Театр одного поэта. Пьесы, поэмы — страница 8 из 10

Сели за старый стол кукла и Исаак.

Что же, кому-то — смерть, ну, а кому-то — фарт.

... Вот десятка двойку кроет, туз летит к пиковой даме,

Вот валеты, друг за другом так легко скользят с ладони.

... Горожане безмятежно спят сегодня в Амстердаме,

Кто-то шепчет заклинанья в подземелье, в Лиссабоне...


Старинный пистолет...

Главная его деталь — курок с зажатым кусочком кремня и колесико с насечкой. Стоило нажать на спусковой крючок, как из кремня высекалась искра и зажигала пороховой заряд. Автор этой конструкции — Леонардо да Винчи, и это единственное его изобретение, получившее всеобщее признание при жизни изобретателя и просуществовавшее по сей день: сейчас так устроены зажигалки.

Зажигалки...


БАЛЛАДА О ПОЛЬЗЕ ПИСТОЛЕТОВ

И вот — игра с самим собой,

Безумие в глазах,

Игра не с куклою — с судьбой,

Игрою правит страх,

Но есть четыре короля,

Солома, пистолет...

Игра до точки, до нуля,

И вовсе не в пикет...

Пиковый король — псалмопевец Давид,

Трефовый — суров Македонец на вид,

Бубновый — у Цезаря мощная длань,

Червовый король — Шарлемань.

Да, есть четыре короля,

И зазевалась смерть!

И черти чертят вензеля...

Гореть — иль не гореть?

Легли четыре короля...

А за окном рассвет,

Судьба, тебе благоволя,

Вернет твой пистолет.

Пиковую арфу настроит Давид,

Трефовым копьем Александр пригрозит,

Бубновый штандарт держит Цезаря длань,

Червовый огонь — Шарлемань.

Слетела искра... Взгляд померк...

Горит холщовый лоб...

И пред тобой не человек —

Сухой соломы сноп!

Ты победил, и все путём,

Решился — вышел прок:

Сгорели кукла, старый дом,

Но уцелел игрок...

... А через день в своем трактире снова

Легко раскинет карты Исаак,

О страшном приключении — ни слова:

Что дом сгорел — безделица, пустяк.

У Пименталя снова ни дуката,

Сгорели закладные, векселя,

Но шляпа щегольская не помята

И в рукаве — четыре короля:

Пиковую чашу поднимет Давид,

Трефовый лекиф Македонцу налит,

Бубновый ритон держит Цезаря длань,

Червовый бокал — Шарлемань.

И что ему богатства и хоромы,

Коль он в последний миг успел понять,

Что смерть порой — лишь кукла из соломы,

А кукле человека не подмять!

Уйдут в туман Парижи, Амстердамы,

Растает в небе призрак корабля.

... Венок ему сплетут четыре дамы,

Поднимут гроб четыре короля.

Молитву прочтет псалмопевец Давид,

Печально главу Македонец склонит,

И Цезарь поднимет приветственно длань,

Погасит огонь Шарлемань.

ЭПИЛОГ

В 1615 году Исаак бен-Жакар купил в городке Аудеркер, расположенном в 10 км к югу от Амстердама по реке Амшель, участок земли под кладбище. Оно стало первым еврейским кладбищем в Голландии и получило название «Бейт-Хаим» — «ДомЖизни». Это название кладбище носит и сегодня. А первым человеком, чей прах упокоился именно здесь, стал искатель приключений, картежник и авантюрист дон Мануэль де Пименталь — он же Исаак бен-Жакар Пименталь. Может быть, он хотел обезопасить себя от преследований инквизиторов и после смерти.


Уйдут в туман Парижи, Амстердамы,

Растает в небе призрак корабля...

У каждого из нас — тузы и дамы,

И в рукаве — четыре короля.

И правда: что богатства и хоромы?

Когда и нам бы стоило понять,

Что смерть порой — лишь кукла из соломы,

Что смерти человека не подмять!


...Я был на кладбище «Бейт Хаим», в Аудеркере, на берегу Амшеля. Мне не повезло. Я не нашел его могилу. И, может быть, поэтому, мне все время кажется, что он не умер, а просто ушел. И где-то там, далеко-далеко, он все так же чутко прислушивается к стуку собственного сердца — даже не догадываясь, что это стучит веретено Парки, ткущей нить его странной, причудливой жизни…


P.S. СТАРАЯ ПЕСЕНКА

Вращения минут,

Вершения судьбы,

Покачиваясь, ждут

Фонарные столбы

Ажурный трепет крон,

Допитое вино,

И, сердцу в унисон,

Стучит веретено.

Стекляшка и слеза —

Ну, что за ерунда?

