ующего моря дикости и нищеты.
Служба, тем временем, кончилось. Хор умолк. Кто-то плакал. Кто-то тихо смеялся. Кто-то шептал молитвы или просто бессвязно бормотал. Кто-то, как и Жан, молча стоял, потрясённый. Соборные служки, тем временем, захлопнули кадильницы крышками, а потом открыли двери главного и бокового входов в храм. Свежий уличный воздух, принесённый сквозняком, за пару минут развеял миражи и вернул происходящему ощущение реальности. Король, а за ним и остальные, направляемые служками, потянулись к выходу из храма. На улице наваждение от благовоний окончательно развеялось. Но осталось в душе какое-то радостное трепетание, смутное ожидание чуда. Народ, выходя из собора не расходился. Люди толпились тут же, рядом, на центральной площади Эймса, вокруг большого, только что зажженного и быстро вспыхнувшего праздничного костра.
Усталый, взмокший от пота епископ, читавший на праздничной службе основные молитвы, последним выбрался из храма. Он остановился на высоком, облицованном мрамором крыльце, или, точнее сказать, террасе, у центрального входа в собор, снял с себя и отдал служке высокую шапку, украшенную зелёными самоцветами, отдал этому же служке и свой окованный золотом посох, потом через голову стянул вышитую серебром и золотом ризу, и отдал её второму служке. Все молча смотрели, как он развязывает пояс, снимает с себя алый шелковый халат и отдаёт его третьему служке - совсем ещё мальчишке. Потом епископ - худой, длиннобородый старичок в одной белой исподней рубахе, мокрой от пота, воздел руки к небу.
Вся площадь, затаив дыханье, замолкла. Слышался лишь треск горящего костра, да крики кружащих над соборным куполом птиц. На стремительно темнеющем небе еле заметными точками зажигались первые звёзды.
Епископ Эймса радостно улыбнулся, раскинул руки, словно бы открывая их для объятий, и громким голосом изрёк:
- Трис с нами! Радуйтесь, братья и сёстры!
- Трис с нами! Трис! - подхватила разом ожившая, многоголосая толпа.
Каждый, глядя вверх, рукой творил небесное знамение, обращая открытую ладонь к небу, затем прижимая пальцы ко лбу, к середине груди и потом обращая ладонь к земле. Все улыбались, словно только что свершилось великое чудо.
- Трис с нами, - Жан тоже совершил знамение. Захваченный общим настроением он улыбался. Люди смеялись, поздравляли друг друга, обнимались, хлопали по плечам и спинам.
Епископу накинули на плечи отороченный мехом тёплый плащ и подали массивный стул со спинкой. Старичок, запахнувшись в плащ, уселся, откинулся на спинку стула и устало вздохнул. Почти тут же нему подошел король Суно. Поклонившись почти до земли, протянул церковному владыке своей столицы полную вина золотую чашу.
- Благослови, святой отец!
Умакнув пальцы в чашу, епископ брызнул вином королю на лицо. Потом принял чашу и отхлебнул из неё.
Король, не обращая внимания на красные капли вина, стекавшие по лицу и бороде, разогнув спину, повернулся к стоящему на площади народу, развёл руки в стороны и радостно рассмеялся:
- Трис с снами!
- Трис с нами! - снова радостно заголосили в толпе.
На площади были, в основном, церковники и горожане. Некоторые из них столпились вокруг епископа. Некоторые протягивали ему чаши с вином, прося благословения. Основная же масса горожан уже рассаживалась вокруг костра на вынесенных из домов скамьях. Некоторые уже выносили на площадь и на ближайшие к ней улицы столы и выставляли на них разнообразную снедь. Похоже, жители Эймса собирались устраивать прямо тут, на площади, пир.
Король и все приехавшие с ним знатные геты, усевшись на лошадей, двинулись прочь. Жан нашел взглядом Лаэра, всё время молебна стерегшего их лошадок, уселся верхом и пристроился в хвост королевской кавалькады.
- А ты сегодня многих удивил, парень, - заявил подъехавший к нему на холёном вороном коне рыжебородый здоровяк в чёрной, вышитой серебром котте. - Ты ведь барон Жан дэ Буэр?
- Да, это я, - Жан учтиво кивнул, вглядываясь в лицо здоровяка, который поехал рядом с ним. Где-то он уже видел этого рыжебородого, хотя вряд ли раньше с ним разговаривал.
- Я Бруно. Герцог Альдонский, - снисходительно улыбнулся спутник, видя недоумение Жана.
«Точно! Один из герцогов! Он же во время турнира сидел рядом с королём!»
- Чем я заслужил такое внимание к своей скромной персоне? - «Лин, солнышко, спасибо тебе за то, что заставляла меня читать старые меданские романы про прекрасных дам и благородных героев. Я хоть нахватался там куртуазных фраз. Может, хоть теперь они пригодятся?»
- Суно сейчас слишком занят спором между Арно и Гивэром. Я слушал их препирательства всю дорогу от ристалища до собора. Потом король сказал, что выслушал и обязательно над всем сказанным поразмыслит… Так нет, они и на обратном пути снова о том же заспорили! Бедняга Суно. Как он только их терпит? Ему, наверное, уже хочется придушить и того, и другого… А я уж точно не намерен снова слушать эту их ругань. Ты меня удивил, и я намерен кое о чём тебя расспросить.
