еловек-Тень ощутит тень стыда всякий раз при виде рыжей девушки в толпе.
Да вот только ничего подобного он не ощутит. Потому что он смотрел на нее в упор – и ее было мало.
Ее всегда мало.
Глава 14
Джульетта бродила на краю сна до рассвета, пока не провалилась в дебри беспокойных грез, которых наутро не помнила.
Она чувствовала себя пустой и безжизненной, однако ночь притупила эмоции, сплющила боль и разочарование, и они стали меньше, терпимее. Это не конец. Она просто ошиблась. Этот момент прошел и больше не повторится, но есть другая возможность, которую она еще не исследовала.
Джульетта влила в себя чашку чая и пошла одеваться. Кое-какие вещи в верхнем ящике выглядели так, словно их перекладывали, и она, хотя и знала, что это, вероятно, просто паранойя, перепрятала под матрас и бумаги, и фотографию, и визитку детектива-инспектора Мансфилда. Ключ и ожерелье сунула в карман к маске. После чего вышла, собираясь срезать дорогу до центра Округа.
Не поймешь, где заканчиваются Окраины и начинается собственно Округ, но, несколько раз свернув не туда, Джульетта оказалась под низким краем купола. Здесь крышу сляпали кое-как из всякого барахла – балки и грубо обтесанные доски подперли укосинами покрепче. Улицы были запутаннее, чем она ожидала; тут и там проходы и двери выглядели многообещающе, но никуда не вели.
Через некоторое время Джульетта оказалась на улице, где все окна и двери на одной стороне были заложены кирпичом. Чуть дальше она нашла проход, полускрытый за опрокинутой грудой ящиков. Внутри обнаружился лестничный марш, такой узкий, что широкоплечему человеку пришлось бы подниматься боком. Стены давили, когда Джульетта взбиралась по лестнице, и она облегченно втянула воздух, выйдя на галерею, облицованную зеркалами.
Судя по количеству пыли, сюда давно никто не заходил. Пол растрескался и местами лопнул; осторожно ступая, Джульетта чувствовала, как прогибаются доски. Рядом, прыгая из зеркала в зеркало, мерцало ее отражение. На миг оно вспыхнуло в бывшем церковном витраже, а потом, словно в кинеографе, проскакало, запинаясь, чередой зеркальных плиток ар-деко и нырнуло в круговой орнамент латунных листьев, где в потускневших складках таились косоглазые херувимы.
В середине галереи смотрели друг на друга два полноразмерных зеркала, создавая колоду карт из Джульетт, бесконечно уходящих вдаль по дуге. Сердце екнуло: против всякой вероятности она предчувствовала, что вот-вот одна из них выйдет из строя и ей улыбнется. Крен этой воображаемой улыбки привел на ум темного полублизнеца.
Оливия? – подумала она.
Ответа не последовало, но где-то в тенях на краю сознания изгиб улыбки как будто завился туже.
Она отвела взгляд, половица сдвинулась, и Джульетта ухватилась за раму зеркала. Оно качнулось, ссыпая отражения в крученую рябь, от которой закружилась голова. Джульетта закрыла глаза, а открыв, решительно устремила взгляд перед собой.
Лестничный марш в конце галереи вел вниз, на мощеную улицу, больше похожую на Окраины. Слева высокий брандмауэр, кладка тут и там пробита тяжелыми балками, хотя совершенно непонятно, что они могли бы поддерживать. Через дорогу крыша Округа прорезала верхние этажи домов насквозь, оставляя на виду лишь подоконники старых окон. Есть ли там комнаты? И как попадают туда жильцы – согнувшись в три погибели?
Шагая по улице, она слышала музыку где-то вдали и вроде бы неясный бубнеж голосов. Эти звуки время от времени перебивались другими, ближе – шарканье, стук двери, плеск воды. Один раз Джульетта услышала детские голоса – то ли стих читают, то ли песню поют; не успела она понять, откуда они доносятся, голоса смолкли.
От одиночества внутри ныло. Все это звуки той жизни, которую у нее отняли, оставив ее топтаться на обочине.
Улица уткнулась в запертую железную калитку. Переулок сбоку вел к короткой лестнице и двери в подвал, тоже запертой. Вернувшись к калитке, Джульетта еще раз бесцельно надавила на ручку. Дверь чуть сдвинулась, затем ригель стукнулся об ответную планку. По наитию Джульетта достала отцовский ключ на бархатной ленте. Когда он вошел в скважину без заминки, она почувствовала легкий трепет восторга. Она знала, что ключ едва ли повернется, но «а вдруг?» было слишком соблазнительно.
Ключ повернулся со щелчком, и Джульетта в шоке отдернула руку. Вытаращилась на калитку, не веря себе. Сколько шансов, что из всех дверей и замков в Округе она наткнулась на те, к которым подошел ее ключ? Она глянула через плечо, отчасти ожидая, что за ней наблюдают, ждут, когда она сообразит, что это просто сцена, очередная ловкость рук в этом царстве иллюзий и трюков.
Но никого не было, и Джульетта толкнула дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, на крошечную площадь. Затем все еще дрожащими руками закрыла и заперла калитку за собой.
Она зашагала дальше; холодок бежал между лопатками, и она заметила, что старается ступать как можно бесшумнее. Звуки жизни приблизились, и она впервые задумалась, что будет делать, если правда кого-нибудь встретит.