Прозрачные глаза,

Соленая вода,

Шарманка и гобой,

Вчерашнее кино…

Прощаемся с тобой —

Стучит веретено.

Ну, что ж, прощай, дружок.

(Походка так легка).

Усмешка и зевок,

Холодная рука.

Разрушенный карниз,

Разбитое окно…

«Насмешка и каприз», —

Стучит веретено.

Давно погашен свет.

(Шарманка за окном).

Просроченный билет.

Состарившийся дом.

Так что же ты молчишь,

Ведь, право, все равно

Забыто все, и лишь

Стучит веретено. 


МЕСТЬ ПРЕКРАСНОЙ ДАМЫ

В испанском городе Севилье, в самом сердце старого еврейского квартала, ныне носящего имя Санта-Крус, есть небольшая, на два дома, улочка с пугающим названием Калья де ла Муэрта — Улица Смерти. Причиной этого названия некогда стало жутковатое украшение одного из двух домов. Здесь, прямо над входной дверью, помещено керамическое изображение черепа. Под черепом написано: «Сусанна». Рядом — мемориальная доска с надписью, которая гласит: «На этом месте была помещена голова хозяйки этого дома Сусанны, де Шошан, прозванной Прекрасной Дамой — в связи с ее посмертной волей, в память о том, что она обрекла на мучительную смерть своего горячо любимого отца Диего».


БАЛЛАДА О СВЕЧАХ

Кострами так напугана Севилья!

Великий инквизитор Торквемада

Над городом свои расправил крылья,

Ему костры — утеха и услада.

И многие в последний раз денницу

Увидели под смертный барабан.

И среди прочих брошен был в темницу

Несчастный дон Диего де Шошан.

И дочь его, красавица Сусанна,

В накидке черной, укрывавшей плечи,

Явилась в трибунал, и как ни странно,

Сам Торквемада вышел ей навстречу.

И преклонив колени пред монахом,

В наряде скорбном, траурном чепце,

С безумною надеждою и страхом,

Она спросила о своем отце.

«Его греховность вижу я бездонной.

Бывает на причастии — и что там?

Глумится над распятьем и Мадонной

И зажигает свечи по субботам!..»

Сусанна не поверила навету:

«От юности до нынешних седин

Он верен был церковному обету,

Он оклеветан, он — христианин!

Его позор и пытка ожидают,

А клеветник прикроется личиной!

А после казни — это каждый знает —

Доносчика одарят десятиной!

О господин мой, в этом нет сомненья,

В его вину поверит лишь слепец!

Не милости прошу, и не прощенья,

А справедливости, святой отец!»

«О, дочь моя, однако ты упряма! —

сказал монах, заслышав эти речи. —

Отец твой грезит возрожденьем Храма

И по субботам зажигает свечи!

Ответь сама: ужели не причина?

Утешься же и слез пустых не лей.

Ты, может быть, наивна иль невинна,

Но дон Диего — тайный иудей.

Его не пожалеют и святые,

Его двуличье душу разъедает.

Он тайно ждет еврейского Мессию,

И по субботам свечи зажигает...

А ты живи без скорби и боязни.

Никто тебе не смеет угрожать.

Но по закону ты должна при казни

Со мною рядом у костра стоять...»

... Невеселы воскресные парады.

Тревожным утром в солнечной Севилье

Стояла одесную Торквемады

Сусанна в черной кружевной мантилье.

Произнесла легко слова пустые,

И улыбнулась раннему лучу.

Но накануне, может быть, впервые

Она зажгла субботнюю свечу... 


Всё, о чем инквизитор Томмазо Торквемада говорил Сусанне, с точки зрения инквизиции, означало только одно: Диего де Шошан — иудей, крестившийся в католическую веру — тайно продолжал оставаться иудеем. С точки зрения инквизиции, такое поведение означало чудовищную ересь и подлежало суровому наказанию. А тот, кто выдал такого еретика Святому Трибуналу, в награду, действительно, получал десятину — десятую часть имущества обвиняемого.

Но почему Сусанна сочла себя виновной в мучительно смерти «горячо любимого отца Диего» ?


НОЧНАЯ СЕРЕНАДА

Ночью шорохи и вздохи тихо вторят серенадам.

В опустевшем темном доме, в доме рода де Шошана

Анфиладой пышных залов смерть и страсть проходят рядом.

С женихом своим Родриго тайно встретилась Сусанна.

Скоро тени побежали от бойницы к изголовью,

Скоро тени побежали от портала до портала.

И устав от поцелуев, опьяненная любовью,

На возлюбленного глядя, вдруг Сусанна прошептала:

«Мой отец погиб в мученьях, на костре, не в поле бранном.

Дон Диего был богатым, да богатство отобрали.

Но в темнице, перед казнью, он поведал о приданном —