— Мама, это тебе, — ласково сказал он. — Надеюсь, они тебе понравятся. — Он вложил цветы в руку Элизабет и сам сомкнул её пальцы вокруг стеблей.
И вдруг в мозгу Элизабет мелькнуло и сразу исчезло видение — маленький мальчик дарит ей букетик свежесорванных одуванчиков. В уголке её глаза появилась и скатилась по щеке слезинка, однако Александр её не заметил. Безмерно огорченный отсутствием какой-либо реакции с её стороны, он сгорбился на скамье, обхватив голову руками.
— Мамочка! — еле слышно позвал он. — Что мне делать? Как мне быть? Как мне сделать так, чтобы ты меня услышала? Чтобы ты поняла — это я, твой сын! — Впервые за все время ему показалось, что, наверное, прав доктор Гудрон, и он только понапрасну теряет время.
И вдруг Александр почувствовал легкое прикосновение к затылку. Он с величайшей осторожностью, медленно повернул голову. Элизабет вытянула руку и легонько гладила его по волосам. При этом она смотрела на Александра в упор, хотя глаза её по-прежнему казались невидящими. Она по-прежнему не произносила ни звука. И все же это было начало. Хоть какой-то сдвиг. Александр осторожно взял её за руку.
— Мама? — прошептал он.
И тут Александр увидел, что на глаза её навернулись слезы. Не удержавшись, он привлек мать к себе и обнял.
— Ты меня услышала! — срывающимся голосом воскликнул он. — Ты меня узнала! Ты поняла, что я вернулся!
— В следующий раз, когда вы уведете мою пациентку из её комнаты, — строго начал доктор Гудрон, — я попросил бы вас хотя бы ставить меня в известность.
Александр метался по кабинету психиатру, словно тигр по клетке.
— Просто поверить не могу! — взволнованно говорил он, тщетно пытаясь сдержать гнев и разочарование. — Вы, по-моему, не слышали ни единого моего слова!
— Я вас слышал, — сварливо возразил доктор. — И я понимаю, что вы воодушевлены. Однако я не только психиатр, но и реалист мсье Киракис. Вот уже тридцать четыре года, как я наблюдаю за мадам Райан. И я знаю её куда лучше, чем когда-либо узнали бы её вы.
Александр резко развернулся и уставился на психиатра в упор. Его черные глаза яростно заполыхали.
— Что вы хотите этим сказать? — резко спросил он.
— Я хотел сказать, мсье, что если вы по-прежнему надеетесь на чудо, то вас ждет глубокое разочарование, — ответил доктор Гудрон. — Пока это не такой уж серьезный прорыв, как вам кажется.
— Но она меня узнала! Она слышала, что я ей сказал! — Голос
Александра звенел от волнения.
— Позвольте, мсье Киракис, я попробую кое-что объяснить вам — терпеливо промолвил доктор Гудрон. — Дело в том, что мадам Райан пребывает в кататоническом состоянии уже много лет. При этом заболевании мы до сих не знаем, насколько в её потревоженном мозгу сохраняется связь с внешним миром. Возможно, её нет вовсе. Возможно, напротив, она воспринимает все, однако предпочитает не реагировать. Способов судить об этом с определенной степенью достоверности у современной медицины пока нет. — Он замолчал, задумчиво сцепив пальцы рук.
— Но цветы, возможно, это послужило каким-то условным сигналом… — начал Александр.
— Возможно. — Доктор немного помолчал, потом продолжил: — В психиатрии, мсье, вообще нет невозможного.
— Так вы пытаетесь мне сказать, что все это пустяки, — не выдержал Александр. — Что обольщаться не стоит? — Голос его был преисполнен сомнения.
— Возможно. Дело в том, что подобный эпизод может больше никогда не повториться. Это не первый случай, когда пациент вроде мадам Райан реагирует на какой-то отдельный раздражитель, однако случай этот остается единичным, — закончил доктор Гудрон.
Александр остановился у окна, задумчиво глядя на живописное озеро, на берегу которого он ещё час назад сидел рядом с матерью.
— Странно все-таки, что единственный подобный эпизод случился с Элизабет за все эти годы именно после того, как я провел с ней столько времени, — медленно, тщательно взвешивая слова, произнес Александр.
Доктор Гудрон внимательно посмотрел на него.
— Да, это верно, — промолвил он. — Вы были необыкновенно терпеливы с ней, мсье Киракис. Лично меня поражает, что такой человек, как вы, способен тратить проявлять такой интерес к мадам Райан, которая не доводится вам ровным счетом ни кем. Она ведь абсолютно чужая вам.
Александр улыбнулся.
— «Такой человек, как я», — повторил он. — Господи, сколько раз мне это говорили!
— Простите, мсье, — смутился доктор Гудрон. — Я хотел только сказать…
Но Александр лишь отмахнулся.
— Не стоит, доктор, — небрежно сказал он. — К этому я давно привык.
— Вы должны понять, — взвешенно, с расстановкой, заговорил доктор. — Человеческий мозг устроен необычайно сложно. При сверхсильном стрессе или травме он чисто рефлекторно пытается защитить себя: порой он блокирует доступ только к неприятным воспоминаниям, но иногда сознание забивается в самый отдаленный угол, доступа в который нет вовсе. Тогда человек оказывается как бы полностью отрезанным от реальности. Так вот, в случае мадам Райан разрыв с окружающим миром был полный. Занимаясь ею вот уже столько лет, я убежден, что вывести её из кататонического состояния могло бы одно-единственное событие. Да и то — не обязательно. Но, к великому сожалению, надеяться на его свершение столь же бесполезно, как на второе пришествие Христа.
