Поэтому единственное, что я могу сделать, – это найти более или менее подходящее место и лечь спать, чтобы с утра со свежей головой начать обустраиваться в новом мире.
Придя к такому решению, я со стоном поднялась на ноги, неожиданно почувствовав, что у меня болит абсолютно всё, и поковыляла в сторону большого крыльца. Интересно, а как я планирую войти? Ключа-то у меня нет, и где его искать, я даже приблизительно не представляю. Ну ладно, если что – попробую взломать дверь или открыть окно, благо они расположены не слишком высоко над землёй.
Как ни странно, ломать ничего не пришлось. Когда я осторожно поднялась по ступенькам широкого крыльца, изо всех сил стараясь не обращать внимания на ощущение чужого взгляда, внимательного, но не враждебного, и потянула на себя входную дверь, она с негромким щелчком открылась.
Прежде чем войти в дом, который, как ни крути, а находился в другом мире, я оглянулась на лес. На улице постепенно начинали сгущаться сумерки, и за забором то и дело мелькали тени, некоторые из которых были достаточно внушительного размера. Но ни одно существо даже не попыталось пересечь обозначенную достаточно немудрящей оградой границу. Может быть, в этом мире есть магия? Какая-то точно есть, ведь без неё я не смогла бы понимать, что говорит Ууаооых. Мы, конечно, произошли от обезьян, но, насколько я могла вспомнить, беседовать с ними не умели. А если есть магия, то, может быть, дом как-то защищён от обитателей леса, особенно от тех, которые настроены не очень дружелюбно? Это было бы логично, раз дом построен в самой чаще. Впрочем, это тоже не вопрос сегодняшнего дня. Если всё сложится удачно, то у меня будет время найти ответы.
Убедившись, что никто не пытается проникнуть на территорию дома, я глубоко вздохнула и шагнула внутрь. Не знаю, почему, но именно сейчас я окончательно поняла, осознала и прочувствовала, что нахожусь в другом мире, и это почти наверняка навсегда. И только от моего поведения и благоразумия будет зависеть, как сложится моя жизнь здесь. Это не мечта, не сон и не игра, это всё произошло на самом деле, и теперь мне с этим как-то надо существовать. Переступая порог чужого дома в чужом мире я словно перешагнула некую невидимую границу, разделяющую мою жизнь на «до» и «после».
Внутри было почти темно, но никакого выключателя я не обнаружила, хотя и достаточно внимательно осмотрела стены по обе стороны от входной двери. Придётся как-то обходиться тем светом, что пока ещё проникает с улицы. Надеюсь, его хватит для того, чтобы найти место для сна. Я ни в коем случае не претендую на спальню и кровать с балдахином, меня вполне устроит диван, подушка и одеялко. В самом крайнем случае сгодится и только диван, потому что усталость накатывалась волнами и делала это всё чаще и настойчивее.
Оглядевшись, я поняла, что стою в холле, справа и слева вверх полукругами уходили широкие лестницы, а напротив входа были двустворчатые двери. Закрытые. Скорее всего, они вели в гостиную или что-то в этом роде, а лестницы – на второй этаж, где, если я правильно помнила по фильмам и книгам, обычно располагались спальни. Очень может быть, что это общемировая тенденция, поэтому стоит проверить второй этаж, иначе я усну прямо так, стоя, как боевой конь.
Прислушавшись и убедившись, что поблизости никто не рычит, не сопит и не шипит, я поднялась по едва слышно скрипнувшим ступенькам и оказалась в нешироком коридорчике, в который выходило несколько дверей. Толкнув первую из них, я осторожно заглянула внутрь, стараясь хоть что-то разглядеть в стремительно наступающей темноте.
К моему неописуемому восторгу комната оказалась спальней: большая кровать, на которой я смогла рассмотреть несколько подушек и, кажется, покрывало, не допускала иных вариантов.
С трудом преодолевая желание рухнуть на постель прямо так, в кроссовках и куртке, я мужественно стянула с ног обувь, стараясь не обращать внимания на то, как сильно пропотели кроссовки и носки. Сбросила куртку, оставшись в футболке и джинсах, которые всё же снимать не рискнула. Завтра попробую разобраться и, если повезёт, даже устроить небольшую стирку. Если днём будет такая же жара, всё высохнет просто моментально.
Успокоенная такими мыслями, я забралась на кровать, прикрылась половиной покрывала, которое слегка пахло чем-то затхлым, но не гнилым, подсунула под голову подушку и провалилась в сон.
Глава 8
Мэтью
-… удивительной гармонии. Вы только взгляните на эти плавные линии, символизирующие собой бесконечность жизненного пути! Художник словно напоминает своей работой о том, что судьба – это замысловатое переплетение линий и материй. Не правда ли, это великолепно?
