Во многих отдельных сюжетах была глубина, даже тьма, но временами мелькало и легкомыслие. Один раз Джульетта застала немолодого артиста с одним из зрителей за кучей коробок. При виде Джульетты оба пригнулись, слабея от хохота, и Джульетта пережила минуту внезапной зависти.
В другой раз она очутилась в реквизиторской комнате, где уже проходила дважды с группой следом за артистом. Теперь комната была пустая, длинная и узкая, вдоль стен свалены коробки и сундуки. В одном конце две широкие рамы смотрели друг на дружку через пятно прожектора на полу. Картины Джульетта смутно отметила и раньше, но не присматривалась – было слишком людно. Сейчас она подошла ближе, и сердце заухало. Ей явились два портрета Лунарии в полный рост – картины маслом в тяжелых рамах, висящие высоко, так что пришлось запрокинуть голову, чтобы разглядеть безмятежное нарисованное лицо Мадлен.
Воображая мать, Джульетта всегда именно так на нее и смотрела – снизу вверх, думая, что нет никого красивее, никого важнее. Повинуясь инстинкту, позаимствованному из своего детства, она коснулась руки Мадлен, прижала пальцы к краске. Острая, болезненная тоска охватила ее – тоска по этой небывало реальной матери. Мадлен ходила по улицам Округа, танцевала в странных пространствах этого театра. После многих часов на этих жестких полах у нее, наверное, ныли ноги. Иногда вечерами она уставала и бесилась, иногда простужалась и мечтала остаться дома в постели. Она была настоящая, и Джульетта была ее частью.
За кругом света комната тонула в темноте. Музыка выступала переливчатым контрапунктом низкому гулу бесконечного саундтрека Шоу, и в ней слышалась отдаленно знакомая нота. Вот каково играть здесь на сцене. Зрители едва видны. Только ты, и музыка, и пыль в столбе света.
В голове сложилась идея, и Джульетта задрожала от ее смелости. Именно такой дерзкий, отважный план и годился для Театрального округа, и он был настолько законченным, настолько безупречным, будто его нашептали местные тайные боги. Ее единственный шанс. Письмо может годами чахнуть в ящике в бюро регистраций. Архивариус может разжечь им огонь или сложить из него стаю птиц-оригами, если придет охота.
Она смотрела на картины, стараясь запечатлеть в памяти каждую деталь, и вдруг ее отвлекло движение в темноте. Она выскочила из круга света и поспешила прочь.
Таймс
25 октября
Репортажи из зала суда
Сэр Генри Ноллис, шериф Лондонского графства, отклонил ходатайство сэра Джона Филдинга по прозванию Слепой Сыщик1, главы столичного магистрата, о выдаче констеблям с Боу-стрит ордера на проведение расследования в пределах Вольницы Южных Святых, в просторечии именуемой Театральным округом. В ходатайстве были упомянуты разнообразные предполагаемые случаи неправомерного поведения финансового и административного свойства, однако их подробности не указаны, и заявитель постулировал свои доводы, ничем их не подкрепив. Глава магистрата утверждал, что положения закона 1697 года против «привилегированных поселений» несовместимы с общепринятым признанием того, что полномочия полиции ограничиваются расследованиями преступлений, совершенных лицами, не проживающими в Округе, или в отношении оных лиц. Это заявление было отклонено на том основании, что указ, известный как Королевский дар, предоставляющий независимый статус Театральному округу, был издан после вступления в силу закона 1697 года, а это означает, что король Яков предполагал тем самым отменить более ранний законодательный акт.
После установления этого обстоятельства сэр Джон обратился к шерифу с суровыми словами, заявив в открытом суде, что «слишком многие из нас служат вовсе не интересам Фемиды», и поклялся продолжать преследование тех, кто повинен в «темных делишках».
Глава 13
Назавтра Джульетта вновь поехала на Оксфорд-стрит, где в конце концов нашла искомое в маленьком бутике.
Дома она развернула платье, надела и отправилась искать большое зеркало. Обнаружила его в комнате Эсме и, увидев себя, пришла в восторг. Платье было не совсем такое, как у Лунарии, – длиннее, чуть ниже колен, на плечах и бюсте больше ткани, – но похоже. Джульетта приподнялась на пальцах, повторяя позу с картин, и прищурилась, чтобы размыть отражение. Представила себя в мерцающем свете прожектора, и сердце забилось быстрее.
Может получиться. Должно.
Джульетта ушла раньше, чем вернулись остальные девушки. В первой же билетной кассе она купила еще один ключ. Сунув его в карман, зашагала в «Дом дверей», в комнату, где крутился фильм про Лунарию. Заучила быстро, но задержалась, рассмотрела все нюансы.
Когда уже не было сил откладывать, она ушла и через весь театр направилась в реквизиторскую – там никого не было. Она знала, что через эту комнату проходят петли нескольких артистов. Наверняка рабочие сцены тоже где-то поблизости.
По голым рукам бежали мурашки, когда она двинулась к картинам, сбросила маску и вступила в дымчатый луч прожектора.
Давайте, подумала она, поднимаясь на пальцах. Я здесь. Придите и найдите меня.