— Почему? — спросил Александр, по-прежнему не отрывая взгляда от озера.
— Потому что оно неосуществимо, — ответил доктор.
— А что это за событие? — спросил Александр, хотя уже заранее знал ответ.
— Воскресение из мертвых её ребенка, — с глубоким вздохом ответил доктор Гудрон.
— А вдруг её сын до сих пор жив? — предположил Александр.
Доктор Гудрон недоуменно посмотрел на него.
— Но, мсье, разве вам не известно, что её сын умер в 1953 году… — промолвил он.
— А что, если я скажу вам, что он жив и, более того, я знаю, где он находится? — спросил Александр. — Что тогда?
Доктор Гудрон пожал плечами.
— Я уже говорил вам — гарантировать ничего нельзя, — ответил он. — Однако, если он и в самом деле жив и вы можете это доказать…
— Могу!
Доктор Гудрон ошеломленно потряс головой, потом нахмурился и спросил:
— И где же он, по-вашему?
Александр чуть поколебался. Он отдавал себе отчет, что, раскрыв тайну своего рождения, подвергает себя серьезному риску. С другой стороны, это была его единственная надежда помочь матери, судьба которой сейчас находилась в его руках. Да, ему предстояло сделать решающий выбор, и Александр решился. Повернувшись лицом к доктору Гудрону, он бесстрастно произнес:
— Он перед вами.
На следующий день Александр вновь вернулся в клинику. На этот раз он не стал беседовать с доктором Гудроном, будучи уверен, что психиатр не станет возражать против его очередной встречи с Элизабет. После откровенного разговора, состоявшегося накануне, Александр был убежден, что может положиться на доктора. Поначалу тот, правда, ему не поверил, однако затем Александру удалось его убедить.
И вот сейчас, вновь сопровождая Элизабет к озеру, Александр принялся напевать себе под нос старую мелодию. Каким-то образом он запомнил её с самого детства, хотя и не знал, как она называлась или от кого её услышал. И вот, продолжая напевать её, Александр заметил, как изменилось лицо Элизабет, а в глазах на мгновение появилось осмысленное выражение. Губы скривились в подобие улыбки. Неужели она узнала эту мелодию? Воодушевленный Александр вновь принялся напевать её, уже смелее. И вот губы Элизабет дрогнули, и по щеке скатилась крупная слеза.
— Мама! — прошептал он, сжимая её руку. — Мамочка, ты все-таки меня услышала!
Нью-Йорк.
Мередит сидела за столом и ужинала, когда в столовую вошел Джозеф.
— Вам звонят, миссис Киракис, — торжественно возвестил он. — Мистер Киракис из Швейцарии.
Мередит поспешно встала.
— Я поговорю из кабинета, Джозеф, — сказала она и, быстро пройдя в кабинет, закрыла за собой дверь. Затем уселась на стул Александра с высокой спинкой и сняла трубку. — Я слушаю, Джозеф, — сказала она дворецкому. Затем, услышав в трубке щелчок, спросила: — Александр?
— Да, родная! — откликнулся до боли знакомый голос. — Я уже звонил раньше, но Джозеф сказал, что ты отдыхаешь, и я запретил тебя беспокоить. Как ты?
— Замечательно, — ответила Мередит. — Только немного устала. Очень жаль, что Джозеф не подозвал меня.
Александр засмеялся.
— Он знает, что его ждет в случае неповиновения.
— Как Элизабет? — осведомилась Мередит.
— Мне кажется, она меня узнала, — звенящим от волнения голосом сказал Александр. — Пока это, правда, не так уж заметно, но все же вчера она погладила меня по волосам, а сегодня — впервые улыбнулась. Мне кажется — лиха беда начало. Главное — она понимала, что я рядом.
— Что ж, дай Бог! — вздохнула Мередит. — А что говорит доктор?
— Он считает, что пока мои надежды преждевременны, — сказал
Александр, а затем, чуть помолчав, добавил: — Я ему обо всем рассказал.
В первую минуту Мередит показалось, что она ослышалась, но затем, чуть поразмыслив, она все поняла.
— Ты рассказал… про Иоаннину? — дрогнувшим голосом спросила она. — И про то, кто ты такой на самом деле? — Ее пальцы судорожно стиснули телефонную трубку.
— У меня не было выхода, — ответил Александр. — Я просто воспользовался единственным шансом помочь ей.
— Понимаю, — мягко промолвила Мередит.
— Уверен — ему можно доверять, — сказал Александр. — В конце концов, разве он не хранил тайну Элизабет все эти годы?
— Да, надеюсь, что ты прав, — вздохнула Мередит и поморщившись, откинулась на спинку стула; к горлу подступила очередная волна тошноты.
— Я тут кое-что надумал, — продолжил Александр. — Как ты смотришь на то, если я задержусь в Лозанне ещё на несколько дней?
У Мередит оборвалось сердце, однако она собралась с духом и сумела скрыть охватившее её разочарование.
— По-твоему, это разумно? — спросила она. — Учитывая положение дел в корпорации…