Соня продолжает разговор, чтобы закрепить эффект.
— Кажется, что это где-то не здесь, — говорит она неторопливо. — Где-то в книгах, в кино из Голливуда. А они здесь. Среди нас. Любой может оказаться маньяком. И представь, пока не доказано, что человек маньяк, ты должна разговаривать с ним вежливо, здороваться с ним за руку! Вот что ужасно!
— Прекрати, Соня! — воображение заставляет Риту нервничать.
— А представь: ты выходишь замуж за приличного парня, он иногда ездит в командировки, привозит подарки, заботливый, нежный. А потом, когда у вас рождается первенец, ты узнаешь, что его отец — маньяк. Что он ездил в командировки на охоту. Приезжал в город, знакомился с девушкой, она приглашала его в гости, и он пил ее кровь и тихо уходил, пока все спали. А у тебя от него ребенок. Вот что ужасно. От этого ты уже никогда не отмоешься.
— Перестань! — Рита уже начинает злиться.
И Соня отпускает тему.
— Забей. Я же пошутила. Просто хотела тебя как-то отвлечь. У тебя все не так плохо, как ты думаешь.
К ним подходит нищенка и протягивает руку. Рита смотрит на нее и качает головой.
— Точно. Бывает и хуже. Идем?
— Идем.
Они встают, и Соня, достав купюру, подходит к нищенке, отдает ей деньги и торопится уйти, чтобы слова благодарности не успели догнать ее и не успели вцепиться в мозг стаей пираний.
— Да у нее матрас, — усмехается Рита, — наверно, деньгами набит. Знаю я этих нищенок.
— Я это не для нее сделала. Для себя. Мне так спокойнее.
Они бродят по рынку, разглядывая овощи, фрукты и прикидывая, что лучше купить. Виноград, дыни, арбузы, яблоки. А вокруг огромное бледное небо. И голова немного кружится, когда смотришь в него. Серебристая точка самолета чертит на голубом белую черту, и кажется, что Земля может покачнутся, и тогда все люди посыплются в небо. Не взлетят, а понесутся в вечном падении в глухую воронку одной из черных дыр. Здесь, на юге, понимаешь, что все московские башни нужны только для того, чтобы обмануть себя иллюзией прочности.
ГЛАВА 18Медуза
— Руки! Руки раскинь! — кричит Джонни.
Малышка слушает его, раскидывает руки, выпрямляется, и волна окатывает ее с ног до головы белым облаком пены, и Джонни, сделав последний снимок, машет рукой. Малышку тут же сбивает с ног. Она выбирается из воды злая, как сто чертей. Она чуть не плачет от досады. Но Джонни не обращает на это внимания.
Он машет рукой и кричит:
— Давай! Все. Хватит! Иди на берег!
Малышка ползет по камням, стараясь не упасть, хотя ей уже ничего не страшно.
— Я вся вымокла! — подойдя к Джонни, Малышка в ужасе осматривает себя.
Джонни молчит. На его губах насмешка. Малышка размахивается, чтобы ударить Джонни, но он отступает, и Малышка падает лицом в медузу, выброшенную на берег еще днем. Она начинает плакать. Всхлипывая, она умывается соленой водой. Теперь у нее один выход: отмыть все до конца.
— Джонни! Ты — редкая сволочь! Зачем я связалась с тобой?
— Ладно, перестань, — небрежно бросает Джонни. — Иди-ка ты лучше посмотри, насколько прекрасна.
Он открывает руки, принимая Малышку в объятия. Она начинает дрожать. Не то от близости Джонни, не то от прохлады: вечереет, и в мокром не так уж и жарко.
Джонни показывает Малышке фотки, обняв ее, обездвижив, погрузив в себя. Она беспомощна в плену его объятий, но не замечает этого. Дисплей становится той блесной, которая затаскивает Малышку в ловушку.
Она прекрасна на фотографиях. Она даже не знала, что может быть такой впечатляюще прекрасной. Джонни умеет это. А к тому же его голос… Голос Джонни так удивительно сладок, так вкрадчив.
— У тебя такие красивые глаза и губы, когда я смотрю на них, что мне хочется впиться в них, словно в мякоть запретного плода, и пить медовый нектар. Когда я думаю об этом, я начинаю сходить с ума!
Малышка пытается сопротивляться. Она не дура, она же все понимает, но ведь и осы знают, что в банке варенье, и все равно тонут в нем. Передозировка малиновым вареньем.
— Боже, Джонни. Кто научил тебя говорить такие слова? — шепчет Малышка, пытаясь сохранить самообладание, но в этот момент на дисплее возникает фото, на котором она в облаке пены. Брызги кажутся огромными крыльями, и полноватое тело Малышки, и ее лицо, полное драматизма, выглядят потрясающе.
Малышка млеет, тает, словно шоколадка, словно медуза, выброшенная на берег.
— Ты. Ты научила меня этим словам, — Джонни шепчет ей на ухо. — Твои губы, твои волосы, плечи, нежные руки. Твоя прекрасная душа. Ты прекрасна.
Это последняя фотография, Джонни размыкает руки, и Малышка чувствует себя брошенной на ветру. Ей становится грустно.
— Джонни, почему я верю тебе? Ведь я же знаю, что ты врешь. Джонни, как узнать, врешь ты или нет? Ангел ты или Дьявол?
— Можно я отвечу тебе стихами? — улыбается Джонни и начинает читать.
