Судьба была к нам добра, и избавила от болезненного урока.
Когда облава закончилась, я даже засомневался, не утратила ли Госпожа и её Взятые к нам интерес.
Часть вьючных животных мы не нашли.
Лейтенант созвал всю генеральную ассамблею. Стоя на вершине вала, он толкнул речь от всего сердца, не оставив сомнений даже в самой тупой башке, что больше не потерпит разгильдяйства и пофигизма. Всё в прошлом, никакой терпимости. А любой, кому это не нравится, может сдать оружие и херачить обратно в Трубу к Госпоже.
Никто не решил воспользоваться удачным моментом.
Конкретно я был уверен, что такие будут.
Никто потом не сможет сослаться на незнание. Голос Лейтенанта был громким, чётким, и его мнение поддерживало большинство, включая даже тех, кто присоединился к нам после отступления из Можжевельника.
Пока отлов скота ещё шёл, я, вернув свою кобылу, поскольку ей одной было лень тащить за собой мою санитарную повозку, перелез через вал, чтобы поразведать что-как. На беду собственного зада я всегда был слишком любопытен. Компанию мне составил, как обычно, Масло, и Ведьмак с Гоблином.
— Я настоятельно советую оставаться на дороге, — предупредил Гоблин. — Не срезайте. Тут повсюду какая-то чертовщина. — Он взмахнул рукой в сторону предполагаемого кладбища.
Я был склонён прислушаться.
Говоря про чертовщину Гоблин был прав.
Для меня самым тревожным было великолепное состояние этого места. Если это кладбище, оно было ухожено лучше, чем всё, что я видел, но Ильмо с его разведчиками не нашли ни следа присутствия смотрителя или уборщиков. Никаких следов, что кто-то побывал здесь за несколько десятилетий. У меня даже возникло ощущение, что внутри вала царило постоянное лето.
Всё вокруг кричало и вопило: "Твою мать, мы снова вляпались в серьёзную и древнюю магическую жопу!" Чаща была битком набита кучами жуткого дерьма из древних времён.
Гоблин продолжал болтать сам с собой, ведя, как он утверждает, умную беседу. Я пропустил мимо ушей большую часть того, что он сказал, но уловил достаточно, чтобы понять суть: он пытается убедить себя, что мы только что не пересекли границу страны фей, потому что это было бы слишком здорово, чтобы быть правдой. Тогда все его мечты разом бы осуществились.
Мы старательно шли окольным путём, что показывает, насколько сильна аура этого места. Поскольку я довольно ленивая задница, то в другое время, конечно же, пошёл напрямик, лишь бы не делать несколько сотен лишних шагов.
Ильмо со своими бандитами разбили лагерь прямо в портике комплекса:
— Там нет ничего интересного. Он совершенно пустой, но огромный. Если тебе нравится эхо, ты просто охренеешь от восторга.
Я пригляделся — сооружение было построено из идеально обработанного первоклассного известняка, с колоннами из белого мрамора и частично облицовано такими же плитами по внешней стороне. Все прекрасно сохранилось.
Кто-то серьёзно вложился.
— Я думаю, это мемориал павшим героям, созданный каким-то перцем с охрененной магической силой, чтобы гарантировать, что здесь все застынет как есть в момент завершения и навеки останется идеальным.
Это была удивительно длинная речь со стороны Ильмо. Он, как известно, не мыслит на отвлечённые темы, но здесь его слова были как нельзя кстати.
Мне нечего было добавить. Я был рассеян, так как чувствовал, что это место что-то делает со мной или пытается сделать. Но не мог понять, что именно.
— Если не сосредотачиваться, то вдруг начинаешь вспоминать то, чего с тобой никогда не было, — продолжил Ильмо. — Особенно, когда спишь. Прошлая ночь была отрыв башки. Сны очень реалистичные. Обычно я их не запоминаю, даже те, где ты резвишься с Госпожой… которая, должен сказать — Вау! Бум–чика–бум, гав–гав!
Я прервал поток его словесного поноса, подставив подножку:
— Ты совершенно прав! Она — такая, и даже сверх того! Ты даже не можешь себе представить, насколько!
Меня остановило не столько то, что мне стало немного стыдно, сколько беспокойство, вдруг она может услышать.
Она и не на такое способна.
Стоит ли беспокоиться о её чувствах, если её приспешники вот уже полгода пытаются меня убить? Или стараться, чтобы её уважали?
Может, я и любил женщину из своих фантазий, но не настолько, чтобы защищать её перед теми, за кем она так долго охотится и кого она просто не в силах отпустить на четыре стороны.
С момента моего освобождения из Башни в Чарах, не прошло ни дня, чтобы я не испытывал недоумения от своих отношений с главным жупелом современности.
С одной стороны, я был уверен, что эта женщина — средоточие всего зла, с другой — она была той ненаглядной и единственной женщиной, которая, если я проживу тысячу лет, останется самой дорогой.
И написав это, я сильно надеюсь, пока я жив, никто не прочтёт эти записи.
Помотав головой, словно это могло рассеять царящий в ней туман, я ответил:
— Наверное, раз тут ничего толком нет, стоит отсюда убираться поскорее. Расскажешь лейтенанту о дороге.