Я слушал представителя известной столичной художественной галереи, в которой, как оказалось, и были созданы приобретённые Паулем Карингтоном шедевры. Было этих «жемчужин современного искусства» аж четыре штуки, и каждая из них, по словам субтильного юноши в костюме столь яркого лимонного цвета, что у меня при взгляде на него начинало ломить виски, демонстрировала ту или иную грань человеческого сознания. Юноша старательно закатывал глаза и делал акцент на том, что эти самые грани погребены под спудом условностей и устаревшей морали. При этом он странно посматривал на всех присутствующих, особенно на дам, словно собирался призвать зрителей вот прямо здесь и сейчас безоглядно забыть мораль и решительно сбросить груз никому не нужных условностей. Публика, конечно, от него не шарахалась, но поглядывала слегка настороженно: мало ли что ему в голову взбредёт! Творческие личности и примкнувшие к ним – это совершенно непредсказуемый народ. Поэтому человеку нормальному, твёрдо стоящему на ногах, лучше держаться от них на некотором расстоянии. Просто на всякий случай…
– Удивительно! – с энтузиазмом поддержала его девушка в шляпке, украшенной довольно изящной композицией из живых цветов (в этом сезоне подобное было очень модно) и подошла к одной из скульптур. – Это ведь черепаха? Она наверняка как раз и символизирует закрытость современного человека от жизни, не так ли, господин Лимминг?
Судя по всему, именно так звали представителя галереи, так как всё внимание присутствующих обратилось на него. Он задумчиво посмотрел на скульптуру, которая, на мой взгляд, больше всего напоминала старую шляпу, на которую кто-то неудачно сел, и довольно улыбнулся симпатичной любительнице современного искусства.
– Как приятно встретить столь тонко чувствующую натуру, – проворковал он, ненавязчиво беря девушку за ручку и запечатлевая на кружевной перчатке жаркий поцелуй. – Все мы рабы условностей, не так ли?
Оставив гостей и дальше любоваться приобретением семьи Карингтон, я отыскал взглядом матушку и с облегчением увидел, что она не с графиней Анжеликой. Значит, можно спокойно подойти, не опасаясь провокационных разговоров о ненужных условностях. На всякий случай я отыскал графиню и убедился, что она вместе с мужем беседует с чрезвычайно представительным господином в очень дорогом костюме.
Словно почувствовав мой взгляд, графиня обернулась и послала мне обжигающе страстный взгляд, настолько откровенный, что даже мне, человеку, не отличающемуся скромностью, стало неловко.
– Мэтью, – негромко проговорила матушка, когда я остановился рядом, – ты что, флиртуешь с Анжеликой? Святая Бенедикта, да она же тебе в матери годится!
– Если честно, – шепнул я, склонившись к ней, – это твоя приятельница пытается меня совратить, а я изо всех сил сопротивляюсь. Вспомни, я ведь не хотел сюда идти, а ты меня вынудила. Так что если графиня Анжелика заманит меня в дебри сада и там самым бессовестным образом надо мной надругается, виновата будешь ты. Вот так вот!
– Ну что ты такое говоришь, Мэтью! – матушка всплеснула руками. – Почему я-то?!
– Ага, то есть в том, что старшая графиня Карингтон способна на безрассудство, ты не сомневаешься? – я осуждающе покосился на неё.
– Анжелика всегда была сумасбродкой, – в голосе баронессы Даттон смешались осуждение и лёгкая зависть, но, надо отдать матушке должное, осуждения было всё же больше.
– К тому же, – продолжил я, – зачем мне потенциальные проблемы с графом Карингтоном? И вообще, скажи мне, с какой стати ты заставила меня прийти на это сборище любителей современной скульптуры? Только не надо повторять историю про переговоры – второй раз я на этот бред не куплюсь.
– Меня об этом попросила Анжелика, – помолчав и пару раз виновато вздохнув, призналась матушка, – она сказала, что хочет получше узнать того, кто смог заинтересовать её дочь…
– Дочь? – искренне изумился я. – Так я вроде как только вчера с ней познакомился, и ни о чём серьёзном пока даже речи нет, и не факт, что это вообще когда-либо произойдёт. К тому же у меня сложилось впечатление, что потенциальный кавалер – это последнее, что может заинтересовать юную Карингтон. Вот если бы я писал романтические повести или рассказы, вот тогда другое дело! Но где я, а где любовная проза?
– Однако на заседание ты ведь пойдёшь?
– Не уходи от темы, – остановил я её, добавив в голос строгости, – что пообещала тебе Анжелика? Ни за что не поверю, что ты вписалась в эту авантюру просто так. Не разочаровывай меня, матушка!
– Вообще-то, это традиционно моя фраза, – баронесса Даттон наконец-то перестала прикидываться наивной ромашкой и, бросив на меня сердитый взгляд, призналась, – она пообещала уступить мне место в очереди в мастерской Оливии Дарлинг.
– Кто это? – смиренно поинтересовался я.
– Мэтью! – возмутилась матушка. – Как не стыдно! Оливия Дарлинг – самая модная шляпница этого сезона. Любая, даже самая обычная шляпка из её мастерской – это очень серьёзный показатель уровня жизни, статуса.
– Это аргумент, – не стал спорить я, – и что, большая очередь?
– Огромная, – пожаловалась матушка, – даже я не смогла пробиться в первый десяток, представляешь?
– Ужасно, – согласился я, мысленно в очередной раз радуясь, что мы с баронессой живём порознь. Иначе я вынужден был бы знать всех шляп