Не успела она прочесть дальше, стопку выхватили у нее из рук.
– Тебе не положено. – Старик сверлил ее взглядом. – Я же сказал, что тебе не положено!
– Но вон же запись, – ответила Джульетта. – Я видела…
И она осеклась, сообразив, что́ сейчас прочитала.
Оливия.
Но там имя ее отца и правильный год. И Паладин-стрит – наверняка обратный адрес на размазанном письме.
Так кто такая Оливия?
Ответ пришел с приступом головокружения.
Это она и есть. Забрав ее отсюда, отец поменял ей имя. Он украл ее у матери? Заплаканное письмо – это отчаянная мольба вернуть ей дитя?
Оливия.
Она крутила имя в голове, надеясь, что оно вот-вот разбухнет, заполнит линии, и изгибы, и все остальное, что составляло ее.
Оливия. Оливия.
Она скользила по его извивам вверх и вниз, и имя стало терять смысл. Она была Джульеттой всю свою жизнь. «Джульетта» – как водяной знак, отпечатанный в ее мыслях и воспоминаниях. Невозможно стереть его и отпечатать новый так же запросто, как переодеться. Когда она найдет дорогу в Округ, ее будут звать Оливией и ей придется отзываться. Иногда она будет забывать, и кто-нибудь станет повторять ее имя снова и снова, а потом она вспомнит, и все засмеются. Скажут, допустим: Можешь быть Джульеттой, если хочешь. Главное, что ты дома. Но в их мыслях она останется Оливией. Их потерянной девочкой, которая теперь нашлась.
Старик смотрел на нее, подозрительно морща лоб. Она выдавила улыбку:
– Пожалуйста, можно мне еще разок посмотреть? Там есть мое имя.
– Если есть, значит есть, – сказал он. – И нечего тут. Не на что смотреть. – Он нахмурился еще гуще. – Это что же, они тебя прислали меня проверить?
– Кто?
– Совет. – Он засунул папку в ящик, оглядываясь через плечо, как будто Джульетта сейчас выхватит у него бумаги. – У меня тут порядок, так им и передай. А если им не нравится, пусть придут и сами посмотрят, что это за работенка.
Он закрыл ящик и со щелчком повернул ключ: надежды нет.
Джульетта проглотила возражения: было ясно, что проку от них не будет.
– Совет, – сказала она вместо этого. – Вы можете передать им сообщение?
Он потряс головой:
– Я забуду. Я стараюсь, но из головы все вылетает. Ничего не помню. Старые воспоминания трудно потерять, а вот новые так цепко уже не держатся.
В его голос прокралась печаль, и, несмотря на досаду, Джульетта огорчилась за этого старичка: память изношена, контора больше ему не принадлежит, цепляется за работу, которой, похоже, больше не существует.
– Ничего страшного, – сказала она. – Спасибо, что уделили время.
Он улыбнулся:
– Время. У меня больше и нет ничего. До тех пор, пока и оно не закончится. В этом и штука, да? Сначала слишком много, а потом раз – и кончилось.
Джульетта не поняла, поэтому лишь улыбнулась ему, выбралась из архива и зашагала через кабинет.
Она была почти у двери, когда он сказал ей вслед:
– Грейс. – Джульетта обернулась – он смотрел на нее. – Грация. Вот что я подумал, когда ее увидел. Она пришла с мужчиной и младенцем. – Он склонил голову набок. – Рыжие волосы, как у тебя, но щеки, пожалуй, порумянее. Тебе хватает солнца? Здесь с этим тяжко. Витамины. Вот в чем секрет. Нужно что-то принимать.
– Вы помните ее имя?
Старик покачал головой:
– Имена ничего не значат. Людям просто надо за что-то держаться.
– Но вы помните, как ее звали? – Джульетта впилась ногтями в ладони.
Раздражение пробежало по лицу старика.
– Я устал. Явилась сюда – ты на часы-то смотрела? Все запросы в письменной форме. Такие правила. У двери бумага. И конверты. Обращайся в письменном виде.
С этим вердиктом он прошел через кабинет и скрылся под аркой.
Джульетта подошла к столу, увидела бумагу, ручку и стопку конвертов. Свое обращение она решила писать как можно более по-деловому. В ее распоряжении имеется письмо из Центрального архивного бюро, подтверждающее, что она родилась в Театральном округе. Ее отец – Стивен Грейс, и она полагает, что ее мать – исполнительница по имени Мадлен, известная как Лунария. Она была бы признательна за любую информацию, какую они смогут предоставить, особенно о ее матери, которая, по всей видимости, предпринимала попытки найти дочь.
Перед тем как поставить подпись, Джульетта поколебалась, но все, что приходило в голову, звучало отчаянно и по-детски.
Скажите мне, что я особенная, что я здесь своя.
Она еще подумала, что указать в контактных данных. Кратко поразмыслив, дописала: «Любой ответ прошу доставить в „Корабельные новости“». Вполне театрально, весьма уместно. В Округе, пожалуй, самое оно. Но вдобавок это казалось обещанием самой себе.
Я вернусь.
Глава 10
Салли ждала ее у входа.
– Как тебе Шоу? – спросила она, выводя Джульетту на набережную под легкой моросью.
– Чудесно. – Джульетта изобразила воодушевление.
– Знакомый тон, – развеселилась Салли. – Под «чудесно», я так понимаю, ты подразумеваешь: «Не в курсе, что это было, но продам всю родню за то, чтобы увидеть это еще раз».
