Он должен был сдаться, и он сдался.
***
«Или я сдалась?» – думала Наталия, спешно одеваясь, потому что возбуждение сменилось на пресыщенность (все происходило в течении длительного времени на узкой медицинской кушетке, покрытой белой накрахмаленной простыней), и теперь она чувствовала лишь легкую досаду на себя за свою невоздержанность.
Зато Ошеров, без очков, расслабленный и счастливый все еще сидел на кушетке, голый, пушистый от рыжего мягкого меха на груди и ногах и по-идиотски улыбался.
– Вы такая красивая, Наташа… Выходите почаще гулять в снегопад… Хотя у меня здесь в любую погоду хорошо…
– Но только много пациентов, я угадала?
– Если вы сейчас же не одерните платье, то я буду готов повторить все сначала, – он опустил голову, рассматривая свой половой орган. Затем выпрямился и покачал головой:
– Все мы, в сущности, твари.
– Да нет, же, просто вы, медики, все как один – циники.
Я вот лично не тварь, могу чем угодно поклясться… А про вас я же ничего не знаю…
– Ну как же… Кое-что вы все-таки уже успели узнать, познакомиться… Вот с ним, например…
Ошеров был чудесным доктором. Он прекрасно разбирался во всех частях женского тела и поэтому, совершив повторный сексуальный маршрут, сделал так, что Наталия вообще после этого уснула на кушетке.
Она спала минут пять, не больше, но блаженство не покидало ее.
Когда же она все-таки оделась – быстро, чтобы вновь не спровоцировать горячего и страстного доктора, вынужденного изо дня в день скрывать свои желания (если они у него, конечно, возникали при виде больных женщин), – он налил ей немного разведенного спирту, после чего они выпили за знакомство.
– Главное, вовремя познакомиться… – расхохоталась
Наталия, облизывая пересохшие губы и нервным движением промокая их клочком чистого бинта, оставшегося после их интимных процедур. – Нет, все-таки, что ни говорите, а от обстановки многое зависит…
Ошеров встал, надел поверх одежды халат и нежно привлек к себе Наталию:
– Наташа, вы обещаете, что еще раз придете ко мне?
– Обещаю. Только взамен на то, что вы снова угостите меня разведенным спиртом…
– Никаких проблем.
Она сделала вид, что собирается надевать шубу, но вдруг передумала:
– Я не уйду, пока вы не покажете мне мертвую девушку. Вы, наверно, не поверили мне, что я писательница, но это действительно так… Должна же я увидеть своими глзами то, что теперь принадлежит только вам… Ну что вам, жалко?
– Да нет, конечно… Пойдем…
– Мы уже перешли на «ты»?
– У меня такое чувство, будто я знаю тебя всю жизнь… Пойдем, я покажу тебе все, что угодно…
Они вышли в коридор (в больнице по-прежнему не было ни одного человека), спустились по узкой крутой лестнице в подвал, прошли какими-то жуткими холодными коридорами («Какое счастье, что я успела набросить шубу!»), пока не оказались в самом конце, в большой, ярко освещенной комнате-холодильнике, где на столе, все также прикрытая простыней, лежала мертвая Люба Прудникова.
Ошеров по-хозяйски, словно показывая товар лицом, сорвал простыню с мертвой, и Наталия увидела потрясающей красоту женщину, нагота которой вызывала лишь эстетические чувства, даже несмотря на то, что это был все-таки труп.
– Какая она красивая, – прошептала она, обходя тело со
всех сторон. – Ты сам ее раздевал?
– Пришлось. Сначала вынул нож… Жду, вот, теперь следователей из города… Но снега-то, сама видела, сколько намело… Неизвестно теперь, когда они приедут…
– А ты не знаешь, кто мог ее убить? Ведь ты же местный… Тебе, кстати, сколько лет?
– Тридцать семь.
– Ты здесь уже сколько лет?
– Больше десяти. Я, конечно, могу предположить, но это ничего не изменит… Андрей Аржанухин… Он любил ее, а она гулящая была… Красивая, мужики за ней табуном ходили… Но она никого, кроме Ванеева, не любила… А он женился на Ларисе.
– Это я уже знаю. А ты не знаешь, кто будет делать вскрытие?
– Из райцентра алкоголик приедет.
– Почему алкоголик?
– Да есть там один судмедэксперт, Курочкин Петр Николаевич… Вот он, скорее всего, и будет вскрывать… Но если он запил, то уж тогда и не знаю…
Наталия смотрела на рану на груди Любы Прудниковой до тех пор, пока у нее у самой не заболела грудь. Обратила она внимание и на посиневшие пятки покойной с небольшими, но характерными ссадинами, какие бывают, когда человек долгое время ходит босиком…
– Вроде бы тихо здесь у вас, а людей убивают… – она медленно вышла из подвала и начала подниматься по крутым ступенькам наверх. Посередине лестницы она заметила небольшую дверь.
– А это что такое? – спросила она безразличным голосом, ощущая какое-то чувственное похмелье, апатию после всплеска желаний и их полнейшего удовлетворения. Она не любила это состояние пресыщенности, которое подчас начинало граничить с отвращением к себе. Казалось бы, все цели достигнуты – что дальше?..