Подняв одну руку, как на картинах, она застыла на миг в этой позе, а затем начала танец, который только что выучила наизусть. Сначала скованно, но мгновение – и все за пределами белого луча поблекло и исчезло. Она чувствовала себя легкомысленной, легконогой, будто бы не вполне настоящей.
На втором фуэте за кругом света мелькнуло размытое пятно. Оно прояснилось фигурой мужчины без маски – он смотрел из дверей, а вокруг теснилась небольшая толпа. Адреналин пронизал Джульетту, и она чуть не потеряла нить танца.
Сосредоточься! – резко окрикнул голос в голове. Ты этого и хотела.
Когда Джульетта снова обернулась, мужчина шагнул вперед, и она узнала темноволосого артиста, которого видела в свой первый раз. Человек-Тень, назвала его Эсме. Джульетта дрогнула и споткнулась, заваливаясь к картинной раме. Человек-Тень ловко удержал ее за плечо. Джульетта, онемев, глядела на него снизу вверх; холод объял ее. Второе «я» не ошибалось – именно этого она и хотела, но теперь не знала, как не упустить момент, как его преобразить.
Человек-Тень вглядывался в нее пристально, странным образом безлично. Спустя долгое мгновение уголок его рта приподнялся в легчайшем намеке на улыбку, и он взял Джульетту за руку, переплел с ней пальцы. Вывел ее из столба света и зашагал к дверям, по пути подхватив с пола ее маску, а зрители расступились, давая им дорогу, потом снова сомкнулись позади них. Джульетта чувствовала тяжесть их неотложного внимания, пока Человек-Тень вел ее через комнату и дальше, к двери, которую отпер ключом. Ладонью легонько втолкнул Джульетту внутрь. Она ввалилась в сумрачный свет крошечной каморки, увешанной выцветшими шторами; на низком столе таяли свечи.
Человек-Тень запер дверь и прислонился к ней спиной; улыбка все еще кривила уголок его губы. Смотрел он так, что Джульетте показалось, будто в каморке не хватает воздуха. Молчание затянулось, а потом он заговорил, тихо, но в этой тесноте гулко:
– Когда-то давным-давно жила-была механическая девочка…
Нити истории обвивали ее, путались – не уследишь. Механические девочки и лунный свет. Похищенные девочки. Забытые девочки. То, что давно утеряно. То, что померкло, но затем вновь воссияло красотой. Когда история подошла к финалу, который совсем не походил на финал, Человек-Тень замолчал, наблюдая за Джульеттой, словно ожидая, что она скажет.
Вот оно. Ее шанс. Но в голове клубился туман недодуманных мыслей, и нужные слова никак не шли наружу.
– Расскажи мне историю, – сказал Человек-Тень. – Что-то настоящее. Что-то твое.
С трепетом облегчения Джульетта решила, что знает, как раскрыть правду:
– Когда-то давным-давно… – Голос был тонкий, дрожащий, но история набирала обороты, и слова бежали наперегонки.
Когда-то давным-давно жила-была девочка, и у нее был отец. Своей матери она не знала. У нее была мачеха. И единокровные сестры. Потом ее отец умер, и она нашла спрятанные вещи, и они привели ее в Театральный округ, где она родилась, и там она увидела портрет своей матери и… Джульетта замялась. Она столько всего узнала – и все же еще не знала. Как будто что-то сломано и затем собрано, детали не вполне сходятся, фрагменты утрачены. Она медленно втянула воздух. И она была Лунария. Ее мать была Лунария.
Джульетта замолчала, глядя на Человека-Тень в немой надежде. В его взгляде был напор, от которого каменели плечи, но потом вновь вернулась эта кривоватая усмешка. Он наклонился и поцеловал ее в щеку, теплыми губами коснулся похолодевшей кожи.
– Это хорошая история, – сказал он.
Надел на Джульетту маску и завязал ловкими пальцами. Расправил ленты, кончиками пальцев пригладил перья вокруг глаз, отвернулся и отпер дверь. Джульетта переступила порог; руки дрожали. Однажды она вспомнит этот миг – миг, когда все началось.
Тихий клик закрывающейся двери не имел ни малейшего смысла. А потом сердце Джульетты забилось о ребра, и она, развернувшись, уцепилась за ручку.
Дверь была заперта.
Пузырь ошеломления надулся и лопнул, сотрясая все тело дрожью. Человек-Тень отослал ее обратно в театр, как будто она обыкновенная посетительница. Решил, что она ему просто подыграла?
Джульетта держалась изо всех сил. Может, он пошел кого-то искать, рассказать им про нее. Или, может, это испытание. Растянутая на дыбе между надеждой и отчаянием, она ждала, но дверь не отворялась. Когда перед глазами все поплыло, она отступила. И зачем она наболтала эту невнятную историю? Он, наверное, ни слова не понял.
А потом явилась другая, темная мысль, и дыхание в груди содрогнулось. Возможно, он как раз понял. Возможно, все они знали, что она здесь, и вместе смеялись над ее отчаянием. По пути из театра обида и жалость к себе прокрались в душу. Она уедет и больше никогда не вернется. Последователи нет-нет и вспомнят о ней, а Ч