Моностатос исчезает. Царица Ночи будит Памину.
Исчез, как черный дым костра
На фоне ночи.
Проснись, любимая, пора
начать и кончить.
Памина вздрагивает во сне.
ПАМИНА. Уйди, уйди! Холодная рука!
ЦАРИЦА НОЧИ. Не бойся, деточка, тебя коснулась мама. Тревожный сон?
ПАМИНА (просыпается). Мне бог приснился Кама.
ЦАРИЦА НОЧИ. Что делал бог?
ПАМИНА. Он целился в меня.
ЦАРИЦА НОЧИ. И что потом?
ПАМИНА. Но это длилось годы. Мой взгляд остановился на стреле. Откуда нож?
ЦАРИЦА НОЧИ. Возьми его себе.
ПАМИНА. Какой стилет холодный, но… зачем он мне? Для самообороны?
ЦАРИЦА НОЧИ. Скорее для атаки на врага. Они перед рассветом соберутся — жрецы, ораторы и с ними этот гусь. Его заколешь ты.
ПАМИНА. Я, матушка, боюсь. Не выйдет из меня убийца хладнокровный.
ЦАРИЦА НОЧИ. Ты хочешь быть счастливой и свободной? Тогда избавь себя и целый мир от колдуна, который, как вампир, сосет священный сок из незакрытой раны.
ПАМИНА. Меня тошнит.
ЦАРИЦА НОЧИ. Естественно! Для мамы ты сделаешь всего один удар. Укольчик маленький в его худую шею. Но главное, сорви с нее скорее тот знак, что контролирует соляр.
ПАМИНА. Сорвать с нее?
ЦАРИЦА НОЧИ. Про шею говорю.
ПАМИНА. Но, матушка…
ЦАРИЦА НОЧИ. Я так тебя люблю, что чья-то жизнь, вдруг ставшая помехой…
ПАМИНА. Убийственно во всем быть неумехой.
ЦАРИЦА НОЧИ. Убийственным ты будешь молодцом.
ПАМИНА. Зорастро мог бы стать моим отцом.
ЦАРИЦА НОЧИ. Ловцом, лжецом, скопцом! Пусть будет кем угодно. Убей его, и станешь ты свободна.
Уходит.
Памина, Моностатос.
МОНОСТАТОС. Не в силах совладать я с собственным либидо. Хочу тебя все так же, все сильней!
ПАМИНА. В душе его живет какая-то обида. Попробую добраться до корней. Скажи, пожалуйста, тебя любила мама?
МОНОСТАТОС. Что за вопрос — бестактный и пустой?
ПАМИНА. Ты можешь говорить со мною прямо. Как если б я была твоей сестрой.
МОНОСТАТОС. Моей сестрой?
ПАМИНА. Ну да…
МОНОСТАТОС. Сестер я ненавижу! Они исподтишка крадут любовь…
ПАМИНА. Тогда племянницей. Садись ко мне поближе.
МОНОСТАТОС. Боюсь, что у меня взыграет…
ПАМИНА. Кровь?
МОНОСТАТОС. Не только кровь! Во мне кишат гормоны, в ушах стучит, и мечется душа.
ПАМИНА. Но я — племянница…
МОНОСТАТОС. Пленительной Помоны! Хочу кусать, слюною орошать!
ПАМИНА. Признайся мне, ты в детстве мучил кошек?
МОНОСТАТОС. Я… я…
ПАМИНА. Дрожа от радости, ты слабых обижал? Ты, как растение, был одинок и брошен?
МОНОСТАТОС. Я знаю, для чего тебе кинжал!
ПАМИНА. Тебя шкодливой гнидой обзывали? Ты всем завидовал, не чувствуя родства? И злобой исходил, и мед своей печали ты собирал с цветущего куста?
МОНОСТАТОС. Проклятье, замолчи!
ПАМИНА. Хотел ты быть поэтом, а стал охранником.
МОНОСТАТОС. Заткну ее стилетом…
ПАМИНА. Ну, а теперь ты метишь в палачи.
Моностатос готов убить Помину, но в последний момент появляется Зорастро.
ЗОРАСТРО. Красноречива эта мизансцена. Хирург и Пациент, Весна и Авиценна. Прошу отдать мне этот инструмент.
МОНОСТАТОС. Сейчас, мой господин, еще один момент…
Моностатос убегает.
Зорастро, Памина.
ПАМИНА. Какая магия вам помогает видеть?
ЗОРАСТРО. У страха есть глаза, у смеха есть глаза.
ПАМИНА. По-моему, любовь слепа и зла.
ЗОРАСТРО. Чтобы любить, он должен ненавидеть.
ПАМИНА. Меня пугает…
ЗОРАСТРО. Что?
ПАМИНА. А вдруг в моем Тамино живет такая же звериная стамина? Вдруг он упрям, как тысяча ослов?
ЗОРАСТРО. Или хвастлив, как птицелов.
ПАМИНА. Вот именно.
ЗОРАСТРО. Не паникуй, Памина, для женщины мужчина просто глина. Лепи что хочешь, не жалея рук. Каким его себе вообразила, таким и будет твой супруг.
ПАМИНА. Я думала, что все наоборот.
ЗОРАСТРО. И это, уверяю, не ошибка. Мужская воля женщину ведет.
ПАМИНА. Как если б музыкант и скрипка слились в одно живое существо и воспарили над ландшафтом. Кто в этой паре персонаж, кто автор?
