Теперь надо выждать, когда осядет пыль.
Стрельба в селе потихоньку стихала. Павел смотрел в прицел и видел, как оседала пыль, как постепенно проступали контуры разрушенной взрывом хаты. Неожиданно слева от неё показались фигурки в чёрных комбинезонах.
— Анатолий, немецкие танкисты слева, из танка бегут! Ну-ка, пройдись по ним из пулемёта! — приказал по ТПУ Павел.
ТПУ — танковое переговорное устройство. В бою, да и просто на ходу переговоры экипажа без него невозможны — шум двигателя, лязг гусениц, выстрелы из пушки и пулемётов перекрывают любые звуки, в том числе и голоса экипажа.
— Вижу, командир! — раздалось в наушниках.
И следом — одна короткая очередь, за ней — другая… Немцы попадали.
«Так, коли немцы танк покинули, следовательно — мы в него попали. Тогда почему дыма не видно или огня?»
— Михаил, давай двигай к хате, за которой танк стоит — посмотрим.
«Тридцатьчетвёрка» двинулась вперёд. Михаил вёл боевую машину зигзагами, чтобы враг не смог навести пушку, если таковая у них имелась.
Вот и полуразрушенная хата. Стоят только две стены, из-за них видна часть корпуса немецкого танка.
Павел посмотрел через амбразуру для стрельбы из личного оружия.
Немецкий танк стоял неподвижно, двигатель его не работал, башенные люки были открыты.
— Похоже, бросили немцы танк! — высказал свои мысли Михаил.
— Ага, сам так думаю. Пойти, что ли, посмотреть?
— Опасно, командир!
— Всё-таки я посмотрю. Анатолий, прикроешь из пулемёта, если что.
Павел открыл башенный люк и вытащил из кобуры «Наган». Конечно, лучше бы пистолет «ТТ», он мощнее, но танкистам их не давали. По мнению военачальников, из пистолета было трудно отстреливаться через амбразуры — ствол «ТТ» не проходил в неё.
Было в танке с каждой стороны башни по небольшому круглому отверстию, закрытому изнутри броневыми пробками. В случае если танк подобьют, и враг окружит его, можно отстреливаться из личного оружия.
Но Михаил, как фронтовик, в ответ на вопрос Павла об амбразурах лишь посмеялся:
— Уж коли танк подбили и он неподвижен, из нагана не отобьёшься. У танкового пулемёта и пушки есть мёртвые, непростреливаемые зоны. Амбразуры же не позволяют вести круговой обстрел, если немцы окружили. Подойдут с кормы, сунут дымовую шашку к смотровым щелям — так сам или выскочишь из танка, или задохнёшься.
Павел крадучись подошёл к T-IV. Никаких звуков изнутри танка слышно не было. Он постучал рукояткой револьвера по корпусу машины. Никакой реакции!
— Тут нет никого!
Павел обошёл танк — интересно было посмотреть, куда угодили его снаряды и какие повреждения нанесли. От осколочного снаряда, что попал в нижнюю часть башни, были видны следы осколков на броне. Но немцы покинули танк отнюдь не после первого попадания, и надо искать след от бронебойного снаряда. Но сколько Павел ни осматривал корпус и башню, этого следа он не находил.
Из «тридцатьчетвёрки» выбрался Михаил.
— Командир, ты чего круги нарезаешь вокруг чужой железяки?
— След ищу от бронебойного снаряда. Куда-то же я угодил, раз немцы танк бросили.
— Так вот же он! — Михаил указал рукой.
Павел чуть со стыда не сгорел. Башня и корпус танка были целы — снаряд угодил по стволу пушки, срезав небольшой кусок крупповской стали и изогнув ствол. Стрелять из такой пушки было уже невозможно. Так вот почему экипаж сбежал — отстреливаться не могли. А что такое танк на поле боя без орудия? Мишень! А ведь с виду почти цел.
Павел с Михаилом ещё раз обошли танк. В голове у Павла родилась сумасшедшая мысль.
— Михаил, сможешь завести «немца»?
— Командир, ты что удумал?
— Немецкий танк в наше расположение пригнать.
— Тогда лучше его на буксир взять.
— Зови ребят, пусть помогают.
Михаил развернул свой Т-34 и подогнал его кормой к передку T-IV. Заряжающий и стрелок-радист едва надели на крюки стальной буксировочный трос. Трос был тяжёлый, проволочки искололи заряжающему руки.
— Готово!
Экипаж забрался в танк.
— Потихоньку трогай, — скомандовал Павел.
Михаил подал танк вперёд. Трос натянулся, как струна, и немецкий танк тронулся с места. Экипаж дружно закричал: «Ура!»
Так они и заявились в расположение части. Павел, высунувшись по пояс в открытый люк, ловил восторженные и удивлённые взгляды своих танкистов и пехоты.
Спрыгнув с брони, он доложил командиру роты:
— Экипаж подбил «немца» T-IV. Немцы сбежать попытались, так мы их из пулемёта… А танк на буксире приволокли.
Лицо Пашки расплылось в улыбке. Улыбнулся и командир.
— Давай посмотрим, что ты за трофей притащил.
Оба обошли трофейный танк. Командир роты сразу увидел оба попадания.
— Чего же ты осколочным в него стрелял?
— Так он за хату уползал, в укрытие. Я боялся не успеть.