— Кстати, да. Выглядит немного странно. Она уходит в сторону, пересекает кладбище, затем снова уходит в сторону, а потом снова прямо.
— Серьёзно?
— Да, я сам проверил. Наверное, ты прав. Следует улепётывать отсюда. Вряд ли переживу ещё одну ночь с чужими кошмарами.
Его обветренное лицо преобразилось, словно он мысленно вернулся в прошлую ночь:
— Думаю, люди в могилах погибли, сражаясь с Властелином, в самом начале.
— И вообще эти леса, кажется, битком набиты осколками тех времён.
Он хмыкнул в знак согласия.
Я заметил, что, несмотря на согласие с моим предложением, ни он, ни я, ни кто-либо ещё не оторвали зад и не начали двигаться.
Осмотревшись, я увидел, что почти у всех было одинаковое отсутствующее выражение лица.
А где Гоблин?
Никто не знал.
Мне удалось собраться с силами, чтобы встать и похромать в поисках маленькой жабы.
Маленький колдун оказался внутри главного здания.
Ильмо не соврал насчёт эха.
Гоблин отлично проводил время, распевая (всё это сарказм и лесть!) сочинённые по ходу дела куплеты о том, как у Одноглазого лицо похоже на северный конец осла, направляющегося на юг. Куплеты он то и дело прерывал хихиканьем над собственным остроумием.
— Эй, брат! Здесь потрясно!
Потрясно? Возможно. Грандиозно — безусловно. Камень был отполирован до блеска, а в крыше сделано несколько огромных застеклённых световых колодцев.
Кто-то в прежние времена весьма вложился — всё это стоило огромных усилий и трат. Но с какой целью? Концепция мемориала понятна, но такое — слегка избыточно.
— Мы собрались обратно. Здесь слегка жутковато.
Он хмыкнул:
— Слегка? Жуть на жути! Вы идите, я догоню. Будет обидно не спеть ещё пару куплетов.
— Я передам Одноглазому, где тебя искать. Он явится, и вы, ребята, сможете спеть хором или на два голоса.
Он слегка скривился, но затем снова расплылся в широкой ухмылке.
— Валяй. И Молчуна зови тоже. Может сообразим что-нибудь на троих.
У него явно какой-то бзик или временное помрачение.
Хотя, идея безмолвного пения Молчуна меня позабавила.
Мужик не разговаривает даже во сне.
Пока меня развлекал кроха-солист с жабьим лицом Ильмо с остальными не сдвинулись с места.
— А ну, оторвали жопы! — рявкнул я. Мой визит внутрь, кажется, излечил мою апатию.
Ильмо пал жертвой собственной сержантской мудрости: если орать достаточно громко и долго, используя крепкие слова, то можно заставить кого угодно сделать что угодно.
Подняв их на ноги, я вытолкал их, но не в сторону Отряда, а туда, где наперебой с собственным эхом упражнялся Гоблин. Если это место освежило голову мне, может и на остальных подействует.
Сработало.
И вот мы кучей смущённо слушали, как Гоблин завывает словно мартовский кот во время течки… пока кто-то не предложил ему заткнуться, пригрозив скормить ему кишащую вшами чёрную шляпу Одноглазого.
— Это смертельно для жизни, — заключил Ильмо.
Шляпа Одноглазого была древней как смерть и невероятно грязной.
Под стать Одноглазому — он столь же древний и невероятно грязный.
Гоблину ничего не оставалось как присоединится к нам.
У Лейтенанта возник резонный вопрос. А не поразит ли нас эта сонная хрень прямо посреди дороги?
Все пожали плечами. Ответа никто не знал. Даже Гоблин не имел ни малейшего представления, а он, как и Одноглазый, охотно врёт, что он — главный авторитет в мире по любому вопросу, и считает, что мы должны с этим смириться.
— От одной мысли высовываться на открытое пространство бросает в дрожь, — заявил наш замкомандира Леденец.
А ведь когда-нибудь мы дойдём до конца этого леса. Там везде будет открытое пространство.
— С тех пор, как ты, Каркун, приклеился к той бабе — Лете, у нас не было серьёзных стычек, — заметил Ильмо.
— А Каркун был не единственным, — отметил Каркун: — кто так залипал.
Кто-то вздохнул:
— Да. Жаль, что нельзя было просто остаться там.
— Мы и так проторчали там слишком долго, поэтому Шёпот нас нашла, — поделился с нами своей мудростью Лейтенант.
— Нужно просто продолжать ковылять на восток, пока мы не выйдем за пределы империи, — это был Леденец.
— Мы уже полжизни туда идём, — ответил ему кто-то из наших.
Небольшое преувеличение, но не беспочвенное.
— Если ты перестанешь двигать мослами, то откинешь копыта.
Наше начальство любит разволноваться и доводить себя до язвы, пока животных готовят к походу.
— Я думаю, что Взятые ещё восстанавливаются после пинка под зад, — заявил Одноглазый.
Это была надежда, которую втайне лелеял и я сам, потому что был уверен, что мы просто хорохоримся, стоя на краю могилы. Каламбур не преднамеренный, несмотря на то, что находилось всего в сотне метров по ту сторону вала.