- Чем же я… тебя удивил? - «Опять чуть не сказал «вас». Вот же дурная привычка из прошлого! До сих пор тянет при разговоре с важными персонами применять множественное число. Но тут так не принято. Все на «ты». Скажешь такому «вы», а он оглянется на толпу сопровождающих его слуг, подумав, что я ко всей этой толпе обращаюсь!»
- Удивил тем, что вышел на турнир в дурацкой меданской шапке, перед всем народом выставив себя трусом, боящимся поранить в бою лицо… Это было настолько глупо, что даже, по своему, смело.
- Глупо не закрывать лицо от ударов, - пожал плечами Жан.
- Ха, да ты и в суждениях смел! А много ли сражений ты повидал на своём веку, парень?
- Я читал о многих сражениях, и много размышлял над этим вопросом… А ещё, мне этот шлем показался удобным.
- И меч тоже? Мне показалось, что он у тебя слишком тонкий. Не переломится такой от удара? И ещё - у него какая-то странная штука на рукояти.
- Это защита кисти.
- Похоже, ты готов нарушать традиции, не заботясь о том, как на это посмотрят другие.
- Традиции я уважаю. Но нельзя же всё время слепо им следовать? Своя рука и своё лицо для меня важнее, чем чьё-то мнение.
- Выходит, ты готов заботится о своей защите, даже во вред своей чести… Отчего же ты не прикрыл железом ноги? Разве сапоги и эти тряпичные штуки у тебя на бёдрах это лучшая защита?
- Лучшая из того, что я смог себе позволить, - вздохнул Жан. - Почти всё своё серебро я потратил на хороший меч, наручи и крепкую, но не тяжелую кольчугу. На кольчужные штаны серебра уже не хватило. Да и не нашел я удобных штанов, которые бы не сковывали движений во время пешего боя.
- А ещё я слышал что ты дал обет сражаться на турнире только пешим. Неужели и это правда?
Жан кивнул.
- Но это безрассудно! Первый же, кто выйдет против тебя верхом, легко тебя одолеет, - покачал головой Бруно. - Конечно, два поединка ты уже выиграл, так что нельзя назвать твоё поведение совсем уж безумным. В твоих поступках явно есть какой-то расчёт… Может, ты просто слаб в конном бою?
Жан только пожал плечами. Ему всё меньше нравился этот разговор.
- Не сердись, парень, - Бруно покровительственно похлопал его по плечу, благо они ехали почти бок о бок. Лаэр и многочисленные слуги герцога ехали чуть позади. - Пока ты - загадка этого турнира, которую очень многим не терпится разгадать… Появился из ниоткуда, и уже победил двух неплохих рыцарей. Лицом похож на мунганца, а Нисхождение поехал встречать в нашем праведном соборе, а не в мунганской божнице. И король тебе благоволит, хотя и говорит, что ты всего лишь ловкий виноторговец.
- Королю понравилось моё вино, - скромно улыбнулся Жан.
- Куббат меня задери, да оно всем тут понравилось! - хохотнул Бруно. - Какой отравы ты в него добавляешь, что оно так крепко бьёт в голову?
- Никакой отравы, Трисом клянусь! - Жан торопливо сотворил небесное знамение. - В нём просто больше, чем в обычном вине, винного духа, который пьянит человека. Наш, тагорский, епископ лично пробовал моё вино, изучал из чего оно сделано, советовался с другими учёными мужами и пришел к заключению, что в нём нет ничего иного, кроме вина!
- Но бьёт оно в голову знатно!.. Сколько же серебра Суно взял с тебя за титул барона?
Жан поджал губы. - Будет ли рад король, если Жан начнёт всем рассказывать, что купил баронский титул за двести бочек своего «Тагорского крепкого», да притом ещё и отгрузил королю на данный момент только сто двадцать бочек из двухсот? По сути, Жан получил этот титул, подарив королю пять бочек своего вина, и дав письменное обязательство в течении года поставить ещё двести. Поставка ста двадцати бочек уже стоила ему немалых усилий. Он почти полгода значительную долю своего «фирменного вина» даром поставляет в Эймс, что сжирает почти все его прибыли от торговли в тагорских кабаках. Пора расширять торговую сеть, масштабировать успех, пока секрет его вина не утёк к конкурентам, а он, вместо этого ввязался в авантюру с турниром. А завтра его, возможно, вообще убьют… Хотя, теперь всё это не важно. Сейчас у него одна мечта, одна цель. - «Поймать звезду с неба» - жениться на Лин.
- Ты не хочешь мне об этом рассказать? - огорчённо поднял брови Бруно, по своему расценив молчание Жана.
- О чём?
- О том, сколько нынче стоит титул барона.
- Э… Не знаю, порадуется ли король, узнав, что я кому-то рассказываю о подробностях этой сделки.
- Кому-то? - недовольно надул губы Бруно. - Даже мне?
«Даже? Да кто ты, блин, вообще, такой? - вскипело у Жана в груди. - О, нет… Как учил меня отец Амбросий, своего внутреннего Зверя надо держать в узде. Учтивость. Предельная учтивость и внимательность, вот залог успеха при общении с любыми высокопоставленными мудаками!»
- Лучше сам спроси об этом у Суно. Я не знаю, дозволено ли мне рассказывать о подобном, и не решусь делать того, что может огорчить моего короля.
- Вот как?.. - В рыжей бороде герцога мелькнула улыбка. - Да… будет жаль, если завтра тебя убьют на турнире. Кто тогда удовлетворит моё любопытство? Скажи, верно ли, что ты намерен выиграть турнир, используя эти свои необычные штуки в снаряжении и технике боя?