— Всё равно молодец! Надо комбату доложить. У нас ещё таких трофеев не было. Отдыхайте.
Экипаж отцепил от трофея буксирный трос, и все пошли на кухню.
Видимо, командир роты доложил комбату о трофее. Вечером в роту пришёл политрук, собрал личный состав роты и произнёс зажигательную речь. В конце заявил:
— Бейте врага, как экипаж сержанта Стародуба! — и пообещал представить экипаж к наградам. Но то ли он забыл о своём обещании, то ли время для наград было неподходящее — наши отступали по всем фронтам, но награды Павел не дождался. А ему так хотелось хотя бы медаль получить, скажем — «За боевые заслуги» или «За отвагу». Не за награды он воевал, просто старался исполнять свой воинский долг — есть такое понятие для настоящего мужчины; но всё же было бы приятно.
После этого случая в роте и даже в батальоне Павла стали узнавать.
— Смотри, это же тот сержант, что немецкий танк трофеем взял, — говорили за его спиной.
Первые несколько дней такое внимание к собственной персоне Пашке льстило, но затем он стал раздражаться. Чего на него пальцем показывать, он же не слон в зоопарке!
Немцы напирали здорово, и нашим всё время приходилось отступать. Шестая армия Ф. Паулюса, усиленная четвёртой танковой армией Г. Гота, вышла на оперативный простор, в степи между Доном и Волгой. Для наступающих танков — самая подходящая местность: ни лесов, ни болот, и частям Красной армии укрыться негде. Вырытые наспех окопы и капониры с воздуха просматривались отлично. В воздухе почти всё время висели самолёты-разведчики «Фокке-Вульф 189», прозванные солдатами «рамой» за сдвоенный фюзеляж. Летал он высоко, ни одна зенитка достать не могла. Солдаты знали: где висит «рама» — жди беды. Самолёт этот был как злой предвестник. После его полёта налетали эскадрильи «лаптёжников», и начиналась ожесточённая бомбёжка. И если пехотинцы могли зарыться в землю, то куда спрячешь в степи танки или другую боевую технику? Артиллеристы, танкисты, транспортники — все несли большие потери. С воздуха немцев поддерживал четвёртый воздушный флот под командованием зенитного аса, генерал-полковника Вольфрама фон Рихтгофена.
В середине июля несколько дивизий РККА попали в окружение в районе Миллерова, а двадцать третьего августа 14-й танковый корпус немцев прорвался к Волге севернее Сталинграда, отрезав 62-ю армию от остальных сил Сталинградского фронта. Обстановка складывалась тяжёлая. Если немцы возьмут Сталинград, то этим они перережут важную водную артерию — Волгу, по которой на нефтеперерабатывающие заводы поступала лёгкая бакинская нефть. Кроме того, с падением Сталинграда Советский Союз нёс большой урон в глазах союзников.
По данным же разведки был ещё один важный фактор. После падения Сталинграда на стороне Германии в войну вступила бы Турция.
Город надо было удержать любой ценой. В это время вышел приказ Сталина № 227, прозванный на фронте «Ни шагу назад». И 30 августа приказом Ставки создаётся Донской фронт под командованием К. К. Рокоссовского. На фронт было отправлено семь свежих, полностью укомплектованных дивизий.
Вот туда, в состав Донского фронта, под командование К. К. Рокоссовского, и выделили танковую бригаду, где служил Павел. Бригада к тому времени потеряла почти половину танков и третью часть личного состава. Но в это тяжёлое для страны время каждый танк, каждый самолёт были на счету. По слухам, Сталин сам распределял танки на фронте.
Танк Павла двигался маршем по грунтовке в составе своей роты. Для рассредоточения, чтобы не попасть всем батальоном под удар вражеской авиации, другие роты шли по другим дорогам. В принципе, танкам дороги и не нужны, для них степь не хуже дороги, лишь бы глубокие овраги путь не преградили.
Рота растянулась в движении, потому что из-за впереди идущего танка поднималась пыль. Видимости не было никакой. Вероятно, именно эти клубы пыли и привлекли к себе внимание немецких пикировщиков. За рёвом танкового мотора услышать их было невозможно.
Справа от дороги, рядом с впереди идущим танком взметнулся взрыв.
Первой мыслью у Павла было: «На мины наткнулись!» Но мина взорвалась бы под гусеницами, а не рядом.
— Остановка! Все из машины! — скомандовал он.
Приказ был выполнен моментально. Танк остановился как вкопанный. Экипаж выбрался из открытых люков, танкисты бросились в разные стороны.
Танк Павла был замыкающим, и Павел видел, что машины его роты пока идут вперёд. Он бросился в танк и натянул шлемофон:
— Товарищ пятый! Авианалёт! Над нами «лаптёжники»!
Но в наушниках — только треск.
Впереди грохнул взрыв, за ним — ещё. С рёвом выходя из пике, над «тридцатьчетвёркой» промчался «Юнкерс-87».
— Сунцов! Это Стародуб! — открытым текстом закричал Павел. — Воздух!
Впереди раздался ещё один взрыв.
Павел высунулся из люка. Далеко впереди горели дымным пламенем два танка его роты. А сверху пикировал ещё один самолёт, причём Павлу показалось, что пикировал прямо на него. Как он выскочил из башни, Павел даже не вспомнил. Стремглав кинулся в сторону, где призывно махал рукой Михаил — он с экипажем укрылся в свежей воронке от авиабомбы.