом поговорим, — сказали в трубке и отключились.
Макдональд убрал телефон обратно во внутренний карман, свернул на Сант-Джонс-роуд, дождался промежутка в потоке машин на Баттерси-Райз и продолжил идти по Норткоут-роуд в южном направлении. Потом свернул налево к Чатто-роуд и с тоской прошел мимо бара «Игл». Позже. Как-нибудь потом.
Через три сотни метров он был уже на Мункастер-роуд. Приглушенные огни ряда одинаковых домов, кирпич, стены сливались под январским солнцем с плитками тротуара в то бесцветье, которое бывает только зимой. Тем большим контрастом выглядел почтальон, выкатывающий яркую красную сумку на колесиках. Макдональд видел, как он позвонил в дверь. Почтальон всегда звонит как минимум дважды, а Макдональд тем временем свернул к железной решетке перед домом, вошел в изящную калитку и постучал молоточком в дверь. «Какой брутальный способ известить о своем прибытии», — подумал он.
Дверь приоткрылась, насколько позволила цепочка, за ней в полутьме смутно угадывалось лицо.
— Кто там?
— Здесь живет Джон Андертон? — спросил Макдональд и полез во внутренний карман за документами.
— А кто его спрашивает?
— Полиция, — сказал он и протянул свое удостоверение, — я вам недавно звонил.
— Джон завтракает, — сказала женщина так, как будто это делало визит совершенно невозможным.
«Она хочет, чтобы я ушел и она спокойно доделала свою рыбу». До него доносился запах жареной селедки.
— Это не займет много времени.
— Но…
— Я ненадолго, — повторил он и спрятал удостоверение.
Дверь тягостно заскрипела, когда хозяйка снимала цепочки. На них, должно быть, ушло целое состояние, и на крепкую дверь денег уже не осталось. Скоро она упадет под тяжестью всех этих замков.
Наконец дверь открылась, и перед ним оказалась женщина несколько моложе, чем он представлял. Не красавица, но пока еще молода, хотя уже, наверное, начинает сожалеть об уходящей молодости, подумал он.
— Проходите. — Она махнула внутрь дома. — Джон скоро подойдет.
— Проводи его сюда, черт возьми, — раздался мужской голос, невнятный, но неоправданно громкий. Наверное, рот забит яйцом. Или беконом.
Кухня тотчас напомнила ему кафе «К-энд-М» на Сант-Джонс-Хилл, в воздухе висел жир от сельди на сковородке.
Мужчина был плотно сложен, лицо его покраснело. «Надеюсь, его не хватит удар, пока я тут сижу», — подумал Макдональд.
— Позвольте предложить полицейскому селедочный хвост. — Мужчина показал на свою жену и на плиту, как будто посетитель мог выбрать.
— Спасибо, — сказал Макдональд, — я уже позавтракал.
— Она пожарена с карри.
— Спасибо, даже несмотря на это.
— А что вы в таком случае хотите? — спросил Джон Андертон, как будто комиссар зашел сюда перекусить. — Может, гамбургер? — И улыбнулся, обнажая желтоватые зубы. — Биг-мак?
— Я бы выпил чаю.
— Молоко кончилось, — сказала женщина.
— Можно без молока.
— И сахара нет, — сказала женщина и посмотрела на мужа. Если только он был ее мужем.
Джон молча изучал посетителя.
— Вот, пожалуйста. — Женщина поставила перед Макдональдом чашку чаю.
Он отпил глоток. Чай был правильно заварен и не слишком горячий.
— Немного сахара все-таки нашлось, — сказала женщина.
— Какая честь для нас — визит полицейского. Я думал, что вы не ходите по домам, а человека хватают среди ночи и привозят в Скотленд-Ярд, чтобы он подтвердил пропажу хомяка.
Макдональд пропустил шутку мимо ушей. Бедняга Джон был так же на нервах, как и все остальные. Сплетни порождают панику. Может, он поглощает эти гротескные блюда, чтобы заглушить беспокойство.
— Мы очень благодарны, что вы с нами связались, господин Андертон. — Стив вытащил из правого кармана блокнот и ручку. Плащ он оставил в холле, предварительно переложив телефон в пиджак.
— Я только выполняю свой гражданский долг, как и все остальные. — Андертон развел руками, как будто позировал для скульптуры «Общественность на страже».
— Мы это оценили.
— Хотя я не так много могу сообщить, — неожиданно скромно сказал Андертон.
— Вы видели человека… — начал Макдональд.
— Вы можете называть меня Джон.
— Вы видели мужчину, который разговаривал с мальчиком, Джон.
— Да, уже смеркалось, я до этого был в пабе «Виндмилл», и когда мы приняли по паре стаканов, кто-то сказал, что вечер…
— Меня больше интересует, что происходило у пруда Маунт-Понд, — мягко перебил Макдональд.
— Как я уже сказал, — продолжил мужчина после легкого замешательства. — на улице смеркалось, я шел из паба и свернул к пруду.
— Зачем?
— Что зачем?
— Почему вы не пошли прямо по улице?
— Это играет какую-то роль?