– Примерно. – И Джульетта сменила тему. – Я думала, ты живешь на Окраинах.
– Да, – ответила Салли. – Но отсюда быстрее в обход.
Двое патрульных медленно шли по набережной, подняв воротники под дождем. От мысли про визитку детектива-инспектора Мансфилда Джульетту кольнул стыд, и она отвела глаза, следом за Салли зашагала по узкой улочке, которая заводила все глубже в строительный хаос между внешней стеной Округа и мостом.
Окраины оказались на удивление обветшалыми и подчеркнуто неприветливыми: здания жались друг к другу, тротуарные плиты и булыжники потрескались и кривились. Кое-где торчало что-то похожее на остовы самодельных навесов или крыш – цеплялись за гребень или дымоход, перекрывали разрывы между домами. В основном здесь стояли тесные на вид доходные дома, но попалось и несколько мастерских рядком, с проволочными сетками поверх треснувших окон и c амбарными дверями, стонущими под весом цепей. Несколько лавок вообще не рекламировали товар на запотевших витринах, а паб на перекрестке двух улиц пошире выглядел так, словно его спроектировали с целью отвадить всех, кроме самых решительных и наименее разборчивых клиентов.
– Тут живут артисты? – спросила Джульетта, когда они миновали старую телефонную будку, притулившуюся у выступа стены на краю мощеной площади.
– К сожалению, нет, – ответила Салли. – Если бы можно было встретить любимого актера в местном пабе, тут бы комнаты с руками отрывали. Мы думаем, что они селятся анклавами у границ внутреннего района, но наловчились приходить и уходить незамеченными. И многие считают, что артисты, когда хотят передвигаться свободно, надевают маски.
Джульетта подумала о маске, прямо сейчас лежащей на дне рюкзака, и ее посетил тайный, маленький восторг догадки.
– Иногда случайно сталкиваешься с человеком, похожим на артиста, хотя без грима не сказать наверняка, – но тогда притворяешься, что не замечаешь. Таков уговор.
– Уговор?
– Своего рода негласное соглашение с теми, кто живет на Окраинах. – Салли скорчила гримасу. – Нас тут еле терпят. Я живу здесь уже два года, а дама в угловом магазине по-прежнему смотрит на меня так, словно я пришла украсть у нее кусок солонины. – Она задумчиво наклонила голову. – Правда, бармен в пабе на днях чуть мне не улыбнулся. В итоге передумал, но все-таки прогресс. – Они снова завернули за угол. – Вот мы и пришли. Гловер-стрит.
– И кто тогда живет на Окраинах?
На узкой улочке теснились доходные дома, пронумерованные случайно и без намека на последовательность.
– В основном те, кто так или иначе работает в Округе. В большинстве домов одни и те же семьи живут поколениями. Здесь селятся рабочие сцены, хотя в лицо ты их ни за что не узнаешь. Нам сюда.
Она кивнула на дом посреди короткого ряда таких же, чуть поодаль от прочих, под сенью, видимо, разрушенных останков дома повыше. Джульетта разглядела призрачные очертания комнаты, которой больше не было, – разбитые углы серванта, заколоченная дверь; правда ли здесь был настоящий дом, или и это всего лишь иллюзия?
По узкой лестнице за входной дверью Салли привела Джульетту на кухню, где за растрескавшимся деревянным столом пила чай еще одна девушка.
– Это Анна, – сказала Салли. – Анна, это Джульетта. Юджин подобрал ее после неудачи со Странником, а я предложила ей переночевать у нас, когда выяснилось, что она тут застряла. И она только что посмотрела свое первое Шоу.
– Судя по всему, денек был тот еще. – Анна выдвинула стул. – Садись. Чайник только вскипел.
Салли заварила чай, а потом вместе с Анной принялась расспрашивать, что Джульетта видела в Округе. Обе девушки ловили каждое ее слово, и непривычное внимание согревало Джульетту. Когда речь зашла о ней самой, она вспомнила слова Юджина – что люди в Округе не всегда говорят о себе правду. Зачем же ей оставаться прежней Джульеттой? Однажды она исчезнет в тайном сердце Округа – останутся лишь обрывки роли, которую ей доведется тут сыграть. Так почему бы не приукрасить правду?
Ее семья в Сент-Олбансе, сказала она. Отец учитель, мать портниха. У нее две младшие сестры, семья живет в небольшом доме неподалеку от центра города. Денег немного, но родители усердно трудятся, чтобы дать дочерям все, что можно. Джульетте предложили работу в Лондоне, она приехала поискать жилье. День выдался ужасный, квартиры негодные, поэтому она решила исполнить давнее желание и побывать в Театральном округе.
– Ты ищешь жилье? – спросила Анна и воззрилась на соседку, многозначительно задрав брови.
Салли повернулась к Джульетте:
– Не знаю, где ты хотела поселиться, но у нас тут свободная комната. Если хочешь, можешь снять, хотя бы пока не найдешь что-то другое.
Идея была соблазнительная. Джульетта не знала, когда ее письмо дойдет до местных властей, а ездить сюда каждый день невозможно. Кроме того, даже временно было бы приятно пожить с людьми, которым она вроде бы нравится, с которыми можно сидеть за одним столом, болтать, смеяться и чувствовать, что жизнь не проходит мимо.