ЗОРАСТРО. Спроси: кто камень, кто раствор, и каменщик, и архитектор умный.
ПАМИНА. Ох, нервы — как натянутые струны.
ЗОРАСТРО. Лей слезы, лей! Крути штурвал Фортуны! В нем ДНК и музыки родство.
Зорастро уходит, постукивая палочкой слепца.
ПАМИНА. Что значит ДНК? (Пожимает плечами.) Секрет наверняка.
Царица Ночи, Моностатос.
МОНОСТАТОС. Да здравствует владычица теней!
ЦАРИЦА НОЧИ. Привет, привет, безумный Моностатос.
МОНОСТАТОС. Еврея обижать вам позволяет статус.
ЦАРИЦА НОЧИ. Не знала я, что ты теперь еврей. Была бы я тогда политкорректней.
МОНОСТАТОС. Бываешь ты тирамису нежней.
ЦАРИЦА НОЧИ. Бываю, да. А можно поскорей? И по возможности конкретней.
МОНОСТАТОС. Тирамису с миндальным пралине.
ЦАРИЦА НОЧИ. Ты объяснишь, зачем сюда явился?
МОНОСТАТОС. Хочу я дом построить на Луне.
ЦАРИЦА НОЧИ. Ты, видно, ел грибы? Ты травки накурился?
МОНОСТАТОС. Ты вознесешь меня на высоту, где, белогрудых гурий вожделея, я сразу получаю ту, которая сейчас милее. Нет сил у Моностатоса «шнырять» по темным пляжам и аллеям. Ты всем бандитам как родная мать, так будь и для меня…
ЦАРИЦА НОЧИ. Ну-ну, смелее! На полуслове взять и замолчать.
МОНОСТАТОС. Готов тебе служить и пресмыкаться.
ЦАРИЦА НОЧИ. Получишь ты…
МОНОСТАТОС. Работу палача? Я так и знал!
ЦАРИЦА НОЧИ. И полпроцента акций.
МОНОСТАТОС. Хотелось бы полцарства.
ЦАРИЦА НОЧИ. Не шути — Царица Ночь не любит юморески.
МОНОСТАТОС. Еврейский юмор — он немного резкий… Зато не скучно в космосе, учти.
Тамино играет на флейте, Папагено слушает.
ПАПАГЕНО.
Конечно, молчание — золото,
но если совсем замолчать,
того, что в мозгах перемолото,
уже никогда не узнать.
А если там что-то полезное,
нетленного хлеба мука?
А если там мысли нарезаны
опасным ножом языка?
А если погибнет вселенная
без нашей пустой болтовни?
Бывает же скука смертельная,
бывают последние дни,
когда перед каждым откроется
природа тряпичных кулис.
Мелькают колесики Хроноса,
в Калипсо кончает Улисс.
Молчание — это условие,
и я соглашаюсь молчать.
Простите мое многословие,
таким родила меня мать.
Папагено, Старуха (безобразная), Тамино.
СТАРУХА. А, вот он где, проказник Папагено! Ищу тебя в пампасах и в лесу. Давай, целуй меня!
ПАПАГЕНО. Проклятая ангина. Боюсь, что вирус я перенесу. Заразен я, не время целоваться.
СТАРУХА. Тогда обнимемся скорее, дорогой!
ПАПАГЕНО. Мы, видимо, знакомы с госпожой?
СТАРУХА. С ума сошел? Ну, хватит притворяться! Любовное томление внутри готово разорвать меня, как мина! Иди ко мне, ласкай меня, любимый…
ПАПАГЕНО. Прошу простить, но… я тебя покину…
СТАРУХА. Покинешь ты меня?! Коварный птицелов! После того, что было между нами?!
ПАПАГЕНО. А можно уточнить двумя-тремя словами?..
СТАРУХА. Я лично это делаю без слов.
ПАПАГЕНО. Понятно мне теперь.
СТАРУХА. Зову тебя, мой филин: скорей сюда, лети ко мне на грудь!
ПАПАГЕНО (в сторону). Да, я прошел опасный путь и вдруг на финише заклинил. Кто эта женщина: актриса или фрик? Ее лицо мне вроде бы знакомо. В кошмарах мне являлся этот лик? Весь в копоти, как старая икона.
СТАРУХА. О чем задумался, мой милый? Обо мне?
ПАПАГЕНО (в сторону). Как цапля над водой, где плавают лягушки. Что проще: убежать от пламенной старушки или сгореть в ее огне?
Уходят.
Тамино и Памина.
ПАМИНА.
О чем молчишь? О том, что будет?
О том, что скоро нас погубит
Зорастро суд слепой?
А если выживем случайно,
то сможем обвенчаться тайно.
И что потом? Покой?
За ужином супруг постылый,
тягучий разговор унылый,
тоска и детский плач.
И перманентный срач.
Пауза.
Мы не успели обменяться,
по-моему, десятком слов.
Зато болтливый птицелов
готов с природой состязаться.
Все говорит со мной теперь:
кузнечики, лесные совы.
Кому их лепет адресован?
В какую постучаться дверь?
Твое молчание тревожит.
Уже любовь прошла, быть может,
от голода сошла на нет?
Не получая острой пищи,
она теперь повсюду ищет
какой-нибудь иной предмет?
Пауза.
Молчит как пень, молчит как рыба!
Как деревянный истукан!
Простая ледяная глыба,
когда попала в океан,
под солнцем тает понемногу
и реагирует на свет.
А ты, мой принц? Конечно, нет.