Ошеров, который поднимался за ней следом, зловеще произнес:
– А там, сударыня, живут мертвецы… – и загоготал, совсем как мальчишка, схватив ее руками за талию и сжав в смешливом порыве.
Расстались они почти нежно: он поцеловал ее в висок и помог надеть шапку, смешно нахлобучив ее набок.
– Мне пора… Порезвились и хватит… – она слабо улыбнулась, чувствуя, что вновь позволила себе перейти грань дозволенного и, открыв дверь, шагнула в синюю метельную ночь…
Глава 7Ужин с вдовцом
Она с большим трудом добралась до перекрестка, завернула направо, но увидев горящие окна Ванеевского большого дома, решила заодно заглянуть и туда. Соблазнять вдовца не входило в ее задачу, поскольку она была уже опустошена и безразлична к половым вопросам, в принципе. Но поговорить с Сергеем Николаевичем о жене – сам Бог велел.
Она, проваливаясь по колено в снег, который шел, не прекращаясь, остановилась возле калитки и нажала на большую черную кнопку звонка. Она не слышала, как он прозвенел, но в доме тотчас произошло какое-то движение, за окном мелькнула тень, после чего дверь распахнулась, высветив на крыльце оранжевый угол, и появился мужчина во всем черном.
– Вы ко мне? – спросил он громко, чтобы его расслышали
сквозь завыванье ветра.
– Вы Сергей Николаевич Ванеев? – крикнула она.
– Подождите минуточку, я сейчас открою…
***
В доме совершенно не чувствовалось запаха похорон. Уютные теплые комнаты, открытые зеркала (хотя по христианскому обычаю они должны были быть прикрыты черным газом), аромат жареной колбасы или яичницы и розовощекий энергичный хозяин, высокий и хорошо сложенный крепкий мужчина. Не такой представляла она себе обстановку в доме, где только вчера похоронили хозяйку.
Все было прибрано, нигде ни следа от вчерашнего пиршества смерти.
Но глаза у Ванеева была, конечно, грустные.
– Проходите… Я вспомнил, вы были вчера… Вас, наверно, удивляет, что у меня все так, словно не было никаких похорон? Ну, во-первых, я верю только в своего Бога, а потому стараюсь общаться с ним без посредников… ВО-вторых, занавешанные зеркала нагоняют тоску, а Лариса знаете, как любила смотреться в них… Она была красивая и молодая, кому, если не ей было смотреться в них?..
– Я помощник следователя, – осторожно сказала она. – Меня зовут Наталия Валерьевна Орехова. Скоро должны приехать наши ребята…
– Да я уж понял, что вы не просто так прибыли… Но я разрешения на вскрытие не дам. Это по-варварски… Лучше я вам сам все расскажу… И даже то, что не рассказал нашему участковому. Он, знаете, у нас пьет… Какой-то нескладный и неорганизованный человек. Пока по селу идет, наберется, как чайник… С ним вообще о чем-либо говорит бестолку… Он хорош только, когда надо разнять драку. Вот тогда он просто незаменим. Или спасти женщину от пьяного мужа, когда он грозится отрубить ей голову…
– Что, у вас и такие случаи бывали?
– Да почти каждый день… Это же не село, а распивочная… Все гонят самогон, кто из чего… Вы поужинаете со мной?
– Поужинаю. – Любовь к жизни проявлялась даже в таких мелочах. «Надо было отказаться…»
Сергей Николаевич накрыл стол на кухне; закуска, выпивка, жареное мясо, которое наталия по запаху приняла за жареную колбасу… Но ничего из поминального, это она уже поняла.
Все свежеприготовленное. Видать, поминки справляли где-нибудь в столовой, а потом остатки еды раздали людям.
– Давайте выпьем за жизнь во всех ее проявлениях… За Ларочку мы пили вчера… Нелегко будет ее забыть, но жизнь-то продолжается… Давайте, Наташа, не стесняйтесь… Выпейте, а потом поговорим. Как говорится: выпьем и по-трезвой все обсудим.
Он производил впечатление умного и сообразительного человека, обладающего, к тому же, завидной способностью собираться в трудную минуту. Видно было, что он просто крепко взял себя в руки. Его спокойный тон был результатом волевых усилий над собой, над своим горем.
– Раскажите, Сергей Николаевич, где и при каких обстоятельствах нашли Ларису?
– Ее нашла Надежда Куликова из заготконторы… Возвращалась вечером от Воробьевых (у них день рождения справляли), шла мимо фермы и увидела, что дверь на скотный двор открыта… Она подумала, что это сторож напился и забыл закрыть… Подошла и увидела льющийся из молочного склада свет… Молочный склад – это отдельное помещение, очень чистое, в котором хранится молоко во флягах до тех пор, пока за ним не приедет молоковоз. Но он ведь тоже должен был быть заперт… Когда Надя подошла, то увидела на складе спящего мертвецким сном сторожа, Корнеева. Свет из склада падал на землю… Кругом была солома, желтая… и вдруг кровь… Она пошла по кровяному следу, завернула за угол и увидела лежащую на соломе Ларису.
Он замолчал, сглотнул и несколько раз аккуратно кашлянул в кулак.
– Самое удивительное, что она была без шубы… На ней была какая-то странная красная юбка, которую я у нее ни разу не видел… И какая-то белая блузка, тоже мне незнакомая… Лара была в светлых прозрачных чулка