Этот переулок тоже уперся в калитку. Все еще сжимая ключ в руке, Джульетта ощутила внезапный подъем от возможности невозможного. Вставляя ключ в замок, она знала, что надежда слишком смелая, а когда он повернулся, на сей раз со ржавым скрежетом, не поверила глазам. Голова шла кругом; Джульетта рукой оперлась на стену.
Какова вероятность. Столько дверей.
И тут она сообразила. Через эти двери ходили артисты, рабочие сцены. Им пришлось бы таскать с собой здоровенные связки ключей. Здоровенные связки – или один-единственный ключ, отпирающий любую дверь.
Джульетта толкнула калитку – на сей раз руки дрожали от эйфории. За такой уровень доступа любой посетитель отдал бы правую руку. Она скорее позаимствовала его, чем получила в дар, но скоро все изменится и ключ станет напоминанием о том, как она получила принадлежащее ей по праву рождения.
Спустя несколько шагов она услышала позади голоса. В приступе виноватой паники она нырнула под арку и прижалась к стене. Голоса приблизились, приглушенные и прерываемые придушенным смехом. К ужасу Джульетты, они остановились прямо возле арки, так близко, что ей был виден уголок рукава, как будто его владелец привалился к стене.
Снова смех, низкий и задыхающийся, а потом перерыв – Джульетта почти не сомневалась, что на поцелуй. В переходе позади нее было темно, пол слишком неровный, и она опасалась, что споткнется, если попытается ускользнуть. Голос в голове, резкий и нетерпеливый, требовал раскрыть себя, а не прятаться. Но один этот шаг походил на падение, и от мысли о нем сердце тяжело колотилось.
– Нам пора назад. – Голос был юный и женский.
– Пока нет, – возразил мужской голос ее спутника и прошептал девушке что-то еще, а она в ответ опять рассмеялась. – Что, не веришь? – сказал он. – Может, мы станем следующей великой сюжетной линией.
– С этим придется обождать, – сухо сказала девушка. – По-моему, эта вакансия уже занята.
Что бы ни ответил мальчик, Джульетта не расслышала, а все дальнейшее смазал еще один поцелуй. Джульетта посмотрела в переход. Теперь она раскрыть себя не могла – она уже слишком долго подслушивала. Глаза привыкли к слабому свету, и она разглядела какие-то ступени. Рискнула сделать шаг, и еще один, и еще. Она ступала как можно тише, но, когда достигла лестницы, девочка сказала:
– Что это было?
Джульетта замерла.
– Что было? – спросил мальчик.
– Я что-то слышала.
Джульетта не стала ждать и на цыпочках пошла по лестнице, которая обвивала сама себя, а потом выводила на тропинку между двумя высокими стенами. Когда Джульетта двинулась туда, опять всплеснул смех, на этот раз сверху. Что-то мелькнуло над головой – чья-то фигура перескочила через зазор и исчезла.
С колотящимся сердцем Джульетта пошла дальше. Тропинка резко свернула на высокий карниз. В нескольких ярдах дальше, поверх мощеной улицы и на другой карниз, от железного кольца в стене тянулась проволока.
Джульетта задрожала от догадки. Осторожно шагая вдоль карниза, она добралась до проволоки, поглядела вдоль нее. Невероятно тонкий мостик, но она помнила, как маленькая девочка улыбалась на картинке, словно идея падения для нее – всего лишь сказка.
Чуть согнув колено, Джульетта одной ногой коснулась проволоки. Пульс будто резонировал во всем теле, стучал в кончиках пальцев, эхом отдавался в голове и нес с собой мощную, почти физическую потребность раскинуть руки и встать на проволоку. Почти как будто летишь, под ступнями лишь призрачное касание. И где-то там, без помех и замешательства ты, быть может, вспомнишь все, что похоронила глубоко внутри.
Джульетта надавила на проволоку посильнее, но ничего не почувствовала. Туфли не те – жесткие и негибкие. Попятившись, она сбросила их и снова шагнула вперед, уцепилась пальцами за край. В голове трещали статические помехи, а позади них роились всевозможные мысли. Тело напряглось, как будто растянулось, словно кто-то пытался вырвать его из-под ее контроля.
Когда-то в школе у них был спецкурс – цирковой артист учил их жонглировать, ходить на ходулях и качаться на низкой трапеции. И канат тоже был – веревка, натянутая между двумя металлическими стойками. Джульетта еще удивлялась, почему другие девушки не могли на нем балансировать. Просто шагаешь, сначала одна нога, потом другая. Теперь она поняла, почему ей было так легко. Тело помнило, даже если сама она забыла.
Я Девочка в Серебряных Туфлях, подумала она. И я здесь своя.
Когда она раскинула руки, мир надвинулся, как будто резко вдохнул. Глядя на дальний конец проволоки, она вытянула ногу и нащупала проволоку. Когда она перенесла туда же вес тела, Оливия что-то сказала, но Джульетта не разобрала слов. Статический треск уступил место какому-то пронзительному пению. Проволока под ногами была туга, руки инстинктивно раскинулись крыльями. Между двумя сокращениями сердца Джульетта почувствовала, как мир вокруг со щелчком встал на место.