Ложной улицы во сне ли
Мнимый вижу я разрез,
Иль волхвует на панели
Ангел, явленный с небес?
Сон? Не сон? Не труден выбор;
Глянув сверху наугад,
Я обман вскрываю, ибо
Ангел должен быть горбат.
Такова, по крайней мере,
Тень его на фоне двери.[1]
Это убивает Малышку наповал. Это заставляет ее вспомнить юность, университет и однокурсника, которого потом пришлось бросить из чисто материальных соображений.
— Это твои стихи? — Малышка заворожено смотрит, как море выбрасывает на берег огрызок медузы.
— Нет. Это Жан Кокто. Мой самый любимый поэт.
Малышка смотрит на голубой студень и думает, что она временами не лучше. Но ее тело уже приняло решение за нее.
— Знаешь, мне все равно, ангел ты или демон! В моей жизни лучше этой лжи ничего не было. Обманывай, обманывай меня, Джонни. Обмани меня по полной.
— Ты хорошо подумала?
— Да.
— Ты уверена?
— Да.
— Точно уверена?
— Да. Да, Джонни. Пусть это будет недолго, но пусть это будет. По крайней мере, моя жизнь пройдет не зря.
Малышка, мокрая, с осевшей прической, опять исполнена воодушевления.
— Я хочу снять тебя обнаженной. Ты согласна?
— Обнаженной? Меня? — шепчет она растерянно. — Ты хочешь посмеяться?
— Я покажу тебе, как ты красива. Так ты согласна?
— Ну… да, — она не может сказать нет. Это выше ее сил.
— Моя сладкая, — Джонни опять обнимает Малышку, и окситоциновая волна, и тепло тела Джонни становятся ей наградой за согласие.
В кармане у Джонни совсем некстати раздается звонок мобилы, и он разжимает объятия, чтобы вытащить ее из кармана. Малышка смотрит на Джонни тревожно. Он смотрит на дисплей и нажимает отбой. На его лице мука. Малышка исполняется сочувствием.
— Что случилось, Джонни? — и ей уже не жаль мятой прически, не жаль вымокшей себя. Ей уже жаль Джонни, она снова готова лезть хоть к черту в пасть.
— Моя больная жена. Я должен ее везти в больницу! Она парализована уже несколько лет. Я не могу ее бросить из жалости. Это мой долг! Она наложит на себя руки, если я ее брошу!
На лице Малышки растерянность сменяется сопереживанием. Она прижимает Джонни к своей пышной груди и гладит его по голове.
В кармане Джонни опять звонит мобила.
— Бедный, маленький Джонни. Как помочь тебе?
— Я должен идти. Просто отпусти меня. Не рви мне сердце.
На лице Малышки мука.
— Конечно, Джонни, о чем речь, — Малышка разводит руками.
Джонни закидывает рюкзак за спину и уходит прочь быстрыми шагами. Малышка не успевает за ним. Через какое-то время она останавливается.
— Джонни!
Он оборачивается.
— Что? Что случилось?
— Я не могу так быстро! Иди! Иди один!
— А ты? — Джонни тревожно смотрит на Малышку.
— Все нормально, Джонни! Встретимся завтра в гостинице! Иди!
Джонни еще пару секунд изображает огорчение и припускает почти бегом.
ГЛАВА 19Джонни и Котенок
Джонни вбегает в фотостудию растрепанный, суетливый. Девушка-администратор улыбается Джонни.
— Привет, Джонни!
— Привет, Настена. Моя уже здесь? — Джонни целует ее в щеку и пытается привести себя в порядок перед зеркалом. Но волосы не слушаются его, они всклокочены и ложатся кое-как. Настена подходит к Джонни и сама расчесывает его своей расческой.
— Да. В гримерке. Красотка. Прямо королевишна.
Глаза Насти и не скрывают, что Джонни ей нравится, но она знает, что от него надо держаться подальше. Он пытается ухватить Настену за ягодицу, но получает по руке и молча убирает руку.
Дверь открывается, выходит Котенок. Она нервно раздувает ноздри.
— А ничего, что я уже полчаса здесь? — она играет возмущение.
— Ну, прости. Прости меня, — Джонни подходит к ней и скользит рукой по ее спине. — Ты все равно еще не готова.
— Но я хочу, чтобы ты посмотрел, какой мейкап мне лучше сделать!
Котенок запускает руку под футболку Джонни и безжалостно впивается ногтями в его спину. Джонни издает сладострастный стон. Котенок кидает недокуренную сигарету в пепельницу и проходит в туалет.
Настена со злостью тушит бычок, дымящийся у нее под носом. Она бросает яростный взгляд на Джонни, и он внезапно спрашивает:
— А ты смогла бы порвать ей платье?
— Я бы даже рожу ей могла расцарапать, — усмехается Настена.
— За что ты ее так?
— Ненавижу баб, которые не тушат бычки в пепельнице. Типа я должна ходить за ней и тушить ее гребаные бычки.
Настя берет пепельницу и выносит в мусорницу.
Джонни провожает Настю взглядом.
— В этом мы с тобой близки.
Джонни проходит в гримерку и, помахав стилистке, садится в кресло. Стилистка шмыгает носом.
— Привет. Что случилось? — спрашивает ее Джонни.
— Я ее второй раз крашу. Эта сука размазала тушь и наорала на меня матом.